Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель - Страница 46

• Предыдущая
• 46/121
• Следующая

— Спите под открытым небом? — спросила Грейнджер.

— А что, так заметно?

Глаза ее прищурились, словно она подвергла его беглому осмотру.

— Одни люди загорают. Другие просто сгорают.

— Я не чувствую, что обгорел.

— Давно смотрелись в зеркало?

— Забыл прихватить с собой.

Она кивнула: ну да, мол, как же иначе-то.

— Я вам сейчас дам крем. Чуточку поздновато для первого применения, я думаю, да ладно…

Она поглядела на Любителя Иисуса-Один и другого оазианца:

— Кстати говоря, я еще не закончила передачу лекарств… Э-э… с кем я должна иметь дело насчет этого? Кому из вас я должна сообщить информацию?

— Я понимаю больше, чем другой зде?ь, — сказал Любитель Иисуса-Один. — Объясни мне про лекар??ва на сегодня. — Потом он обратился к соплеменнику: — ??????????, ???? ????????.

Второй оазианец шагнул ближе и открыл крышку коробки под таким углом, чтобы Грейнджер и Любитель Иисуса-Один видели содержимое. Питер держался поодаль, но заглянул в коробку и увидел множество пластиковых флаконов и маленькие картонные упаковки; только немногие были в ярких коммерческих обложках, большинство различалось только печатными аптечными этикетками.

— О’кей, — сказала Грейнджер, по очереди указывая на каждую группу лекарств. — Это у нас аспирин и ацетаминофен, как обычно. Здесь у нас аналоги.

— Имя, о? которого в?е другое имя прои?ходя?, — сказал Любитель Иисуса-Один.

— Верно, — сказала Грейнджер. — Еще вот тут десять упаковок патентованного ацетаминофена — тайленола. А вот эти голубые и желтые упаковки — леденцы, они как конфеты, но у них в составе декстрометорфан и фенилэфрин — противокашлевое и от заложенного носа. В смысле, я не знаю, есть ли у вас… гм…

Она откашлялась. Было непонятно, то ли она изображала кашель нарочно для оазианцев, то ли действительно у нее запершило в горле.

— А вот это — диклофенак. Тоже анальгетик и противовоспалительное, хорошо при артрите — мышечных и суставных болях. — Она покачала локтем и покрутила плечом, имитируя дискомфорт при артрите. — Еще применяется при мигренях и… э-э… менструальных болях.

Голос Грейнджер уныло поник. Она, несомненно, мало верила в то, что ее слова имеют хоть какой-то смысл для тех, кому они предназначены. Она говорила все быстрее и все менее определенно, почти бормотала. Питер уже бывал свидетелем подобного поведения, когда неопытные или неумелые проповедники, пытавшиеся завоевать враждебную аудиторию, начинали чувствовать, что вот-вот проиграют баталию. Невнятные приглашения как-нибудь заглянуть в церковь, сказанные скорее для отвода глаз всевидящего Бога, нежели в надежде, что хоть кто-то действительно придет.

— Еще кремы с кортизолом, ваши любимые, в голубых и белых тюбиках, — продолжила Грейнджер, — и группа антибиотиков. Гентамицин, неомицин, флуклоксациллин. Все широкого спектра, я вам объясняла в прошлый раз. Зависит от индивидуальной реакции. Если бы вы… э-э… если бы вы дали мне отзывы, по своему опыту использования определенных антибиотиков, мы могли бы посоветовать вам более предметно.

— Ан?ибио?ик приве???вуе??я, — сказал Любитель Иисуса-Один, — но болеу?оляющие нужны больше. Е??ь ли другой а?пирин и параце?амол, в другом цве?е и имени?

— Нет, я уже сказала вам, это все. Но не забудьте, есть еще диклофенак. Он очень эффективен и хорошо переносится большинством… э-э… пациентов. Могут быть некоторые гастроэнтерологические побочные эффекты, как и у других анальгетиков.

Она небрежно потерла живот. Питер понял, что она сильно расстроена, но не желудочно-кишечные проблемы тому виной.

— И еще, — продолжила Грейнджер, — у нас есть нечто совершенно другое, не имеющее отношение к боли. Вы этого еще не видели. Не знаю, поможет ли оно вам. Я имею в виду не лично вас, а… э-э… вообще всех здесь.

— Название?

