Боярин - Логинов Александр Анатольевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/76
• Следующая

– Так споймали. Борти изготовили. Пять десятков. Да на гвозди поменяли у крестьян еще столько же. Осемь пчельников устроили. Избы срубили, в них холопов семейных поселили, пущай за пчелами ходят.

– Людишек мало, а дел много. Крестьян оброчных привлечь, что ли? Может согласятся за плату? – предложил Андрей.

– Не согласятся, государь, – помотал головой управляющий. – Своих дел у них полно.

– Холопов, что ремесла знают, оставил в усадьбе?

– Да. Часть в избах живет, остальные пока на улице.

– Холопам объяви, что через пять зим свободу получат. Земля, дом, скотина все останется при них. Оброком обложу, да и только.

– Треть.

– Что треть? – князь вопросительно уставился на дворского.

– Оброка будут давать треть, а не как все, по старине дают, – разъяснил Спиридон.

В этот момент в дверях объявился боярин Маслов. Осоловелыми глазами уставился на присутствующих.

– Баня готова, – сообщил Костя, уже изрядно хмельной, но еще твердо стоящий на ногах. – Айда, мужики, в баню.

– Ну что, мужики? – Андрей отложил лист желтой бумаги, на котором старательно делал пометки гусиным пером, почти без жирных чернильных клякс. – Пошли попаримся? – Андрей встал из-за стола, показывая, что официальная часть закончена, а впереди всех ждет банкет.

Шумной толпой все отправились в баню. Баня получилась в лучших традициях вакханалий новых русских конца девяностых годов двадцатого века. Море пива, меда и вина, и конечно же девки. Костя лично отобрал пленниц для честной компании, остальных полонянок боярин широким жестом отдал на ночь воинам и дворовым холопам. С условием – товарный вид не портить. Мужики с веселыми прибаутками похватали полонянок. Еще большую радость доставили им две двадцативедерные бочки меда, которые по приказу Андрея Спиридон выделил из запасов князя.

Вакханалия продолжалась всю ночь. Дворовые девки только успевали таскать подносы с разной снедью и кувшины с хмельными напитками.

Андрей выбрал из полонянок худенькую девчонку с гибким, словно тростинка, станом и большими глазами. Девчонка оказалась танцовщицей, вовсе не татаркой, а родом из Хорезма, откуда ее привезли четыре года назад. Каким ветром ее занесло в плен к татарам, Андрей не спрашивал, и так понятно, что не купили.

На следующий день Андрей обнаружил себя лежащим на кровати, а под правым боком у князя мирно посапывал маленький комочек, положив тонкую изящную ручку на грудь князя. Слева устроилась русоволосая девица, уткнувшись головкой в плечо Андрея. К своему ужасу, в девахах Андрей опознал дочерей Спиридона. Андрей попробовал пошевелиться, чувствуя тяжесть в ногах. Поднял голову и разглядел спящую в ногах танцовщицу.

«Вот попал так попал, – лихорадочно думал Андрей, боясь пошевелиться и ненароком не разбудить девушек. – С полонянкой все понятно – караваш[77]. Что хочу, то и делаю с ней. А вот дочки Спиридона… Они-то как тут оказались?».

Сколько князь ни силился вспомнить события прошедшей ночи, так и не смог. Помнил только, что они всей честной компанией после баньки продолжали пировать с дворней во дворе. Помнил, как, еле стоя на ногах, учил танцевать вальс полонянок, как пели песни с дружком боярином, а потом как обрезало. Пустота. Память отшибло напрочь. Плюнув на это бесполезное занятие, бесцеремонно растолкав девушек, поднялся с кровати и натянул порты. В голове сразу зашумело-загудело… С трудом передвигая ноги, голый по пояс Андрей спустился во двор и направился к колодцу. Подбежавший челядник тут же набрал колодезной воды и обкатил князя холодной водичкой. Набрал еще одно ведерко, повторил. Князь довольно фыркал. Приняв из рук служанки вышитое оберегами полотенце (и когда успели нашить и украсить вышивкой?), обтерся насухо, внимательно наблюдая за работой дворни.

Жизнь в усадьбе била ключом. Слуги и холопы бойко разгружали с повозок награбленное в походе добро, Спиридон, властно покрикивая на дворовых, внимательно следил за разгрузкой.

