Воспоминания - фон Тирпиц Альфред - Страница 50

• Предыдущая
• 50/148
• Следующая

В беседах с кайзером я принципиально ограничивался ведомственными вопросами. Поэтому мое влияние на него осталось весьма ограниченным и я совершенно потерял это влияние, когда началась война и я лишился возможности говорить с кайзером с глазу на глаз.

Постоянным гостем в Роминтене был мой предшественник – адмирал Гольман, приглашавшийся на мои доклады наряду с начальником кабинета. Его спокойствие, знание дела и личная беспристрастность приносили большую пользу, ибо кайзер справедливо считал адмирала другом, пекущимся об его интересах. Если кайзер не всегда относился так же к своим официальным сотрудникам, не уступавшим в верности адмиралу Гольману, то, по утверждению лиц, знавших Вильгельма II в годы его юношества, это объяснялось влиянием его воспитателя Гинцпетера, систематически внушавшего ему недоверие к будущим советникам.

Если это верно, то хотя в будущем правителе необходимо воспитывать умение разбираться в людях, Гинцпетер не понимал условий тогдашней прусско-германской действительности.

В своей узкой сфере деятельности я всегда убеждался в том, что после окончания испытательного периода полезно оказывать подчиненному безграничное доверие, которое лишь укрепляет в нем хорошие качества. Правда, на этом пути приходится переживать и горькие разочарования.

В роминтенском охотничьем домике образ жизни императора сближался с буржуазным; за украшенным листьями столом подавались домашние блюда. По вечерам часто читали вслух. К числу постоянных посетителей принадлежал полковник, командовавший расположенным неподалеку русским пограничным гарнизоном, которого в шутку упрашивали пощадить оленей и луга, если ему придется вторгнуться на нашу территорию. И в самом деле, когда началась война, царь приказал не опустошать Роминтен. «Главнокомандующий охотой» ожидал от флота охотничьей удачи. Но прошло много лет, прежде чем он подарил мне зеленую форму, в которой охотились придворные. Он часто брал меня с собой на охоту в расцвеченные осенью роминтенские луга, но во время моих докладов не должно было слышаться оленьего крика – об этом заботились мои добрые друзья – лесничие.

Императрица, постоянное присутствие которой придавало особую окраску роминтенскому мирку, как правило, не занималась политическими вопросами. Но когда она считала, что правильно понятые интересы супруга требуют ее вмешательства, то действовала решительно и обычно с успехом. Я вспоминаю об этой высочайшей особе с искренним уважением. Все, кто имел удовольствие познакомиться с нею, считали ее характер истинным благом для страны. Когда весной 1915 года кайзер переехал с западного фронта на восточный в связи с разногласиями, возникшими между ним и Гинденбургом, императрица, прибывшая из Берлина, велела прицепить в Галле свой вагон к поезду супруга, который был поражен, увидев ее на следующее утро. Известная фотография, изображающая кайзера и Гинденбурга после примирения в Познани, была заснята ею.

Возможно, будет неправильно сказать, что в послебисмарковской Германии не хватало независимых натур. Все же Холден правильно оценил трагическую сторону нашей работы, когда заявил в 1912 году после посещения Германии: По сравнению с прежним временем в Берлине бросается в глаза недостаток характеров. Почти религиозная преданность монархии, которую породила личность Вильгельма I, не мешала свободному выражению мнений и формированию деятельных характеров, но под влиянием кабинетов она выродилась потом в простое послушание.

В тяжелых испытаниях, которые пережила Германия в наши дни, ей недоставало той мужественной силы, которая проявилась в 1866 и 1870 годах и даже в 1848 году (возможно, впрочем, что эта сила просто не могла действовать там, где было нужно).

• Предыдущая
• 50/148
• Следующая