Фактор «ноль» (сборник) - Дантек Морис - Страница 16

• Предыдущая
• 16/98
• Следующая

В этом и заключается проблема. Нам категорически запрещено генетически смешиваться с местным населением – это может дать совершенно неконтролируемые мутации.

Мы знаем, что несколько раз в течение тысяч и тысяч лет, которые длится Опыт, некоторые Наблюдатели-ренегаты нарушили Закон. Их безжалостно выследили и истребили специальные агенты Материнского Корабля, Контролеры, которые немедленно занялись также и их возможным потомством. С тех пор каждый Наблюдатель, выполняющий Миссию, запрограммирован так, что он не способен размножаться биологически: вазэктомия[14] всегда сопровождает его во всех перевоплощениях.

Нам остается усыновление, обычно мы выбираем эту дорогу.

Выбрал ее и я.

И она выбрала меня.

Без Фальсификаторов мы никогда не располагали бы такой свободой маневра при сменах тела-жизни или зон наблюдения.

Когда мы добрались до нового дома, то обнаружили, что все в нем уже готово к нашему приезду. Его только что убрали. Холодильник заполнили продуктами. Все было устроено удобно и функционально.

На столе я нашел папку с документами. Вот что сделает нас двумя иголками в куче иголок. Нам был уже назначен визит к врачу в ближайшем городе для общего осмотра. Я уже стал членом местного астрономического клуба, малышка уже поступила в школу. Передо мной лежала копия письма, якобы посланного мной директору учебного заведения, в котором я рассказывал о гибели матери девочки во время взрывов во Всемирном торговом центре и о своем решении вследствие этого уехать с места трагедии. Я понимал Фальсификаторов. Мать в конце концов будет идентифицирована как жертва или объявлена пропавшей без вести. Ее имя рано или поздно появится в списках. Имя Люси, кстати, тоже. В таких вопросах лучше не лгать. Я не стал менять нашу фамилию, потому что подумал, что это может нанести ненужную травму психике девочки, а значит, может увеличить вероятность того, что на нас обратят внимание. Для меня это уже вошло в привычку.

Если меня будут спрашивать, я отвечу, что Федеральное бюро еще не закончило свои трагические подсчеты. В конце концов, они обнаружат, что Люси Скайбридж не погибла вместе со своей матерью во время обрушения Северной башни Всемирного торгового центра. Если дело будет затягиваться, я пожалуюсь на некомпетентность и ошибки, свойственные любой бюрократии.

Лгать можно.

Но ложь должна быть правдивее, чем сама истина.

Скорее всего, я привлеку к себе определенное внимание, но оно очень быстро будет погребено под геополитикой, как погребены под ковром из пепла окрестности обрушившейся башни. Люди расщедрятся, конечно, на некоторое сочувствие, но затем наши особенности смешаются с особенностями всех остальных.

Итак, будучи еще большими американцами, чем средние американцы, в таком обществе, как американское, где слава – образ жизни, мы спрячемся без труда.

Мы заскользим по гребню волны в состоянии контролируемого зыбкого равновесия. Мы подготовимся к Великому Уходу, мы победим людей, их машины, звезды, существа, которые на них живут.

Мы станем семьей.

Первые дни осени протекли мирно. Деревянный дом стоял на краю утеса, над маленьким озером, от которого можно было выйти на узенькую извилистую тропинку, петлявшую по склону.

Обычный домик в горах, быть может, чуть больших размеров, чем его собратья. Из удобного чердака я сделал себе одновременно спальню и кабинет. Малышку я разместил в просторной комнате на первом этаже, второй этаж стал продолжением библиотеки. Уровень комфорта был, в общем, деревенский, но малышке, кажется, нравилось.

Мы добросовестно выполнили все наши обязательства: сначала нанесли визит врачу в клинике города, потом я посетил астрономический клуб, где представился и познакомился с маленьким обществом, занимавшимся делами ассоциации.

Ну и наконец, я проводил Люси в первый раз в школу, где накануне встретился с директором заведения, неким господином Осборном. Он задал мне ожидаемые мною вопросы и получил на них неожиданные для него ответы.

– Психологическая травма?

