Молот и наковальня - Тертлдав Гарри Норман - Страница 5
- Предыдущая
- 5/123
- Следующая
Некоторые из вельмож виновато понурились. Но Курикий, обладавший большим мужеством – возможно, то было мужество отчаяния, – решительно ответил:
– О благороднейший губернатор Маниакис! Если уж говорить о покорных псах, то у выхода с пирса мне попалось на глаза копье с черепом несчастного Хосия. Что ж ты не удосужился убрать его за долгие шесть лет? Не получается ли, что все эти шесть лет ты бегал с нами в одной своре?
– Ну… – Старший Маниакис усмехнулся, поглаживая бороду. – Если смотреть на вещи подобным образом, наверное, и я не без греха. – Он помолчал немного, потом сказал:
– Ладно. Оставим это. Скажи-ка лучше, о высокочтимый Курикий, отчего столь достойные мужи вдруг решили, что моя задница будет смотреться на троне империи лучше, нежели задница Генесия?
– Отчего? – Курикий театральным жестом приложил руку к сердцу. – Да оттого, что если бы сам Скотос поднялся из глубин своей ледяной преисподней, – упомянув бога тьмы, казначей сплюнул на землю точно так же, как незадолго до него старший Маниакис, – и воцарился на троне Видессии, то даже он не смог бы причинить столько зла, сколько умудрился сотворить Генесий, этот сифилитик, маньяк, кровавый палач… Да от любого золотаря на троне было бы куда больше проку, чем от этого рехнувшегося болвана, который близок к тому, чтобы пустить псу под хвост все былое процветание, могущество и величие нашей тысячелетней империи!
Старший Маниакис отвесил оратору легкий иронический поклон:
– В наши дни любой честный человек готов присоединиться к твоим проклятиям, высокочтимый Курикий. Но просвети меня, какие именно деяния Генесия вызвали твой праведный гнев?
Казначей откашлялся, перевел дух:
– Не стану сейчас говорить о тех неисчислимых несчастьях, которые принесли подданным империи неудачные действия Генесия против кубратов и макуранцев. Скажу о другом. Не так давно узурпатор произнес речь в Амфитеатре: искал благосклонности у черни, заискивая перед ней. Но вожаки толпы принялись насмехаться над ним, припомнив ему все его пороки, слабости и неудачи. Озверев, тиран велел схватить десятка два зачинщиков и сорвать с них одежды, после чего их всех посадили на кол. Прямо в Амфитеатре, перед ошеломленной толпой. – Курикий втянул воздух сквозь стиснутые зубы и продолжил:
– Когда же генерал Франции потерпел поражение в битве с макуранцами – а как он мог одержать победу, не имея достаточно людей и средств? – палачи Генесия засекли его насмерть плетьми все в том же Амфитеатре. А вот еще: эпаптэс Видесса Елпидий имел несчастье обменяться письмами с вдовой Ликиния Цикастой. Прознав о том, Генесий лично отрубил несчастному сперва руки, потом ноги и, наконец, голову. После чего приказал казнить Цикасту с дочерьми на том же самом месте, где им были злодейски убиты Автократор Ликиний и его сыновья. Если ничего не изменится, то к началу этой зимы в славном Видессе не останется ни одной живой души, ни мужчин, ни женщин, ни детей – никого, кроме самого тирана да его кровавых подручных. Теперь ты знаешь все. Ты – наша последняя, единственная надежда, о благороднейший Маниакис! Молим тебя: спаси наш народ, спаси нас, спаси Видессию!
– Спаси всех нас! – нестройным хором подхватили остальные вельможи.
– Высокочтимые и досточтимые нобли! – ответил старший Маниакис. – Если вы надеетесь, что я немедля поднимусь на борт вашего корабля, чтобы поспешить в Видесс, боюсь, вас ждет разочарование. Но не стану отрицать: вы предоставили мне достаточно пищи для раздумий. – Нахмурившись, губернатор взглянул в сторону гавани. – Быть может, прикажете своим слугам доставить ко мне в резиденцию ваши вещи?
– О благороднейший Маниакис! Мы едва нашли возможность вырваться из Видесса, – ответил Курикий, – и сразу же воспользовались ею. Мы не могли взять с собой слуг, ибо чем больше людей узнало бы о наших планах, тем скорей могло случиться предательство, которое наверняка отдало бы всех нас во власть кровавого чудовища. Что же касается вещей, то мы не успели взять с собой ничего, кроме того, что на нас надето.
