Тридцать лет среди индейцев - Теннер Джон - Страница 44

• Предыдущая
• 44/106
• Следующая

Следующей осенью, когда мне уже минул 21 год, мы вместе с Ва-ме-гон-э-бью и многими другими индейскими семьями перекочевали в район, где изобиловал дикий рис (Речь идет о встречающемся здесь в изобилии дикорастущем виде риса Zizania aquatica. Это растение — основная пища современных оджибвеев, оно приобрело также коммерческое значение, став предметом оптовой и розничной торговли в городах штатов Миннесоты и Висконсина.). Во время сборов риса и обработки зерна многие из нас заболели очень тяжелой болезнью. Начиналась сна с кашля, а затем больной терял голос и у него шла кровь носом и горлом. За короткое время многие индейцы погибли и почти никто не был в состоянии охотиться. Болезнь не пощадила и меня, но вначале ее приступы, казалось, протекали легче, чем у других. Уже несколько дней, как в нашем лагере не видели мяса. Между тем некоторые дети совсем не болели, да и выздоравливающие уже нуждались в питании. Кроме меня, был еще только один индеец, находившийся — в относительно хорошем состоянии, но оба мы едва оправились от недуга. Мы с трудом передвигались, и, когда дети пригнали нам лошадей, нам с грехом пополам удалось на них взобраться. Но если бы даже мы могли ходить, то непрестанный громкий кашель не позволил бы нам близко подкрасться к зверю. Подстегиваемые крайней нуждой, мы все же оседлали лошадей и отправились наудачу в прерию, где нам посчастливилось убить медведя. Сами мы не были в состоянии проглотить хотя бы кусочек мяса, но доставили его на стоянку, где поровну поделили между всеми семьями. Понемногу я набирался сил и уже считал, что первым окончательно стану на ноги. Вскоре я пошел охотиться на лосей и за несколько часов подстрелил двух зверей. Освежевав туши и разрезав мясо на куски, я, как обычно, взвалил часть его на спину и понес в лагерь. Чувствовал я себя несколько разгоряченным и утомленным. Дома с удовольствием съел приготовленный для меня кусок и тотчас уснул. Но еще до полуночи резкая боль в ушах разбудила меня. Казалось, что кто-то заполз в уши и грызет их изнутри. Я позвал на помощь Ва-ме-гон-э-бью, но он ничего не обнаружил. За два последующих дня боль так усилилась, что я потерял сознание. Придя, наконец, в себя (позднее мне рассказали, что бессознательное состояние продолжалось два дня), я увидел, что нахожусь вне палатки. Вокруг меня сидели и пьянствовали индейцы, так как недавно мимо нас проехал торговец. Многие о чем-то спорили. Посреди возбужденной толпы стоял Ва-ме-гон-э-быо, занесший нож над лошадью. Но тут я опять потерял сознание, и это бесчувственное состояние продолжалось, видимо, несколько дней. Не помню, что творилось вокруг, до той поры, как наша группа начала готовиться к переселению на другое место. Очнувшись, я почувствовал в себе достаточно силы, чтобы самостоятельно передвигаться. В то время я начал раздумывать о всем, что довелось мне пережить среди индейцев. В общем, за все время пребывания в семье Нет-но-квы я был доволен своей судьбой. Но мне казалось, что с болезнью началась полоса несчастий, которые будут преследовать меня всю жизнь. Я потерял слух, так как в ушах образовались нарывы, которые потом вскрылись. Сидя в палатке, я видел движение губ окружавших меня людей, но не понимал, о чем они говорили, Я взял ружье и отправился на охоту, но звери замечали меня раньше, чем я их. Если мне случайно доводилось увидеть лося или карибу, то при попытке подойти к ним поближе мною овладевало неверие в свои силы и казалось, что охотиться больше уже не смогу. Мне взбрело на ум, будто даже звери знали, что я стал беспомощным, как старик.

Под влиянием этих тягостных мыслей я принял решение покончить жизнь самоубийством; это казалось единственным выходом из обрушившегося на меня несчастья. Когда наступил момент тронуться в путь, Нет-но-ква подвела к палатке лошадь и спросила, смогу ли я сесть на нее и перенесу ли передвижение к тому месту, где наша группа собиралась разбить новый лагерь. Ответив утвердительно, я попросил дать мне ружье и сказал, что вскоре последую за ними. Затем, держа в руках поводья, я сидя наблюдал за тем, как одна семья за другой проходили мимо и скрывались вдали. Когда за небольшим холмом в прерии исчезла наконец фигура последней старухи, тяжело нагруженной циновками-пукки, я вздохнул с облегчением. Отпустив поводья, чтобы лошадь могла спокойно щипать траву, я взвел курок, оперся прикладом о землю и, взяв дуло в рот, нажал на спусковой крючок, будучи уверен, что замок в порядке и ружье заряжено. К моему удивлению, ствол оказался пустым. Пусты были также пороховой рог и сумка для пуль, обычно всегда полные. Исчез и нож, который я всегда носил при себе. С отчаяния, что не могу лишить себя жизни, я обеими руками схватил ружье за ствол и отбросил его далеко в сторону. Ничего не оставалось, как сесть на лошадь, которая против обыкновения не ушла далеко, хотя была свободна, и вскоре догнал свою семью. Как видно, Ва-ме-гон-э-быо и Нет-но-ква догадались о моем намерении и, отойдя лишь на такое расстояние, чтобы их не было видно, сели, поджидая меня. Думается, что в отчаянии я проговорился им о решении покончить с собой, и они приняли меры, чтобы лишить меня возможности привести это намерение в исполнение.

Самоубийство — нередкое явление среди индейцев; на такой отчаянный шаг они идут по самым различным причинам, пользуясь разными способами: стреляются, вешаются, топятся или принимают яд. За несколько лет до того времени, о котором я теперь рассказываю, мне довелось как-то побывать в Маккинаке вместе с Нет-но-квой. Здесь один знакомый мне юноша из племени оттава, очень одаренный и уважаемый всеми, вдруг застрелился на индейском кладбище. Он впервые в жизни напился до безумия, разорвал на себе в пьяном виде всю одежду и так буйствовал, что сестры связали его по рукам и ногам и уложили в палатке, чтобы он не причинил себе никакого вреда. На следующее утро юноша протрезвился и его развязали. Тогда он зашел в палатку своих сестер, стоявшую недалеко от кладбища, взял там ружье и под предлогом, что хочет поохотиться на голубей, застрелился среди могил. Вероятно, проснувшись и почувствовав, что руки и ноги у пего связаны, юноша подумал, что в пьяном виде совершил какой-то бесчестный поступок, и решил смыть с себя бесчестье самоубийством. Главные причины, вынуждающие индейцев к самоубийству, — несчастья, тяжелые потери, смерть товарищей или неразделенная любовь.

• Предыдущая
• 44/106
• Следующая