Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Шульман Нелли - Страница 84

• Предыдущая
• 84/140
• Следующая

Юбка у Деборы была форменной, цвета хаки, ниже колена. Подобные носили медицинские сестры. Приехав на базу в штатской одежде, ученые обнаружили в комнатах пакеты, со штампами: «Армия США». В них лежало военное обмундирование, без нашивок, и ботинки.

– Они, наверное, думали, что мы на лошадях явимся, с перьями в головах, и с томагавками, – усмехнулся кто-то из ребят. Индейские одеяла, трубки, кисеты, и сумки, тем не менее, привезли все. Даже простые вещи, но вышитые руками матери, или сестры, напоминали о доме. У Деборы, и в Орегоне, и здесь, оставалось старое одеяло, работы Поющей Стрелы. Девушке всегда казалось, что ткань пахнет дымом, свежей водой, цветами прерии.

Субботними вечерами на большой базе показывали кино. Барак, где помещалась столовая основной территории, ярко осветили. Дебора посмотрела на объявление: «Долгий путь домой».

Фильм вышел в ноябре прошлого года. В Орегоне Дебора его посмотреть не успела, а в декабре она оказалась в Хэнфорде.

– Шесть номинаций на «Оскар»… – девушка покрутила кончик черной косы, – Джон Уэйн играет… – она оглянулась на жилой барак. Одной идти в кино, было не принято. Две другие девушки, лингвист, как она сама, и математик, работали на смене. Дебора провела в большой комнате, где ученые склонялись над столами, погрузившись в комбинации букв и цифр, половину субботы. Она возвращалась туда, согласно графику, завтра утром.

– Ничего страшного, – немного неуверенно сказала себе девушка, – сяду в задние ряды, на меня никто внимания не обратит… – Дебора была ростом в пять футов девять дюймов. На нее везде обращали внимание. Чиркнув спичкой, она зажгла самокрутку.

Рядом с объявлением о фильме висело еще одно. Дебора прочла знакомую фамилию. В школе, на курсе американской истории, ребятам рассказывали о битве при Литтл-Бигхорн. Многие ее соученики, как и Дебора, о сражении знали с детства. В резервациях жили старики, помнившие Лесную Росу Маккензи, Неистового Коня, и великого вождя Меневу.

– Прадедушку генерал Горовиц убил… – пробормотала Дебора:

– Ерунда, это однофамилец. У евреев часто повторяются имена… – услышав незнакомый, мягкий голос, она замерла:

– Покажи ему Тору, Дебора. Покажи… – над оградой зоны, в темноте, пролетела какая-то птица. Дебора увидела проблеск белых крыльев. Над Хэнфордом всходила бледная луна, от большой базы доносился смех солдат, на Дебору потянуло табачным дымом. Выбросив окурок, обжигавший пальцы, она очнулась:

– Покажи… – настаивал низкий, ласковйый женский голос.

Дебора не удивилась. Она знала, что люди неба могут слышать сказанное за тысячи миль, оборачиваться птицами и зверями, видеть в облаке дыма прошлое и будущее. Она помялась:

– Я все равно хотела к раввину пойти, в Орегоне. Хотела узнать, что написано в книге… – девушка, еще раз, взглянула на объявление:

– Военный капеллан, раввин Аарон Горовиц. Его можно увидеть после исхода субботы, а суббота закончилась… – Дебора все топталась на месте. Склонив черноволосую голову, она прислушалась. Голос остался рядом.

– Я с тобой… – пообещала неизвестная женщина, – и так останется всегда. Покажи Тору, Двора… – Дебора вспомнила, что так ее имя звучит на святом языке:

– Дебора, в Библии, была пророчицей… девушка посмотрела на звездное небо, – судьей, воительницей…, – Дебора пошатнулась, будто кто-то подтолкнул ее в плечо.

– Иди, – велел ей голос, – иди, Двора… – засунув руки в карманы юбки, девушка решительно направилась в комнату, за Торой.

Раву Горовицу, неожиданно, понравился первый шабат на базе Хэнфорд, в пустынных, безлюдных просторах северо-запада Америки. Аарону день напомнил те, что он проводил, учась в ешиве, в Иерусалиме. Только здесь не было домашних обедов, после службы и кидуша они пошли в столовую.

В синагоге, разговаривая с офицерами, Аарон узнал, что у некоторых есть семьи. Однако жены и дети остались в Сиэтле, или Сан-Франциско.

