Невидимка из Салема - Карлссон Кристоффер - Страница 10

• Предыдущая
• 10/58
• Следующая

– Они помогают?

– Как новенький.

Левин прыснул.

– Хорошо, это хорошо.

– Что там произошло?

– Хотел спросить у тебя то же самое.

– Там не было оружия, – пробормотал я. – Только игрушки и газеты. Не уверен точно, какая из сторон начала стрелять, было не разобрать. – Я заколебался и взглянул на Левина. – Я был в гавани как-то вечером до этого.

– Да?

– Ласкер был там.

На лице Левина не дрогнул ни один мускул.

– Он предостерег меня, чтобы я уезжал оттуда, – продолжил я. – Что все пошло не так.

– И что ты ответил?

– Ничего. – Губы пересохли, и я провел по ним кончиком языка. – Подозреваю, что он просто испугался. Но, возможно, он знал, что операция под угрозой.

– Не факт. Ты же знаешь, что он был параноиком. Он мог сказать то же самое, даже если бы все шло по плану.

– Вот и мне интересно, каков был план с самого начала.

– Ты думаешь, тебя подставили?

– А ты?

– Я так не думаю.

Не мигая, я сверлил Левина взглядом. Потом все же моргнул и отвел глаза в сторону.

– Почему там не было оружия?

– Без понятия.

– Кто-то же должен знать.

– Кто-то наверняка знает. Но я не знаю кто.

Почему-то я ему не верил. Что-то не сходилось. Между нами повисла тишина. Он посмотрел на свои наручные часы и налил воды из кувшина, отхлебнул и передал мне стакан. Я отрицательно покачал головой.

– Тебе нужно пить.

– Я не хочу.

Левин достал записную книжку из кармана куртки, что-то написал и передал ее мне.

Скорее всего, комната прослушивается.

Я посмотрел на него.

– И ты говоришь об этом только сейчас?

Им нужно выслушать твою версию.

– Кому это «им»?

Левин не реагировал. Я со вздохом откинулся назад. Комната кружилась перед глазами, мне не хватало воздуха, но я чувствовал, что не в состоянии подойти к окну.

Они боялись, что я заговорю, несмотря на их запрет. Также было непонятно, кто стоял за всем этим. Я склонялся к версии, что это полицейские. В данной ситуации информация тщательно контролировалась сверху, в особенности в моем случае.

Левин написал что-то еще в своем ежедневнике и положил его мне на грудь. Я поднял его и постарался сфокусировать взгляд.

Я не могу сейчас тебя спасти, Лео.

Им попросту нужен был козел отпущения, и они его получили. В официальном обращении пресс-секретаря к массмедиа значилось, что я получил больничный до конца года, а в дальнейшем меня переведут на другую должность, если я пожелаю продолжать карьеру. И газеты, и полиция были довольны, потому что формально меня отстранили. И все это понимали. Обвинение за провальную операцию свалили на меня, мальчика на побегушках при служащем отдела внутренних расследований. Это был наиболее легкий и безопасный путь. Дело о причастности полиции все равно перешло бы в соответствующий отдел, в котором у меня не было друзей и защитников. Мне выписали таблетки «Собрил» от панических атак, «Оксасканд» от бессонницы и общей тревожности, как выразился доктор. Я пытался звонить Левину, но он не отвечал, видимо, чтобы не привлекать внимания. Меня выписали в конце весны, а лето пролетело как в тумане, с долгими бессонными ночами.

Лекарства возымели странное действие: то ли они превратили меня в чрезмерно подозрительную личность, то ли, наоборот, произвели отрезвляющий эффект, но желание докопаться до истины стало непреодолимым. Посещали мысли, что на самом деле на Готланд меня отправили не для того, чтобы контролировать и заниматься внутренними расследованиями, а потому что так было удобно для некоторых лиц, которые спокойно могли уйти в тень, спрятаться друг за друга и выдать меня в случае возможных неприятностей.