Брови старшего Маниакиса непроизвольно поползли вверх. Он был сражен. Видессийские вельможи, пустившиеся в долгий опасный путь без багажа, без слуг… Такое не лезло ни в какие ворота и куда вернее свидетельствовало о всей глубине охватившего их отчаяния, нежели любое, самое душераздирающее повествование о постигших их несчастьях. Та же мысль мелькнула и у младшего Маниакиса, хотя его опытный взгляд отметил скрытые под мантиями сановников увесистые кошели, прикрепленные к широким потайным поясам. Скорее всего, в кошелях хранились драгоценности и золотые монеты. Да, вельможи прибыли сюда беглецами, но нищими их никак не назовешь.
– Ну что ж, – сказал старший Маниакис, – раз так, добро пожаловать. Устраивайтесь, чувствуйте себя как дома. Пока могу обещать лишь одно: Генесию я вас не выдам. Даже если в Каставалу прибудет посланный за вами в погоню корабль, у вас будет возможность бежать за пределы города и укрыться в труднодоступной части острова. Ну, а теперь поговорим о более приятных вещах. Аплакий поможет вам разместиться, а потом препоручит заботам других слуг. Хвала Фосу, в резиденции хватит места для всех. Хватит и припасов, чтобы обеспечить вас всем необходимым. Сегодня вечером я дам в вашу честь ужин, во время которого мы сможем подробнее обсудить сложившуюся ситуацию. Ну, а пока… – Губернатор многозначительно взглянул на стоящих рядом Симватия, Регория и своего сына.
Сопровождаемые слугами сановники проследовали во дворец.
– Разве это не прекрасно? – воскликнула Линия, положив руку на плечо младшего Маниакиса. Ее черные глаза сверкали от возбуждения. – Если на то будет воля Фоса, Генесий наконец получит то, чего давно заслуживает. А до тех пор…
– А до тех пор, – перебил ее Симватий, – необходимо решить, как нам следует поступить в этих обстоятельствах. Ты хочешь принять участие в нашей беседе, дочь моя?
– Да, мне хотелось бы. – Линия скорчила гримаску. – Только вот боюсь, этого не хочется тебе.
Симватий, соглашаясь, медленно наклонил голову. Его дочь скорчила еще одну забавную гримасу, привстала на цыпочки, чмокнула младшего Маниакиса в кончик носа – процедура, к которой тот давно привык, – и скрылась за дверью.
Четверо Маниакисов немедля приступили к обмену мнениями.
– Тебя всерьез хотят видеть на троне, дядя, – начал Регорий, переполненный теми же восторженными чувствами, что и его сестра.
– Это я уже понял, – ответил старший Маниакис, – только не уверен, что мне хочется на нем сидеть. На сей счет у меня есть большие сомнения.
Брат, сын и племянник воззрились на него в немом изумлении. Прежде чем они успели позакрывать рты, двери резиденции снова распахнулись; из дворца выкатился главный повар. Он одарил неприязненным взглядом старшего Маниакиса и почти бегом заспешил вниз, держа курс в ту сторону, где находились рынки Каставалы. Симватий раскатисто захохотал.
– Так тебе и надо, – отсмеявшись, сказал он брату. – Сей взгляд есть награда за то, что ты пригласил уйму голодных людей к ужину, времени до которого осталось всего ничего. – Симватий любовно похлопал себя по заметно более выпуклому, чем у губернатора, животу.
– Да уж. Я могу считать себя счастливчиком, если дело ограничится этим огненным взором, – неожиданно хохотнул старший Маниакис. – Надеюсь, его не посетит мысль сдобрить мой суп приправой из белладонны или чем похуже. Ну, ладно. Теперь слушайте меня внимательно. Я далеко не молод. Битвы и сражения были моим уделом с тех пор, как мне стукнуло пятнадцать. Исключение составляют лишь несколько последних лет, проведенных мною здесь, на Калаврии. Сперва я люто возненавидел сославшего меня сюда Ликиния, но потом… Хочу признаться вам, я полюбил этот остров, привык к легкой, спокойной жизни и теперь наслаждаюсь ею Я более не стремлюсь на поле брани, вот почему мне совсем не улыбается восседать на троне, прекрасно понимая, что очень многие спят и видят, как бы меня оттуда сбросить. – Старший Маниакис испытующе взглянул на своих родичей:
- Предыдущая
- 5/123
- Следующая
