Боевой гимн - Форстчен Уильям Р. - Страница 8

• Предыдущая
• 8/81
• Следующая

— Договорились.

К горлу Ганса подступила тошнота. Все-таки они его сломали.

— И еще одно, — произнес его мучитель. — Время от времени мы с тобой будем говорить, человек. В тебе есть что-то, что мне нравится.

— Не могу сказать того же про тебя.

— Это не имеет значения. Ты сделал правильный выбор. Мне не хотелось убивать тебя.

— Этой ночью вместо меня умрут другие.

— Пусть тебя это не волнует. В ночь праздника по-габнут пятьдесят тысяч. Ими могли быть ты и твои друзья; теперь это будет кто-то другой. Ты увидишь завтрашний день, и твоя женщина тоже. — Гаарк помолчал секунду. — И еще один твой старый друг.

«Другие умрут вместо меня», — эта мысль не выходила у Ганса из головы.

— В этом мире нет места жалости, — резко произнес Гаарк. — Ты выбрал жизнь, только дурак поступил бы иначе. Иди обними свою женщину и радуйся, что ей не придется этой ночью кричать в агонии.

Кар-карт развернул коня и, словно вспомнив о чем-то, вновь протянул своему спутнику плитку табака.

— Ты знаешь обратную дорогу. Поезжай. Мы еще

поговорим. Завтра тебя отведут на то место, где будет

построен новый завод. Строить его будешь ты со сво-

ими людьми, и работать на заводе тоже будете вы. Сде-

лайте это, и останетесь в живых. Обмани меня, и…-

Гаарк кивнул в сторону лагеря, началось пир-

шество.

Негромко рассмеявшись, кар-карт исчез в сгустив-

шихся сумерках, за ним последовала дюжина стражей,

которые во время беседы находились на почтительном

расстоянии от них.

Ганс испытывал сильное искушение бросить подаренный табак на землю, но вместо этого сунул плитку себе в карман. Не поднимая головы, он развернул свою лошадь. Из его глаз текли слезы унижения и гнева.

— Ганс?

Старый сержант удивленно поднял глаза от земли.

— Бог мой, Григорий!

От стены его юрты отделился худой, изможденного вида молодой человек, одетый в мешковатую белую рубаху и форменные брюки русского пехотинца. Он не-уверенно приблизился к Гансу.

— Сэр, неужели это и вправду вы?

Ганс соскользнул с лошади и бросился к парню, который был некогда начальником штаба его 3-го корпуса, но наибольшую известность снискал как неподражаемый исполнитель ролей в шекспировских пьесах. Григорий знал наизусть чуть ли не весь сборник произведений Шекспира, чудом попавший сюда из другого мира.

Юноша вытянулся по стройке «смирно» и явно намеревался отсалютовать Гансу, но тот схватил Григория за руку и крепко сжал ее.

— Сынок, как ты сюда попал? Григорий печально покачал головой.

— Меня схватили примерно полгода назад. Мы рассылали патрули на юг и на восток, пытаясь разведать, что случилось с мерками и где болтаются эти ублюдки. Мое подразделение попало в засаду, — в голосе Григория звучала горечь. — Нас стерли в порошок. Жаль, что меня не убили. После боя я очнулся уже в плену. Со мной было сто человек. Всех их…

— Тебе нечего стыдиться, сынок,- перебил его Ганс.- Со мной было то же самое.

— Они отвели меня к этому Гаарку, Спасителю, или кем он там себя считает. Он хорошо обращался со мной, сэр, и только хотел научиться нашему языку. Он сказал мне сегодня утром, что я смогу увидеть вас, но я не верил в это, пока они не привели меня сюда пару минут назад.

— Может, это звучит и странно,- взволнованно произнес Ганс, — но я почти рад видеть тебя здесь.

Григорий выдавил из себя улыбку.

— Здесь есть еще пара ребят с Руси. Алексей Давыдович, из моего подразделения, он раньше был инженером. Они его тоже взяли в плен. И еще я видел Хинсена. Я никогда раньше не встречал его, но догадался, что это может быть только он. Он тут на привилегированном положении, у него своя юрта, лошадь, даже женщины. Эх, вот бы добраться до него, тогда и умереть не жалко!

— Пока не думай об этом, — предостерег его Ганс. — Он свое еще получит. А для нас сейчас главное — выжить.

— Что они собираются с нами сделать?

— Рано или поздно они нас убьют, — тихо сказал Ганс, глядя на юрту и думая о той, которая находилась внутри нее. — Но пока что мы живы. Главное, выжить и найти путь к спасению. Надо вернуться и предупредить Эндрю, даже если у нас уйдут годы на подготовку к побегу.