Свежий воздух. Я прогуливаюсь и читаю рекламные объявления на витринах Кунгсхольмена. На картинках изображены красные летние домики с белыми ставнями. На крышах некоторых из них даже висит шведский флаг. Перед глазами проплывали образы живущих там семей с бокалами в руках, смех детей и венки в их волосах. В Швеции так было всегда, как будто время остановилось. Я представлял себе стол на летней веранде, пустые бокалы и вечное безмолвие. Как на траве лежит разорванная вышитая красными нитками рубашка, но ее не видно прохожим. Изображения настолько меня захватили, что прошло некоторое время, прежде чем я осознал, что стою перед риелторской конторой, которая продает эти домики. Я скрипнул зубами и почти вжался лбом в стекло. По небу мчались облака, как будто преследуя кого-то.

Мобильный зазвонил, когда я находился на площадке перед лифтом, и наблюдал за огороженным местом преступления на улице Чапмансгатан, 6. Номер не определился.

– Алло?

Это был Габриэль Бирк; он хотел поговорить о том, что случилось вчера. «То, что случилось» было его выражением.

– Я думал, у тебя есть люди для сбора подобной информации, – проговорил я и нажал на кнопку лифта.

– Я всегда делаю как минимум один звонок сам.

Его голос звучал серьезно и профессионально, как будто он забыл или не имел ничего против того, что я проник на место совершения убийства, которое он расследовал менее двенадцати часов назад. Меня это обеспокоило.

– Хорошо, – согласился я.

– Тебе удобно говорить?

– Да… нет.

Я стою перед входной дверью в мою квартиру и рассматриваю замок. На нем царапины, которых я раньше не видел. Я отступаю на шаг назад, чтобы осмотреть пол возле двери, но не нахожу ничего подозрительного. Недоумевая, провожу пальцами по царапинам и осторожно тяну за ручку, но дверь – заперта. Мне нужно выпить таблетку, и я направляюсь к кухонному столу, наливаю себе стакан воды и достаю «Собрил».

– Лео?

– Что?

– Ты слышал, что я сказал?

– Нет, прости, я… ничего. – Засовываю таблетку в рот, запиваю водой. – Продолжай.

– Ничего, что разговор записывается?

Я безразлично пожимаю плечами, но он этого не видит.

– Алло?

– Предположим.

Бирк нажал на кнопку на своем телефоне, и прозвучало едва различимое пиканье. Запись началась.

– Ты можешь рассказать мне, чем ты вчера занимался?

– Я был дома. Нет, я отправился в Салем после обеда.

– Что ты делал в Салеме?

– Навещал родителей. Потом поехал домой.

– Во сколько ты приехал домой?

– Не помню. В пять, может, в шесть.

– И что ты делал дома?

– Ничего.

– Прямо так и ничего?

– Я не занимался ничем особенным – смотрел телевизор, поел, принял душ, заснул где-то в районе одиннадцати. Ничего заслуживающего внимания.

– Во сколько ты проснулся?

– Этого я не помню. Но меня разбудил голубой свет.

– Он тебя разбудил?

В голосе Бирка зазвучало удивление.

– В последнее время я сплю очень чутко, – слабо оправдываюсь я.

– Мне казалось, ты принимаешь таблетки.

– Они особо не помогают, – отрешенно говорю я, потому что кое-что в квартире беспокоит меня, но я пока не могу определить, что именно.

Подхожу к двери в ванную комнату и слегка приоткрываю ее. На первый взгляд все на своих местах. Захожу внутрь, вижу в отражении свое озадаченное лицо и руку, держащую телефон.

Лампочка. Горит. Оставил ли я ее зажженной?

– Что? – переспрашиваю я, уверенный в том, что Бирк что-то говорил.

– Что ты делал, когда проснулся? – повторяет он с явным раздражением и нетерпением в голосе.

– Оделся и пошел посмотреть, что случилось.

– И что это значит?

– Что я пошел в «Чапмансгорден».

Свободной рукой открываю шкафчик в ванной и изучаю содержимое: предметы гигиены и сильные медикаменты, маленькая коробочка с очень значимым для меня кольцом, которое я какое-то время носил, не снимая. Закрываю шкафчик.

– И?.. – произносит Бирк. – Что еще?

Я рассказываю, как прошел на место преступления в «Чапмансгордене» после того, как имел разговор с двумя полицейскими, как видел Матильду, которую допрашивал третий полицейский. Бирк продолжает задавать наводящие вопросы, более глубокие и опасные.

• Предыдущая
• 10/58
• Следующая