Три коротких слова - Родс-Кортер Эшли - Страница 10
- Предыдущая
- 10/57
- Следующая
Я молила, чтобы Поттсы застали меня за просмотром этих ужасов. Тогда мне бы не пришлось досматривать фильм до конца. Но они давно уснули. Самое ужасное было в конце: надзирательница устроила банкет и, накинув петлю на шею одной из заключенных, приказала ей стоять на глыбе льда. К концу банкета лед растаял, и петля затянулась на шее у несчастной жертвы.
Жуткие образы преследовали меня годами и поныне всплывают всякий раз, как я вспоминаю о своем пребывании у Поттсов. Гораздо позже я узнала, как назывался тот фильм: «Ильза – волчица СС», а также еще кое-что: мистера Поттса обвинили в педофилии.
Через две недели после этого мерзкого кино я пошла в первый класс. Здание начальной школы Волден-Лейк показалось мне самым красивым из всех, что я видела: во дворе даже работал фонтан. Я подружилась с мальчиком по имени Фернандо, чуть старше меня. Он жил по соседству и был моим единственным другом. Фернандо пообещал, что никому не даст меня в обиду, а потом показал нож, спрятанный в недрах рюкзака, и я испугалась, что нам обоим попадет. Однако когда в октябре я успела подружиться с одноклассницами, меня – безо всякого предупреждения – перевели от Поттсов к Хагенам. И хоть я уже встречалась с миссис Хаген, дочерью мистера и миссис Поттс, я все равно умоляла не забирать меня, не желая расставаться с новыми школьными друзьями.
– Зато у тебя будет компания, – настаивала миссис Поттс.
– А к Люку поехать нельзя?
– У них и для своих-то мест не хватает.
Спрашивать о маме или об Адели было без толку. Я обхватила миссис Поттс руками и умоляюще заглянула ей в глаза.
– Можно мне остаться? Ну, пожалуйста!
– Решение принято не мной, – злобно прошипела она.
Почему меня снова перевели в другую приемную семью, я узнаю лишь через десять лет.
Следующим был дом Ирмы и Клиффорда Хагенов. По моим подсчетам, миссис Хаген стала моей восьмой «мамочкой» за три с половиной года. Чтобы не падать духом, я представляла, что меня – будто Золушку, Спящую Красавицу, Белоснежку и, разумеется, Алису – ждет иная, счастливая участь. Нужно лишь примерить туфельку, дождаться принца, чей поцелуй пробудит меня ото сна, вернуть себе наследство, принадлежащее мне по праву, или другим волшебным способом вырваться из системы опеки и зажить своей жизнью. Я придумала стишок, который повторяла, чтобы не расплакаться: «Бим-бом! Бим-бом! Сквозь волшебное стекло попадаю в новый дом!» Мне всегда верилось, что за новым горизонтом меня ждет мама и моим скитаниям наконец-то придет конец.
Хагены едва ли не с порога потребовали, чтобы я называла их «мама» и «папа». Я упиралась, как могла. Адель приучила меня обращаться к взрослым «сэр» и «мэм», и я произносила «мэм» нараспев, так что получалось похоже на «мам». Миссис Хаген осталась довольна. Когда они с мужем отчитывали меня, то принимали мой взгляд в пустоту за раскаяние и, должно быть, чувствовали себя великими воспитателями. Я притворялась, будто внимаю каждому их слову, затем обещала, что больше не буду, и наказание отменялось. К тому времени я уже поняла, что с приемными родителями лучше не портить отношений, иначе последствия будут преследовать тебя, как запах от приставших к обуви собачьих какашек.
Дом Хагенов оказался совершенно роскошным: четыре спальни, два санузла и просторная светлая гостиная. На заднем дворе был бассейн – не какая-нибудь надувная дешевка, а самый настоящий бассейн, а за ним площадка для игры в баскетбол с натяжной теннисной сеткой. Хотя в доме жило девять человек, тесноты не ощущалось. Одну спальню занимала родная дочь Хагенов, в двух других спали пять приемных девочек в возрасте от десяти до четырнадцати. Я развернула спальный мешок с ангелочками, усадила на полку Кэти и Лили, спрятала вьетнамки в шкафчик и улеглась на свою новую кровать. У постельного белья оказался не такой свежий запах, как у простыней миссис Поттс, высушенных под палящим солнцем.
