Хищники - Шаттам Максим - Страница 51

— Чулки!

— Так точно, лейтенант, я думаю, не надо никакой науки, чтобы утверждать, что для удушения Гевина Томерса использовался чулок. Вот уж ирония в сугубо мужской среде!

Фревен был взволнован, он держал свою чашку одной рукой, не обращая внимания на пар, поднимающийся к лицу.

— Он его задушил с помощью чулка… — тихо повторил он.

— Ваш преступник — коллекционер! Или фетишист. Хранил вещи как память о своих амурных победах, одной из которых и убил.

Фревен больше не слушал врача, он рассуждал вслух:

— Что за человек носит с собой чулки? Разве это не опасно? Ведь есть риск, что его схватят и проведут обыск в его вещах… Если только… У кого наличие чулок считается обычным делом? У женщины.

Гипотеза, выдвинутая Энн, уже не выглядела фантастичной. Однако в третьем взводе нет ни одной женщины. А незадолго до первого убийства у солдат третьего взвода было увольнение, что позволило бы раздобыть свежую голову барана… А крючки, прочная рыболовная леска и скорпион… Во время первых двух преступлений третий взвод находился на судне, преступник был где-то рядом, ему было легко убивать и оставаться незамеченным. Но Фергюс Росдейл, первая жертва, не размещался на «Чайке», он должен был незаметно подняться на борт, и ему это удалось! Все жертвы — военнослужащие рот, располагавшихся по соседству с третьим взводом, у убийцы было время наладить с ними связь, чтобы заманить их ночью в определенное место для совершения убийства. Тем не менее Энн подчеркивала, что женщина может завлечь мужчину очень легко… И если преступник не является военнослужащим роты Рейвен, тогда каким образом ему удалось положить отрезанную голову в ящик Харрисона? Это был ложный след, провокационная приманка, но ее надо было проверить. И дать понять, что мы подозреваем третий взвод! Кто-нибудь из ВП? Нет, конечно, нет! Фревен полностью доверял всем своим людям. Ты так в них уверен? Конечно…

Но уверенность уже поколебалась.

Во всяком случае, есть проблема силы. Женщина испытывала бы огромные трудности, убивая этих мужчин. Они стали бы защищаться, завязалась бы борьба, по крайней мере, соотношение сил было бы неравным, даже если бы убийца нападал сзади, чтобы задушить жертву. Женщина не смогла бы долго бороться. И потом, как бы она подвесила Росдейла на мясницкие крючья? Не таскала же она с собой грузоподъемный блок! Нет, это не тот путь. А Клаувиц с Форрелом, им же стреляли в спину там, где высаживался третий взвод, в суматохе атаки. И в это время ни одной женщины на пляже не было.

Тем не менее у Фревена щемило под ложечкой, это было предчувствие, призывавшее не пренебрегать этой версией.

Теперь следует рассмотреть версию, что убийца — женщина.

Фревен мог ошибаться с самого начала.

Женщина. И их было не так уж много, тех, кто проделал путь от самого порта до городка.

На самом деле их было совсем мало.

Энн провела целый день вместе с Катариной Вайсс, сидя перед алтарем: секретарша составляла тематические гороскопы трех погибших, чтобы потом соотнести их с предшествующими смерти ночами. Вайсс пока еще не закончила работу и предпочитала ничего не рассказывать до ее окончания и сопоставления. Обе женщины много говорили, особенно секретарша, которая призналась, что она пошла в армию во время массового набора, потому что в это время ее журнал обанкротился и закрылся. Она дважды состояла в браке и два раза пережила развод. Но осталась бездетной. Катарина уточнила, что это все из-за ее мужей, у которых были «пустые яйца», но Энн ощутила ее раздражение против самой себя и то, что ненависть к мужьям — своего рода защита. Она сказала, что сделала все, прожив только тридцать семь лет. Ее родители были на пенсии, и из ее нескромных откровений Энн смогла понять, что у Катарины есть брат, родившийся в результате кровосмешения. Но это признание было сделано между прочим, прозвучало в общем потоке слов.

