Агент Византии - Тертлдав Гарри Норман - Страница 36

• Предыдущая
• 36/72
• Следующая

– Если заклинание найдется, вы его получите, – подтвердил Аргирос, хотя в его сердце было меньше решительности, чем в словах.

Магистр поскакал вперед.

– То-то же, – пробормотал Вигхард за его спиной. Это прозвучало как скрытая угроза, а за ней последовали молитвы вполголоса – или то были языческие заклинания?

Монах в коричневой рясе стоял часовым на стене, возвышавшейся перед магистром. Ряса, тонзура и бритое лицо напоминали Аргиросу: он за границей. Знакомые ему монахи ходили в черном и не брили ни волос, ни бороды.

Аргирос снова назвался Петро, торговцем янтарем.

– Вы направляетесь в Литву? – поинтересовался монах. – Это долгое путешествие. Да принесет оно вам прибыль.

– Благодарствую, – ответил Аргирос и спросил, можно ли несколько дней отдохнуть в Санкт-Галлене. Получив разрешение, он спешился и повел коня в монастырь.

Большой дом для знатных и почетных гостей стоял слева от главной дороги; справа располагались здания поменьше: одно – для слуг, другое – для монастырских пастухов и овец. Все дома – из дерева, в северном стиле и с остроконечными крышами, чтобы было удобно счищать снег суровыми альпийскими зимами.

Дорога вела к западному крыльцу монастырской церкви, где, как знал Аргирос, принимали посетителей. Крыльцо располагалось между двумя сторожевыми башнями; одна носила имя Святого Михаила, другая – Святого Гавриила. Сама церковь представляла собой базилику, удлиненную и прямоугольную. Большую часть церквей империи строили по более современным проектам, крестообразными в плане. Но каменное здание с деревянной крышей сохраняло древнее величие. Аргирос словно внезапно перенесся в раннехристианские времена.

Из полукруглого атрия церкви появился монах. В знак приветствия он осенил магистра крестным знамением, и Аргирос перекрестился.

– Да благословит вас Бог, – произнес монах. – Биллем, привратник. Назовите мне ваше имя и звание, чтобы я знал, где вас разместить.

Аргирос повторил басню, которую он ранее поведал караульному. Биллем потер подбородок.

– Как же нам с вами быть? – сказал он с легкой усмешкой. – Вы не дворянин, не паломник и не нищий. Вы не против поселиться в гостинице для паломников? – Он махнул рукой на юго-запад. – Она на той стороне прохода к башне Святого Гавриила.

– Как скажете. Благодарю за гостеприимство.

Биллем поклонился.

– Насколько я могу судить, речь ваша правильная.

Латинский явно не был родным языком привратника, он говорил с сильным саксонским акцентом.

– Выходи, Михель, никчемный бездельник! Присмотри за лошадью господина! – крикнул он в сторону атриума.

– Иду, брат Биллем!

Михель оказался веснушчатым послушником с курчавыми рыжими волосами и довольно плутоватым лицом. Под строгим взглядом Виллема он вежливо поздоровался с Аргиросом и взял поводья его лошади.

– Пожалуйте сюда, господин.

Послушник повел Василия мимо башни Святого Гавриила, кухни и пивоварни, расположенных слева, к гостинице, тогда как помещения для овец, коз и пастухов остались справа.

Несколько монахов были заняты переворачиванием навоза в обоих загонах и рылись в нижних уплотненных слоях каждой навозной кучи. Стараясь не дышать, Аргирос вопросительно глянул на Михеля. Послушник громко расхохотался.

– Они ищут запах Святого Духа, – сказал он. Видя, что гость не понимает его, парень добавил: – Селитру.

– Запах Святого Духа, говоришь? – сказал магистр и улыбнулся. Монахи тоже мужчины; считалось, что селитра подавляет похоть. – Дыхание, которое держит братьев в холодке?

– Как? – Михель вытаращил глаза, а потом снова расхохотался. – Конечно, и это тоже.

Он выкрикнул остроту в адрес одного из возившихся в навозе. Брат ответил непристойным жестом.

Конюх и его помощник, очевидно, знали свое дело, так что Аргирос оставил на их попечение своего коня, и Михель проводил магистра за угол конюшни к гостинице.

