Душа зла - Шаттам Максим - Страница 3

– Можно выделить три фазы Стокгольмского синдрома…

Голос профессора Томпсона вдруг прозвучал странно, как голос какого-нибудь призрака.

«Мне бы надо немного сосредоточиться, если я не хочу быть отчисленной в начале года», – подумала Джульет, поморгав, чтобы прогнать навязчивые мысли. В коридоре раздались взрывы смеха, Томпсон сердито бросил быстрый взгляд на дверь, а затем продолжил:

– Первая фаза, взятие заложников, характеризуется развитием у них стресса, как правило, сильного. Затем наступает фаза удерживания, во время которой заложников шантажируют: эту фазу можно назвать периодом дегуманизации, заложники становятся товаром для обмена. Однако именно в этот момент происходит идентификация заложника с агрессором, страх смерти понемногу отступает, и заложник начинает симпатизировать преступнику. И, наконец, фаза последствий, характеризующаяся посттравматическим шоком или депрессией.

Джульет была восхищена этой странностью. Как захваченные и удерживаемые против воли люди могли испытывать симпатию к собственным мучителям? Профессор Томпсон рассказал о женщине, влюбившейся в своего похитителя, за которого она в итоге вышла замуж, и Джульет не смогла удержаться от улыбки. «Как в голливудском фильме, – подумала она. – Не хватает только Кевина Костнера в роли злодея, и вот, пожалуйста, готовая кинокартина! Реальность часто превосходит любой художественный вымысел».

Десять минут, оставшиеся до конца лекции, пролетели незаметно.

Джульет вышла на парковку для студентов и скользнула внутрь своего крошечного «Жука». Дождь прекратился буквально несколько минут назад. Джульет направилась на юг, по дороге остановившись возле «Seven-Eleven» купить пива. Был вечер среды, и, как обычно, она собиралась провести его у лучшей подруги. Джульет и Камелия были совершенно не похожи. Джульет – двадцать три года, Камелии – тридцать два. Если Джульет чувствовала себя спокойнее, находясь дома в одиночестве, то Камелии, наоборот, нравилось регулярно куда-нибудь выходить, и когда-то она даже была замужем, целых пять лет. Однако едва подруги начинали разговор на любую тему, как между ними возникало абсолютное взаимопонимание. Каким бы ни был сюжет беседы, у Джульет и Камелии всегда обнаруживались общие темы, и, болтая, они частенько засиживались за полночь.

«Жук» замер перед фасадом дома с облезшей краской.

Камелия открыла дверь. Это была высокая женщина с длинными светлыми, немного вьющимися волосами. При виде подруги ее лицо озарила широкая улыбка.

– Добрый вечер, красотка!

– Салют! Приближается октябрь, а вместе с ним – холода, – ответила Джульет, торопливо входя в прихожую.

– Я сейчас как следует растоплю камин, устраивайся.

Разглядывая загорелую кожу Камелии, Джульет нахмурилась.

– Мне казалось, ты перестала баловаться ультрафиолетом, – произнесла она. – Для твоей кожи это вредно!

– Скажем так – это последний каприз на память об ушедшем лете. Я приготовила салат из желудков – просто вершина французской кухни! Это должно напомнить тебе о твоих корнях.

– М-м-м, из всей моей семьи об этом вспоминает только отец, – улыбнулась Джульет. – Мне кажется, иметь французского дедушку – это своеобразный снобизм. Что-то вроде привилегии, знака принадлежности к королевской крови.

Джульет поставила пиво на кухонный стол. Где-то в глубине дома продолжал показывать новости телевизор.

– Как поживают родители? – поинтересовалась Камелия.

– Звонили вчера вечером, маме там нравится, правда, сложновато приспособиться к жаре, но в целом нормально. Отец много работает, возвращается домой поздно и часто продолжает работать даже в уик-энды. Самое удивительное, как говорит мне мама, что калифорнийцы все такие, у них совершенно особый менталитет.

– Ты что, никогда не была в Калифорнии? – удивилась Камелия, поставив тарелки на поднос.

– Нет. Знаешь, я и путешествия… Не могу сказать, чтобы я часто выбиралась за пределы Орегона.