— Название на упаковке — глюкорапид. Это фирменное название. В составе инсулин. Это против диабета. Вам что-нибудь известно про диабет? Это когда организм не может сам регулировать уровень глюкозы в крови.

Оазианцы ни словом, ни жестом не отреагировали на ее вопрос, но лица были повернуты к ней и неподвижны.

— Глюкоза — это как… ну, сахар, — сказала Грейнджер, запинаясь.

Она с силой прижала пальцы к запотевшему лбу, словно ей самой не мешало бы принять пару болеутоляющих пилюль.

— Простите, это, наверное не имеет никакого смысла, но инсулин резервный, так что…

— Мы благодарны! — сказал Любитель Иисуса-Один. — Мы благодарны. — И он прекратил мучения Грейнджер, дав соплеменнику знак, чтобы тот закрыл коробку.

Все последующее произошло в мгновение ока. Оазианец в серой рясе и Любитель Иисуса-Один перенесли коробку с лекарствами в дом со звездой. Через несколько минут они возвратились, каждый нес округлый куль, бережно прижимая его к груди, словно ребенка. Они спрятали кули в багажник машины и вернулись за новыми. После нескольких таких походов другие оазианцы — Питеру они были незнакомы — стали им помогать. Помимо кулей, в которых содержался белоцвет в сушеном и дробленом виде, были еще широкие пластиковые тубы с затейливыми смесями, предназначение которых, после того как повара СШИК добавят туда воды, — стать супами, паштетами, десертами и один бог знает чем еще. Тубы и мешки меньшего размера содержали приправы и специи. Каждый куль, мешок или туба были обозначены этикетками, нацарапанными маркером корявыми печатными буквами. Трудно было определить, кем они были нацарапаны — персоналом СШИК или затянутой в перчатку оазианской рукой.

Питер по просьбе Грейнджер сел к ней в машину. Она пожаловалась, что ее одолела влажность, но по лицу ее Питер видел: она не рассчитывает на то, что он ей поверит; передача медикаментов обессилила ее и психологически, и физически. Кондиционированная кабина, отделенная от забитого продуктами грузового отсека, была для нее убежищем, где она могла восстановить силы. Она не смотрела на снующие за окнами фигуры в рясах. Каждые несколько минут рессоры вздрагивали под грузом нового мешка, куля или тубы, загруженных в багажник. По всей видимости, долгий опыт общения с оазианцами свидетельствовал о том, что оазианцы на все сто процентов честно выполняют свою часть обмена. А может, Грейнджер и должна была проверять, но не могла себя заставить сделать это.

— Вы рискуете получить рак, если не будете беречься, — заметила она, откручивая крышечку тюбика с мазью от ожогов.

— Я хорошо себя чувствую, — запротестовал он, когда она стала намазывать средним пальцем что-то липкое ему на переносицу и лоб.

Прикосновение женской руки — руки, которая принадлежала не Би, — вызвало в нем меланхолический трепет.

— Ваша жена не обрадуется, если увидит, как поджарилось ваше лицо. — Грейнджер потянулась к зеркалу заднего вида и повернула его так, чтобы он увидел свое отражение.

Мазь совершенно не блестела, но, насколько он мог судить, ущерб, нанесенный его лицу, был минимален: несколько пятен, кое-где слезла кожа — и все.

— Я выживу, — сказал он. — Но спасибо вам.

— Всегда пожалуйста, — ответила она, вытирая пальцы о бумажную салфетку, — просто дайте мне знать, когда соберетесь вернуться в лоно цивилизации.

— Оазианцы очень цивилизованны, как оказалось. Но вам, как фармацевту, наверняка тяжело работать, не имея понятия, что творится у них со здоровьем.

— Питер… — Голова ее упала на подголовник, она вздохнула. — Давайте не забираться в эту область.

— Так люди обычно говорят о тех местах, где они и так уже пребывают.

Она повернула зеркало так, что в нем отразилось ее собственное лицо. Уголком салфетки она провела под левым глазом, вытерев потекшую тушь. То же самое она сделала с правым глазом. Питер был уверен, что Грейнджер не пользовалась тушью во время их последней встречи.

Снаружи случилась авария. Один оазианец, несший по тубе в каждой руке, одну из них выронил. Взлетело облако краснокоричневой пыли, обсыпав его башмаки, голени и подол бледно-голубой рясы. Другой оазианец остановился, оценил потери и объявил:

• Предыдущая
• 46/121
• Следующая