Леди полуночи - Дэр Тесса - Страница 25

– А я вижу. Я не доверяю ни им, ни их сомнительным историям.

– Почему? – Ей стало обидно, и чем больше она волновалась, тем быстрее шла. Они уже почти добрались до церкви, Баджер бежал рядом. – Только потому, что вы не верите в мое родство с лордами и леди?

Торн резко остановился, обернулся и напряженно глянул на нее.

– Если бы весь этот год я не считал вас леди, то, уверяю, у нас все сложилось бы по-другому.

Ее лицо вспыхнуло, прочие части тела тоже охватило жаром. Она уже несколько дней стояла так близко к нему и не смотрела в эти глаза…

Как же он хорош!

Сейчас до нее вдруг дошло, что, при полном отсутствии аристократических манер и знания этикета, Торн в своей тщательно подогнанной форме всегда выглядел безукоризненно. Впрочем, и сегодня, в бриджах и простом черном сюртуке, плотно облегавшем широкие плечи, он смотрелся весьма элегантно: никакой вычурности и манерности, только аккуратность. Создавалось впечатление, что даже материя не смела мяться на его теле, не говоря уже о том, чтобы хоть одна пуговица выступила из ровной линии или пылинка упала на сапоги, начищенные до ослепительного блеска.

А лицо… Почти неделя прошла с того дня, как он привез ее из Гастингса, и каждый раз, глядя на Торна, Кейт находила его неизъяснимо и невыносимо красивым.

– Неужели это трудно? – спросила она. – Да будет вам известно, я вся на нервах из-за Грамерси. Они так добры! Мне хочется быть с ними честной и открытой, и, однако, я боюсь, что мои надежды излишне велики. Я все никак не могу понять, какое место занимаю среди них, и это трудно само по себе, а тут еще вы своим поведением все время смущаете меня. Я разрываюсь между ними и вами.

– Я тут ни при чем: просто ради вашей же безопасности нахожусь рядом и ни во что не вмешиваюсь.

– Еще как вмешиваетесь, причем во все, да еще любите поиздеваться. У меня не получается не обращать на вас внимание, Торн, и никогда не получалось, даже когда вы мне не нравились. А сейчас я у вас вроде бубенчика на веревочке: тренькаю и бренькаю при малейшем вашем движении и отзываюсь на каждое слово. То вы совсем не обращаете на меня внимания, то… поедаете взглядом, как сейчас. Как будто вы голодное ненасытное животное, а я…

Он стиснул зубы.

Кейт схватила открытым ртом воздух и закончила:

– …лакомый кусочек.

Торн выдохнул: медленно и осторожно, – подтвердив тем самым, насколько владеет собой.

– И что дальше? – не унималась Кейт. – Вы же не можете отрицать: между нами что-то есть.

– Конечно, есть, и даже более чем достаточно. Это опасность. В вашем гардеробе найдется что-нибудь поскромнее? Только взгляните на свое платье.

Она оглядела себя. Сейчас на ней было ее самое лучшее платье для прогулок из серого, как крыло дикого голубя, шелка. Цвет был скромный, рукава даже длинноваты для лета. По направлению его взгляда Кейт поняла, что он рассматривает ряд бантиков из лент, который спускался спереди вдоль лифа.

– Вы словно подарок в обертке. – Голос у него был слегка хриплым. – Упакованный для кого-то другого. Мужчина не может смотреть на вас и не думать, чтобы распустить все эти бантики один за другим.

– Они фальшивые, – едва выдавила Кейт. – И пришиты намертво.

Он не отрываясь смотрел на ее лиф, словно что-то прикидывая в уме.

– Я могу оторвать их зубами.

«И что потом?» – так и подмывало ее спросить.

Так они и стояли лицом друг к другу: молча и задыхаясь, – в то время как их воображение унеслось куда-то вдаль.

Баджер, которому явно надоело стоять на месте, ткнулся носом в ее сапожки. Ведь невозможно целый день пялиться друг на друга!

– Это все физиология. – Торн снова двинулся вперед. – Скоро пройдет. И вы отпустите меня.

Мысль была удобная, только вот Кейт не убеждала.

До церкви дошли молча, и лишь потом Кейт заговорила:

– Мне нужно, чтобы вы кое-что рассказали о себе. Ларк все время донимает меня расспросами о вас… о нас. И я не знаю, что отвечать. Для начала, когда у вас день рождения?