– Вас покормят после вечерни, когда разожгут камин, – сообщил юноша.

Магистр благодарно улыбнулся. Михель чуть застенчиво кивнул головой и поспешил прочь.

Восемь кроватей дормитория[35] размещались по обе стороны главного зала гостиницы. Внутренние перегородки были высотой всего по пояс, чтобы тепло камина доходило до спальных мест. Аргирос бросил седельные сумки на пустую кровать, но потом передумал и положил их на пол, а сам растянулся на кровати.

В гостинице уже было несколько человек, некоторые из них совершали паломничество к святыням, остальные – нищие. Половина постояльцев говорила на том или другом латинском диалекте. Аргирос затеял с ними праздную беседу. К счастью, никого из Нарбонна здесь не оказалось, так что разоблачить грека оказалось некому: он плохо знал свой якобы родной город. С наступлением сумерек началась вечерняя служба, и из базилики послышалось пение монахов. Через несколько минут, как и предупреждал Михель, в помещение вошли двое братьев, чтобы разжечь главный камин. Один нес факел, а второй – бадью с пропитанным смолой тряпьем. Это озадачило магистра, но оказалось, что камин заполнен древесным углем, а не дровами; а уголь разжечь всегда непросто. Однако в следующий момент Василий опять пришел в недоумение: ведь, несмотря на некоторые различия, ни в одном из монастырей, построенных по образцу Санкт-Галлена, не использовали уголь. Наконец загорелся огонь. Монахи переглянулись.

– Уголь от огня Отца, – произнес тот, что пришел с ветошью.

Это прозвучало не как молитва, а как привычное замечание. Кивнув, другой монах обошел комнату и зажег свечи. Уголь в камине давал больше тепла, чем дрова, но света от него было мало, как от тлеющих головешек.

Послушники внесли поднос с большими буханками хлеба, по одной на каждого постояльца, и несколько кувшинов пива. Хлеб – грубый и темный. Его испекли наполовину из пшеничной муки, а наполовину – из ржаной; Аргирос никогда не сталкивался со вторым видом зерна до этого путешествия и ничуть не жалел об этом. Столь же невысокого мнения он был о пиве. Всю жизнь он пил вино, а после вина пиво казалось слабым и горьким.

За трапезой магистр время от времени прислушивался к разговору. Если бы он не устроил теологический диспут с Хильдой, возможно, он бы не заметил, что монахи Санкт-Галлена странным образом соотносили местную жизнь с лицами Святой Троицы. В раздумье он нахмурился. На Западе или на Востоке монахи всюду питали склонность к аллегориям. Если Санкт-Галлен являлся тем местом, которое искал Аргирос, разве не подходящим предметом для аллегорий был тот ужасный секрет?

Потягивая пиво, магистр осмотрелся: монастырских поблизости не было. Тогда Аргирос обратился к человеку, сидевшему рядом на длинной скамье, – высокому худому парню с впалыми щеками, которого мучил изнурительный чахоточный кашель.

– Интересно, – сказал он как бы невзначай, – если уголь – это Отец, а селитра – Святой Дух, тогда что же такое Сын?

Он с трудом сдержал крик восторга, когда парень сразу ответил:

– Должно быть, то желтое вещество – как его? Ах, да, сера, точно она. Лекарь сжег немного ее на днях, хотел попробовать прочистить мне легкие. Мало помогло, как я могу судить, – только вони было много. Старик Карломан называл ее растопкой Сына. – Он издал булькающий смешок, и капля слюны в углу его рта окрасилась в розовый цвет. – Отец, Сын и Святой Дух. Каково? Забавно, мне б до такого ни за что не додуматься.

– Безумный вариант Троицы, – согласился Аргирос.

Среди поднявшегося гвалта он не расслышал, что еще сказал ему сосед. Маврикий был прав: эти белокурые варвары по-прежнему не имеют понятия о безопасности. Империя хранила секрет получения «жидкого огня» веками, тогда как тайна Санкт-Галлена выплыла на поверхность спустя всего год с небольшим. Древесный уголь, сера, селитра – здесь не могло быть других ингредиентов, иначе монахи не придумали бы аналогию с тремя лицами Троицы.

«И никаких демонов», – с облегчением заключил магистр.

• Предыдущая
• 36/72
• Следующая