– Да. Поэтому я попрошу вас соблюдать некоторую сдержанность касательно этой темы, даже по отношению и к учителям. Даже особенно по отношению к учителям.

– Мне кажется, напротив. По крайней мере, ее классный руководитель должен быть поставлен в курс дела.

– Моя дочь не хочет. Ее товарищи по классу могут что-нибудь заподозрить. Я знаю, что она ни в коем случае этого не желает. И ее лечащие врачи солидарны со мной в этом отношении, можете мне поверить.

Лечащие врачи – это я, я и все остальные, что живут во мне уже тысячу лет.

Директор, выпрямившись, неподвижно сидел в кресле. Он столкнулся с событием, выходившим за пределы его понимания, событием высотой в четыреста метров и в сто десять этажей, событием, обогнавшим его на несколько световых лет, событием, переросшим его, несмотря то что рост события был один метр двадцать сантиметров.

Я должен был вбить гвозди в крышку гроба его убежденности.

– Травма, полученная на Манхэттене, оказалась чрезвычайно серьезной, я абсолютно уверен в том, что вы это понимаете. Девочку наблюдает группа терапевтов очень высокого уровня. Они по этому поводу высказываются весьма решительно: ничто, в пределах возможного, не должно напоминать ей о случившемся и о гибели матери, что, само по себе, уже непросто… нам с вами, вам и мне, надо сделать все, чтобы ей не пришлось говорить на эту тему во время перемен.

Перетянуть жертву на свою сторону, чтобы потом было легче ее съесть.

Взвалить на капрала видимость ответственности, достойной генерала.

Миссия. Важная Миссия.

Призвать хранить тайну, разделив ее с ним.

Люди почти всегда поддаются подобному искушению.

Особенно если они застряли в начальной школе в Аппалачах.

Особенно если они такие же, как все.

Если они такие же, как мы.

Это ведь только мы не такие, как они.

Так началась американская жизнь. Мы стали семьей. Мы ездим за покупками в разные торговые центры близлежащих городов. Мы иногда ходим в кино, хотя у меня есть спутниковая антенна, обеспечивающая просмотр в общем примерно трехсот каналов. Я довольно нерегулярно посещаю астрономический клуб, поддерживая свой образ рассеянного чудака-программиста. Благодаря этому я не должен следовать какому-либо расписанию.

Каждое утро я бужу девочку и отвожу в школу. После обеда я ее оттуда забираю. В субботу – уроки и отдых. В воскресенье – отдых и молитвы.

Эта девочка очень религиозна. Во всяком случае, нет ни малейших сомнений в том, что она стала таковой в минуту, когда я ее встретил, в секунду, когда ее мать погибла в огне.

Она молится. Часто. В воскресенье мы ходим в ближайший храм пятидесятников. В течение моих прошлых жизней я был приверженцем Римско-католической, Русской православной, англиканской и протестантской конгрегационалистской церквей (говоря лишь о христианской религии), так что привыкнуть к здешним литургиям для меня не проблема. Более того, все свершается само собой, естественным образом, в процессе абсолютно свободного волеизъявления. Мне удается запомниться некоторым прихожанам, но затем я почти сразу же исчезаю. Я опережаю людской поток, я скольжу по океану жестов, отношений, поведения, улыбок, я использую изученные методы для того, чтобы мое лицо как можно скорее выветрилось у людей из памяти и осталось там размытым пятном.

Поскольку мне понадобится вся свобода не-человека, чтобы жить в центре Крепости, там, где свобода, как форма жизни, представляет собой опасность.

Мы находимся в штате Нью-Йорк. Даже здесь, в Аппалачах, наши соседи являют собой не совсем классический пример деревенских жителей. За исключением нашего домика, стоящего на краю Френч Роу, на берегу озера, остальные коттеджи половину года пребывают пустыми. Мы образуем некую полувременную деревню, чьи обитатели разделены зеленой чащей леса. В нашей деревне все знакомы, но знают друг о друге немного. И этого вполне достаточно. Поскольку мы – это все. Мы – ничем особенным не отличающаяся часть мира, содержащая в себе весь мир, мы – ветвь цивилизации, еще принадлежащая природе.

• Предыдущая
• 16/98
• Следующая