– Не знаю.

Ей вдруг стало жаль его, но потом она вспомнила, что и сама прожила двадцать три года, не зная собственной даты рождения, и ничего.

– Какой у вас любимый цвет?

Он искоса взглянул на ее платье.

– Серый.

– А если серьезно? Я помолвлена с вами, пусть и временно, но ничего не знаю ни о вашей семье, ни о вашем детстве, ни о вашей жизни.

– Да нечего тут рассказывать.

– Быть того не может. Я выросла в убогой школе для девочек, и все равно у меня в памяти остались кое-какие веселые истории из детства. Как-то раз наступила моя очередь помогать на кухне, и мне захотелось добавить приправ в наш вечерний суп. Случайно я бухнула в бульон содержимое всей банки с перцем и побоялась признаться. Потом подошло время ужина, а я так и не проронила ни слова. Никогда не забуду, какой вид был у моих подруг и учителей, когда они попробовали первую ложку супа…

Она вдруг расхохоталась.

– О, я заработала кучу проблем. Все отправились по постелям голодными, конечно. Меня потом заставили каждый день переписывать книгу «Экклезиаст».

Кейт подождала: может, тоже расскажет какую-нибудь похожую историю про детские дурачества, у любого человека должна быть хоть одна такая, – но так и не дождалась.

Не успела она задать свой следующий вопрос, как неожиданно Баджер вновь обратил на себя внимание. Его потешные ушки стали торчком, указывая в небо как двойная церковная колокольня, потом прижались к голове, и пес кинулся в сторону церкви, только его и видели.

– Баджер, стой! – крикнула Кейт, бросившись вслед за щенком.

Торн легко нагнал ее.

– Не останавливайте его. Он кого-то заметил: кролика или, скорее всего, крысу. Он же охотничий пес, выслеживать дичь – его предназначение.

Щенок нацелился на маленький дворик, скрывавшийся за главным зданием церкви. Его добыча, судя по всему, ускользнула через небольшую дыру в основании каменной стены. Баджер протиснулся в отверстие и исчез из вида.

– Вот пропасть! – задыхаясь, произнесла Кейт. – Пойдемте в обход.

– Это сюда.

Они быстро миновали ограду маленького кладбища и оказались у кованых железных ворот. Торн отворил их, и она торопливо прошла вслед за ним в огороженный высокими стенами церковный дворик. Все его пространство было заставлено могильными памятниками, изъеденных временем и покрытыми мохом, которые торчали в разные стороны как гнилые зубы.

– Баджер, ты где? Куда ты подевался? – Она побежала вдоль ряда памятников, наклоняясь и заглядывая между ними, а вспомнив, что припасла для пса кусочки мяса, выудила их из кармана и выставила перед собой в качестве приманки. – Вот посмотри, дорогой: у меня кое-что есть для тебя на ладони.

Торн обошел могильную плиту и, остановившись посреди дворика, свистнул. Не прошло и минуты, как из-за груды разбитых памятников показалась морда щенка.

– Слава богу! Ну что, он поймал кого-нибудь? – Кейт боялась взглянуть сама.

– Нет, но это к лучшему: в следующий раз будет проворнее.

В его голосе прозвучала настоящая гордость, а в том, как он гладил собаку и чесал за ухом, и вовсе проявлялась любовь. Торн действительно был привязан к щенку, хоть и утверждал обратное, и это говорило о нем больше, чем он позволил бы о себе узнать.

Сейчас рядом не было Грамерси, где-то далеко остались сплетни обитателей Спиндл-Коув. Они были одни в целом мире, и Кейт не могла не воспользоваться удобным случаем.

– Расскажите о себе, чем занимался ваш отец, как звали ваших сестер и братьев, каким был дом, в котором вы выросли, с кем дружили и во что любили играть, – да что угодно.

Лицо у него тут же превратилось в маску.

– Ради бога, Торн! Я ведь даже имени вашего не знаю. У меня чуть мозг не вскипел, пока пыталась вспомнить, как вас зовут. Наверняка в деревне кто-нибудь называл вас по имени хоть раз. Может, что-то записано в гроссбухе Салли. Или лорд Райклиф употреблял его как-то. Возможно, в церкви. Но чем дольше я старалась вспомнить, тем больше уверялась в том, что никто в Спиндл-Коув тоже не знает, как вас зовут.