Энн же молчала все утро. Ее сознание полностью занимало то, что произошло ночью. В конце концов, почему она на это пошла? Из-за пламени, вспыхнувшего в глазах Фревена в момент их расставания? Энн поняла, что он ее хотел. Она безуспешно пыталась уснуть: ночные воспоминания вертелись у нее в голове. Она погрузилась во влажную, обжигающую дремоту, чтобы через четыре часа вновь открыть глаза и снова и снова возвращаться мыслями к произошедшему.

Она еще раз подчинилась своей извращенной природе. Тем не менее она запретила себе вписывать Фревена в самый низ своего длинного списка. Но ты еще раз потерпела неудачу. Ты слаба, бедная моя девочка…

Два взрослых человека хотят и находят друг друга, место и время, что в этом ненормального? Что-то противоположное было бы глупостью.

Остановись! Что ты делаешь? Ты хорошо знаешь, что это не то самое. Ты освободилась от устаревшего чувства вины. Твое тело уже долгое время, когда ты хочешь, — это твой инструмент! И если это социальное табу, то не стоит стыдиться того, что ты имеешь. Но ведь ты лжешь, не так ли? Признайся… Ведь это выше удовольствия. И в этом смысле, это не только удовольствие… Этот мрак, который следует за удовольствием, он и есть настоящая угроза и тебе, и всем остальным. И это то самое, чего ты не простишь себе! Взять на себя риск увлечь Фревена в свои потемки. В свой извращенный мир. Потому что речь идет именно об этом. Ты не просто ищешь удовольствия. Твои поиски отвратительны. Мужнины для тебя лишь инструмент. Потому что ты ненормальная.

Энн стиснула зубы.

А что она сделала? Благодаря своему желанию стала диким зверем, чтобы больше не иметь способности собой управлять? Поздним утром, понемногу, она поняла очевидное. Ее темная сторона пока еще не смогла завладеть ею. Это было хорошо для нее, желающей увлечь Фревена в свою бездну. Чтобы больше не быть одной. Потому что мучившая ее струнка вызвала в нем отклик. И он понял эту возможность. Пусть он разделит с ней ее бремя. Пусть поможет ей. В самой глубине своего существа Энн увидела во Фревене человека, способного не осудить ее и даже протянуть ей руку.

Спать с ним — это лучшее средство довериться ему? Чтобы он понял тебя и смог помочь? Какую глупость ты совершаешь…

Сначала они познали физическую близость, прежде чем подойти к более хрупкой, психологической. Обычно все происходит в обратном направлении. Сначала двое учатся понимать друг друга, разбираются в характерах, а потом происходит сближение тел. Энн же, наоборот, считала более важным сохранить свое сознание и все, что оно скрывает. Тело может со многим примириться, душа — нет. Тело может участвовать в эксперименте с тем, чтобы прощупать другого и решить, заслуживает ли он того, чтобы сломать барьеры, снять маску. К своим двадцати пяти годам Энн отдавала себе отчет в том, что она предлагала другим только игру в дурачка. Она обольщала, открывая лишь часть себя, самую привлекательную. И мужчине требовалось время для того, чтобы пробить пласты иллюзий, прежде чем понять, кто же на самом деле оказался в его постели. Потому что ее маска никогда не падала до полового акта. Таким образом, Энн изменила общепринятую тенденцию. «Скажи мне, как ты ведешь себя в постели, и я скажу тебе, нужен ли ты мне в моей жизни».

Теперь ей предстояло решиться. Как поступить? Должна ли она продолжать, или следует остановиться и вести себя так, как будто ничего не произошло?

Ты прекрасно знаешь… твое время пошло. Если ничего не предпримешь, рано или поздно ты придешь к саморазрушению. И может быть, именно он и есть тот мост, который нужен тебе, чтобы перейти через пропасть.

Поговорить с ним… Нет, не сейчас. Сначала приблизиться к нему. Понять чувствами. Это опасно. Присмотреться, чтобы довериться. Это значит — играть с огнем, ты знаешь, чем это кончается и что станет с тобой! У Фревена были ответы на ее вопросы. Он бы ей смог помочь.

— Я закончила.

Энн пробудилась от своих размышлений, как от тяжелого сна.