Одновременно дворецкий успевал беззлобно переругиваться с наседавшими на него татарами. Булат с Кулчуком требовали от Спиридона отдать им трофейные юрты. Спиридон вяло отбивался от них, аргументируя свой отказ тем, что татары живут в собственных избах и юрты им без надобности, а превращать усадьбу в татарский табор Спиридон не собирается.

На крыльце с глиняным кувшинчиком в руках восседал боярин Маслов собственной персоной, наряженный в татарский халат из парчи, взятый в набеге. На голову резанец напялил традиционную тафью, и теперь в таком колоритном прикиде он выглядел ну чисто татарин.

Поправлял боярин свое здоровье красным вином из запасов князя. Имея такого друга, не приходилось опасаться, что вино скиснет. Костя по мере сил и возможностей вносил свою лепту в руководство процессом разгрузки, время от времени покрикивая на нерадивых, по мнению боярина, холопов. Речь типичного представителя средневековой элиты была так замысловата, что любой дворник из двадцатого века позавидовал бы мастерству боярина выражаться столь емко.

– Да отдай ты им эти треклятые юрты, – дружески советовал Маслов дворецкому. – Жалко тебе, что ли? Все равно до зимы недалеко, а холода начнутся, так сами они из юрт в избу сбегут, греться на печке. Наши бояре, которые из Орды выехали, все первый год в юртах жили. Перезимовав в юрте, сразу избы срубили.

– Да забирайте что хотите! – Спиридон с раздражением отмахнулся от наседавших татар.

– Мы только юрты возьмем, остальное нам без надобности, – обрадовался Булат.

Андрей, внимательно следя за перепалкой дворни, подошел к крыльцу, на ступеньке которого сидел резанец.

– Проснулся наконец-то! – обрадовался Костя другу. – Долго же ты спишь! Давай добычу начинать делить, а то время уходит, – предложил боярин. – Нако испей вина, легче станет, – видя состояние князя, друг протянул Андрею ополовиненный кувшинчик с фряжским вином.

Андрей осушил кувшин до дна, обтер поданным прислужницей затейливо вышитым рушником рот, тоскливо взглянул на сваленное в кучи добро и ответил:

– Давай без меня. Договорились же – поровну все. Овец только я заберу всех, если ты не против.

– Забирай. Мне хлопот меньше, – легко согласился Константин Федорович и заверил друга: – По справедливости все поделю.

Андрей поднялся на крыльцо и неожиданно вспомнил, что еще хотел сказать Косте.

– Полон татарский сразу уводи. Мне оставь ту худенькую, что со мной была вчера, и родичей Кулчука. Остальной полон, как уговорились…

– Как урядились – твою долю в серебро превращу, – клятвенно пообещал боярин Маслов. – А чего токмо одну татарку оставляешь?

– На кой ляд мне много? Мне одной за глаза хватит. – Андрей, если честно, не представлял, что делать с полоном, и желал побыстрее избавиться от него. – Ты в вотчину свою как добираться думаешь? Может, ладьи возьмешь? – предложил Андрей. – Все быстрее будет. Спиридон за солью собрался идти, на обратном пути заберет кораблики.

– За корабли спасибо, – степенно поблагодарил Костя. – Долю твою от продажи полона в Переяславле получишь. Татар, я думаю, в неметчину продать, неча им тут мозолить глаза, не дай бог окажутся родичами московских бояр. Разговоры лишние нам ни к чему, – поделился видами на полон Константин Федорович.

– Лады, – Андрей утвердительно кивнул головой и обернулся к стоявшему рядом Луке. – Ты, Лука, покличь Демьяна. Вместе с ним отберите сразу, что потребно. Остальное пускай Иван Андреевич продает.

Вернувшись в спаленку, Андрей сестер уже не застал, видимо, девчата убежали хлопотать по хозяйству. В углу, свернувшись калачиком, лежала обнаженная танцовщица.

– Оденься, – по-татарски приказал ей Андрей.

– Ничего нет из одежды, – тонюсеньким голоском пропищала рабыня. – Мое платье сожгли, а другого не дали.

Князь задумался, и верно, тряпье полонянки, изрядно поизносившееся, сразу же бросили в огонь. Искать Фёклу Андрею было лень, и, махнув рукой на рабыню, Андрей завалился спать. Через минуту хорезмийка была уже в его постели, и князь, недолго думая, подмял под себя хрупкое девичье тело.

• Предыдущая
• 42/76
• Следующая