– Теперь можно их сюда привозить, – весело сказал кто-то, – если капелланов прислали, то армия в Хэнфорде надолго обосновалась. Построим офицерские коттеджи, потихоньку. Госпиталь здесь имеется, а теперь и обрезание можно провести… – в больнице служили военные врачи, евреи. С Аароном, церемония должна была получиться такой, как положено. За обедом они говорили о будущих праздниках, о маце для Песаха, о том, что рав Горовиц поедет в Сиэтл, за свитком Торы. Днем Аарон позанимался, со свободными от дежурства солдатами и офицерами. Все они заканчивали классы, при синагогах, и читали на иврите. На базе нашлись и недавние эмигранты, из Европы, говорившие на идиш. Аарона расспрашивали о Германии, Польше, Советском Союзе и Маньчжурии.

– Рав Горовиц, – восторженно заметил один из сержантов, – вы, получается, кругосветное путешествие совершили…

– Не совсем, – рассмеялся Аарон, – мне осталось до Нью-Йорка доехать.

Подумав об отце, Аарон пообещал себе, после исхода субботы, отправиться к связистам. Хэнфорд напоминал Иерусалим отсутствием радио и реклам. В Нью-Йорке соблюдать шабат было сложнее. Улицы города усеивали открытые магазины и кинотеатры. В Израиле в субботу работали только арабские и христианские лавки, но их в еврейских кварталах не водилось.

В Хэнфорде висел один репродуктор, на столбе, у столовой. По радио звучали срочные объявления. Газеты сюда не возили. Связисты готовили сводку новостей, прикрепляя листы на щите с распоряжениями и приказами. Армия проложила в Хэнфорд телефонные линии, отсюда можно было позвонить и в столицу, и в Нью-Йорк. Лейтенант, связист, оказался евреем. Юноша подмигнул раву Горовицу:

– Приходите вечером. Я вас без очереди пропущу… – на звонки существовала запись. Аарону стало неудобно, но связист уверил его:

– Все собираются кино смотреть. Не забывайте о разнице во времени. Вечером только солдаты с западного побережья домой звонят… – доктор Горовиц всегда ходил на третью трапезу в синагогу, возвращаясь, домой поздно. Аарон знал, что застанет отца бодрствующим.

В маленькой, тесной кабинке, прижав к уху трубку полевого телефона, он слушал ласковый голос отца. Аарон соскучился по запаху табака и леденцов, по мягким, знакомым с детства рукам, по тонким морщинкам, у серо-синих глаз. Отец сказал, что в Нью-Йорке теплая весна:

– В Парке гиацинты расцвели, милый. Скоро голуби прилетят… – детьми Аарон и Меир поставили на хозяйственном балконе, выходящем во внутренний двор дома, скворечник. Белые птицы перекликались, расхаживая по выложенному плиткой полу. Мальчики бросали зерна голубям. Скворечник висел на месте. Отец, каждую весну, приводил его в порядок. Доктор Горовиц сказал, что с Эстер все в порядке. Сестра пока оставалась в Голландии. Меир собирался, на Пурим, приехать из столицы, погостить дома.

– Если бы и ты, милый, смог нас навестить… – отец замялся, – мы тебя давно не видели. Я тебе фотографии отправлю, что Регина прислала… – маленькая Хана, по словам отца, родилась крепкой малышкой:

– У них тихо, они в деревне живут… – вздохнул доктор Горовиц, – можно за них не волноваться. Просидят в Сендае всю войну. Рано или поздно японцам это надоест, они выведут войска с континента… – Аарон смотрел на объявление, на стене кабинки:

– Военнослужащий! Помни, что болтовня может стоить тебе жизни… – в Калифорнии, на базах, он подобных плакатов не замечал. Офицер, связист, помялся:

– Распоряжение начальства, рав Горовиц. База закрытый объект, мы подчиняемся непосредственно министру обороны. Бдительность никому не мешает… – слушая отца, Аарон насторожился:

– А если Япония повернет войска в Бирму? Это английская колония, США будут обязаны вмешаться. Я не утаивал японских родственников, но оставят ли меня в армии, если начнется война? Тем более, я и в Германии жил, и в Маньчжурии. Даже через Россию проезжал… – Аарон напомнил себе, что у младшего брата родственники точно такие же. Меиру, судя по всему, доверяли.

– Тем более, доверяют Мэтью, с его должностью… – Аарон покуривал первую после шабата сигарету, – и вообще, я еврей. Кто меня заподозрит в шпионаже? – он даже улыбнулся. Аарон вспомнил, что на западном побережье много японцев, и выходцев из Маньчжурии:

• Предыдущая
• 84/140
• Следующая