Камелия уперлась руками в бока, отставив ногу и чуть наклонившись вбок.

– Тогда купи себе новый купальник, и я отвезу тебя на уик-энд в Лос-Анджелес, там на пляжах полно мускулистых парней.

– В конце сентября?

– Эй, малышка, такова особенность калифорнийского менталитета – настоящий калифорниец выше любых сезонов. Да и вообще, он всегда любит быть сверху, если ты, конечно, понимаешь, что я хочу сказать…

Джульет пропустила мимо ушей это сальное замечание и ответила лаконично:

– Как бы тебе сказать… Пляжи это не мое.

Камелия посмотрела Джульет в глаза.

– Джульет, в какой-то момент тебе все-таки придется влюбиться, таков удел всех смертных, иначе остаток жизни ты проведешь в одиночестве и забвении!

– Но я не хочу себя заставлять! Мне кажется глупым проводить дни напролет полуобнаженной, умирая от жары, под пристальными взглядами всех этих мужиков, страдающих от недостатка секса, и чувствовать, как ссыхается от морской соли моя кожа. Может, я размышляю не модно, но, уж прости, ничего не могу с собой поделать. – выпалила Джульет.

Камелия снисходительно посмотрела на нее и покачала головой.

– Решительно, тебя не исправишь. Ладно, помоги мне отнести все это в гостиную.

Они поставили тарелки на чудесный стол из дымчатого стекла. Дом Камелии был большим, с хорошей дорогой мебелью. Алиментов, которые платил бывший супруг, хозяйке хватало на то, чтобы потакать некоторым своим капризам.

Подруги с аппетитом поели, щедро запивая еду пивом и вином. В десять вечера обе почувствовали, что немного опьянели, и устроились перед телевизором. Джульет без конца хихикала, а Камелия со злорадным удовольствием комментировала бестолковую болтовню героев комедийного сериала.

Они просмеялись целый час, прерываясь лишь для того, чтобы разлить вино или переключить канал. Камелия любила повторять, что является продуктом общественной погрешности, поскольку была зачата родителями во время великого нью-йоркского блэкаута 1965 года, и не переставала критиковать современное телевидение за его отупляющее воздействие. Слушая об этом, Джульет то и дело разражалась смехом.

– Ты проклинаешь телевидение уже целый час, – заметила она, – но ты же смотришь его!

– Это потому, что я отказываюсь верить увиденному и продолжаю искать какую-нибудь умную передачу…

Взрывы хохота стали еще сильнее.

Незадолго до полуночи Джульет решила, что пора ехать домой. Камелия настаивала, чтобы подруга не садилась за руль в таком виде и осталась спать в одной из гостевых комнат, но Джульет отказалась. Она пообещала рулить медленно и соблюдать осторожность, тем более, что расстояние между их домами было небольшим – она жила на вершине холма едва ли в километре от подруги.

Выйдя на крыльцо, Камелия на прощание махнула рукой и отправилась спать. Джульет спустилась по ступенькам, ощутив ночную прохладу и порадовавшись, что та поможет ей привести мысли в порядок. Она ощущала себя немного нетрезвой, однако пары алкоголя, как ей казалось, уже достаточно выветрились, и она сможет управлять машиной. Но почувствовав, что ее еще немного шатает, Джульет глубоко вздохнула, стараясь прийти в норму. Облокотившись на перила, она загляделась на спускающиеся каскадом крыши домов и сады. Вдали, словно темная лента, делила пополам центральную часть города река Уилламетт. Контраст был значительным: под ногами Джульет как на ладони раскинулся светящийся огнями Портленд, все его здания и переполненные улицы. И все-таки она не различала там явных признаков жизни – лишь группки безымянных огней.

«Отличный момент для философствований! – мелькнуло у девушки в голове. – Уже полночь, а ты впала в ступор, наслаждаясь видом города; придумать что-то более пафосное было просто невозможно!»

Отвернувшись от давно знакомого зрелища, Джульет пересекла улицу, обогнула стоявший рядом с «Жуком» пикап и принялась искать в кармане джинсов ключи. Она одновременно копалась в двух карманах, когда вдруг заметила, что заднее колесо полностью спущено. Напоминая выплюнутую жевачку, шина безжизненно распласталась по асфальту.