Девятый год Республики

— Ганс!

Полковник Эндрю Лоуренс Кин резко выпрямился в койке, разметав мокрые от пота простыни.

Эндрю, что с тобой?

Слова застряли у него в горле. Образ казался таким живым.

— Эндрю?

— Не беспокойся, Пэт.

Эндрю свесил ноги с койки и встал на пол, стараясь не потерять равновесия, так как именно в этом месте дорога делала крутой вираж и поезд сильно накренился.

— Тебе приснился Ганс, да?

Пэт О'Дональд, командующий 1-й армией Республики, отбросил одеяло и сел напротив Эндрю. Кин кивнул.

— Я так и думал, — хмыкнул ирландец. — Мне тоже частенько снится этот старый хрыч.

Пэт вздохнул и тоже поднялся с койки.

— Надо бы промочить глотку, — заметил он. — Отлично успокаивает нервы.

— Ты читаешь мои мысли, — улыбнулся Эндрю.

Поезд продолжало трясти. Эндрю, пошатываясь, добрался до конца вагона и выглянул в тамбур. По счастью, там никого не было. Его штаб сладко спал в следующем вагоне. Эндрю присел на скамью с жесткой спинкой, а подошедший Пэт открыл дверцу печи и подбросил в нее полную лопату угля. Эндрю задрожал от холода, и артиллерист вернулся в их купе, но секунду спустя снова вынырнул оттуда, держа в руках синий плащ Эндрю.

Кивком поблагодарив друга, Кин плотно закутался в теплую ткань и пожалел, что на нем нет его мундира. Однако с ним было бы слишком много возни. Он долго не мог привыкнуть, имея только одну руку, справляться с таким нехитрым делом, как надевание мундира. Дома полковнику всегда помогала одеваться Кэтлин, и этот ритуал даже начал ему нравиться, но Эндрю ужасно не хотелось приставать с такими пустяками к Пэту или кому-нибудь еще, особенно среди ночи. Пэт протянул ему очки, которые Эндрю сам раскрыл и надел. Он терпеть не мог быть практически незрячим, даже сидя в темном тамбуре.

Пэт опустился на скамью рядом с ним и вытащил из внутреннего кармана фляжку с водкой. Выдернув пробку, он торжественно протянул сосуд Эндрю.

— За Ганса, светлая ему память.

— За Ганса, — прошептал Эндрю и, поднеся фляжку к губам, сделал долгий глоток, скривившись, когда ядреное зелье опалило ему горло. Он вернул водку Пэту, который, казалось, бормотал про себя слова молитвы. Быстро перекрестившись, старый артиллерист взял фляжку и надолго приложился к ней.

— Если доктор Вайс проснется и застукает тебя пьющим на пустой желудок, он такого фитиля нам обоим вставргг,- предупредил Пэта Эндрю.

— А я уже проснулся, — раздался голос у него за спиной.

Широко зевая, в тамбур вышел Эмил Вайс, главный врач Армии Республики. На нем были ночная рубашка и колпак. Подойдя к печке, он поднял крышку стоявшего на ней кофейника и с наслаждением вдохнул запах свежего кофе, затем налил себе чашечку дымящегося напитка и присел рядом с двумя нapyшитeлями режима. Попробовав свой кофе, Эмил, не говоря ни слова, щедро плеснул в чашку из фляжки Пэта и сделал еще один глоток.

— Совсем как в старые добрые времена, — удовлетворенно прогудел Эмил. — Даже не верится, что после нашей последней кампании прошло уже четыре с лишним года.

— Мы вспоминали Ганса, — тихо сообщил ему Эндрю.

— И что?

Кин вздохнул и бросил взгляд в окно на освещенную серебристым светом двух лун бескрайнюю степь. После разгрома 3-го корпуса в битве на Потомаке он не сомневался, что Ганс погиб. Но недавно до него дошли волнующие слухи. Один карфагенский купец клялся, что видел его, а несколько бывших рабов, убежавших из орды, рассказывали, что в плену у мерков находится некий янки. Было хорошо известно, что изменник Хин-сен переметнулся на службу к бантагам, и Эндрю всегда считал, что этим янки является именно он. Однако последний человек, которому удалось бежать из бантагского плена и добраться до границ Республики, утверждал, что янки откликается на имя «Гхандз». Учитывая, что в языке орды преобладали гортанные согласные, это вполне могло оказаться искаженным вариантом имени его наставника.

• Предыдущая
• 8/81
• Следующая