В компании с другими девочками было и вправду неплохо. Мы красили ногти лаком, делали друг другу прически, наряжались принцессами – все эти девчачьи штучки пришлись мне по душе. Я выдумала себе принца и назвала его Джонатан Родригес. Он был похож на повзрослевшего Фернандо и носил голубую военную форму, отделанную золотым галуном. В один прекрасный день принц примчится на белом коне, и мы поскачем в его королевство, где всегда безоблачное небо.
Начальная школа в Сеффнере была забита битком. Мою учительницу звали мисс Порт: забавное совпадение, поскольку ее классная комната размещалась в передвижном – «портативном» – домике.
В первый день учебы миссис Хаген высадила меня из машины со словами:
– Запомни, где твой класс: теперь тебя не будут водить за ручку.
– Запомню, – бодрясь, ответила я.
Стоило мне отвернуться, как миссис Хаген и след простыл. Вокруг родители обнимали на прощанье своих детей, а я стояла совсем одна. Отчаянно грызя ноготь большого пальца, я сделала первый шаг по железной лестнице, затем другой, третий…
– Ты, наверное, Эшли Родс, – заулыбалась мисс Порт. Она попросила нас сделать из бумаги таблички и написать на них наши имена. – Рисуйте так, как вам нравится.
Я написала свое имя крупными округлыми буквами. Затем каждый вставал, показывал классу рисунок и называл свое имя. Когда настала моя очередь показывать, что у меня вышло, мне громко зааплодировали.
В школе было интересно, но я отчаянно завидовала детям, которых родители приводили в класс за ручку и встречали после уроков. Я ездила в школу на велосипеде вместе со старшими приемными девочками. По утрам на Кингсвей-роуд меня то и дело обгоняли машины, и подниматься в гору, изо всех сил крутя педали, было жутковато, зато катиться вниз – одно удовольствие.
В день, когда в школе делали групповые фотографии, я надела самое нарядное платье с юбкой на жестком каркасе. Взобравшись на велосипед, я подобрала жесткий каркас под себя, чтобы подол не запачкался о велосипедную цепь, однако юбка задралась вверх, полностью загородив мне обзор, да еще вдобавок выставив на всеобщее обозрение мое нижнее белье. Тогда я прижала каркас к раме, но юбка задралась сзади, явив еще более печальное зрелище. В отчаянии я пошла пешком, ведя велосипед рядом. Мало того, что я опоздала: подол платья оказался весь заляпан грязью.
Когда я понуро зашла в класс, мисс Порт, взглянув на мое заплаканное лицо, не стала мне выговаривать за опоздание, а просто спросила:
– Что случилось, Эшли?
– Велосипед…
– Ты ушиблась? – спросила она, решив, что я упала.
– Нет, но платье все в грязи! – И я в голос зарыдала.
– Солнышко, на фотографии юбку не будет видно, а пятна отстираются, – утешила меня мисс Порт и отправила умываться.
Через полтора месяца после переезда к Хагенам мне исполнилось семь лет; не припоминаю ни праздника, ни даже поздравлений по этому поводу. А вот Рождество в приемных семьях праздновали с размахом. Ассоциации приемных родителей заваливали нас подарками. Адель обещала прислать мне детскую игрушечную духовку – «Чудо-печку», но с апреля я даже писем от нее не получала. У Хагенов тоже была традиция открывать в Сочельник только один подарок. Но одна из девочек попросила развернуть еще один. Миссис Хаген поддалась на уговоры. Затем кто-то проканючил: «Ну только еще один», и внезапно для самих себя мы развернули все подарки. Тем вечером я легла в постель с чувством, что праздник безнадежно испорчен. В Санта-Клауса я уже не верила, и с последним открытым подарком Рождество для меня закончилось. Однако наутро под елкой нас ждали новые подарки – по одному для каждого! Хотя в шуршащей обертке оказались всего лишь пазлы, рождественское утро казалось совершенно немыслимым без подарка, пусть даже не от близких людей. С тех самых пор, как меня увезли из Южной Каролины, я чувствовала себя никому не нужной.
В конце января к Хагенам заехал Клейтон Хупер, мой новый куратор. Он постоял надо мной, пока я раскрашивала «валентинки», а затем отправился в другой конец комнаты шушукаться с миссис Хаген.
- Предыдущая
- 10/57
- Следующая
