Лубянка. Подвиги и трагедии - Лузан Николай - Страница 22

Люшков сразу понял, куда подул ветер, и с учетом прошлого опыта принялся плести вокруг Шеболдаева плотную оперативно‑осведомительскую сеть. Но тот оказался тертым калачом, по‑крупному нигде не подставился. Тогда Люшков зашел с другой стороны: начал разработку его ближайшего окружения — Белобородова и Глебова. Осведомители ловили каждое неосторожно оброненное ими слово в адрес Сталина и критические высказывания в адрес генеральной линии. Сын портного знал, как шить политические дела, и к ноябрю 1936 года, помимо троцкистов и зиновьевцев Белобородова и Глебова, в тюрьме УНКВД оказалось свыше двухсот человек.

Результаты проделанной Люшковым «работы» оценили не только в наркомате НКВД, но и выше. 2 января 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло специальное постановление «Об ошибках секретаря Азово‑Черноморского края т. Шеболдаева и неудовлетворительном политическом руководстве крайкома ВКП (б)». После такого разгромного постановления судьбы Белобородова, Глебова и остальных «коммунистов‑перерожденцев» были решены. Не избежал их участи и сам Шеболдаев. Сработала известная схема: сначала его задвинули в курский обком, потом сняли с должности, исключили из партии и репрессировали.

Казалось бы, Люшков снова на коне, но тут на место Шеболдаева назначили Евдокимова, а через несколько месяцев, на февральском пленуме ЦК ВКП (б), Ежов обвинил бывшего его покровителя Ягоду в том, что тот позволил предателям и вредителям проникнуть в центральный аппарат. Люшков оказался в подвешенном состоянии и, страхуя себя от обвинений в связях с «врагами народа», сделал ловкий ход: одним из первых выступил застрельщиком в изобличении перерожденцев‑предателей в рядах сотрудников органов государственной безопасности и развернул дела на своих подчиненных — начальников Таганрогского горотдела УНКВД Е. Баланюка и Новочеркасского райотдела УНКВД Д. Шаповалова. Это его начинание подхватили ретивые начальники из других управлений и завалили Центр докладами о разоблаченных предателях. Кровавое колесо репрессий в органах безопасности сделало свой очередной оборот.

Наряду с политической задачей — зачисткой парторганизации края — перед Люшковым стояла и другая, не менее важная задача, связанная с оперативным обеспечением безопасности Сталина во время его пребывания на спецобъектах — черноморских госдачах. Один из таких спецобъектов — «Сосновая роща» — строился в Сочи.

Перед его сдачей Люшков оттуда не вылезал, вместе с архитектором М. Мержановым подчищали последние хвосты. Приехав на объект, Хозяин остался доволен, и похвала не заставила себя ждать: 3 июля 1937 года Люшков был награжден орденом Ленина. Казалось бы, трамплин в Москву готов, но неудача свалилась оттуда, откуда ее не ждали.

Его давние покровители, Леплевский и Балицкий, не могли поделить власть в Киеве. В мае Балицкого сняли с должности. Новый нарком НКВД Украины Леплевский, долгое время проработавший заместителем Балицкого, припомнил тому прошлые обиды и вскоре вскрыл «заговор» среди украинских чекистов. К августу 1937 года были сняты с должностей и затем арестованы все заместители Балицкого, большинство начальников отделов центрального аппарата и областных управлений. В своей мести Леплевский зашел так далеко, что бывших выдвиженцев Балицкого оперативные группы разыскивали и арестовывали по всей стране. В далеком Ташкенте отыскали начальника второстепенного 3‑го отдела П. Рахлиса. Вскоре был арестован и сам Балицкий.

Люшков, на первый взгляд, мог не опасаться, что волна репрессий накроет и его: давний покровитель Леплевский круто шел в гору. Но он не был всесилен, чтобы замять возможные показания Балицкого и других арестованных коллег Люшкова по прошлой работе в ГПУ Украины. На его счастье, они против него ничего не дали, но все‑таки ему было неспокойно. Новый назначенец, начальник ГУГБ НКВД СССР М. Фриновский, близко связанный с Евдокимовым и много лет проработавший в органах на Северном Кавказе, резко негативно воспринял деятельность Люшкова по разоблачению «чекистов‑перерожденцев» в УНКВД по Азово‑Черноморскому краю и начал под него копать.

Вывел Люшкова из‑под удара Фриновского сам Ежов, с которым он познакомился в Ленинграде во время работы по делу об убийстве Кирова. Тогда, по поручению Сталина, по линии партии Ежов курировал ход расследования, а Люшков с позиций органов вел оперативную разработку. Не желая столкновений Фриновского и Люшкова, нарком развел их подальше.

Люшков 31 июля 1937 года получил назначение на должность начальника УНКВД Дальневосточного края. Приступив к работе, он всячески старался отвести от себя нависшую опасность и с учетом ростовского опыта рьяно взялся за выкорчевывание в партийных организациях края и органах троцкистов, зиновьевцев и «предателей». Первый, в ком Люшков распознал замаскировавшегося врага, был не кто иной, как его предшественник, комиссар госбезопасности 1‑го ранга Т. Дерибас. Тот с его подачи оказался одним из «главных организаторов» в крае правотроцкистского Дальневосточного центра. Выбить из Дерибаса нужные показания для команды костоломов Люшкова не составило большого труда. После этого оставалось только заполнить схему заговора исполнителями. Их долго искать не пришлось, все они были под рукой — заместители Дерибаса В. Западный и И. Барминский, последнего попутно сделали японским шпионом. «Заговорщики», естественно, действовали не в одиночку и втянули в свою преступную деятельность «перерожденцев‑предателей», начальников областных управлений: Л. Липовского, С. Сидорова, А. Льва, А. Лавтакова и других.

Очистка органов и партийного аппарата Дальневосточного края от «врагов народа» и «изменников» под руководством Люшкова шла такими темпами, что лимиты на приговоры «троек» по первой категории — расстрел (2000 человек) и второй категории — осуждение к длительным срокам (4000 человек) были исчерпаны к октябрю 1937 года. В наркомате пошли навстречу его настойчивым просьбам и пересмотрели их в сторону увеличения.

От такой работы Люшкова был в восторге первый секретарь Дальневосточного крайкома ВКП (б) И. Варейкис. В частности, в письме Сталину от 8 сентября 1937 года он писал: «После приезда в край нового начальника НКВД Люшкова было вскрыто и установлено, что также активную роль в правотроцкистском Дальневосточном центре занимал бывший начальник НКВД Дерибас». Затем он перечислил остальных участников «центра» и заверил, что партийные организации и дальше будут беспощадно бороться с «перерожденцами». Варейкис, когда писал эти строчки, вряд ли мог подумать, что благодаря новому активному начальнику НКВД уже в октябре он будет снят с должности и затем станет участником того самого правотроцкистского Дальневосточного центра[27].

К концу 1937 года в результате активной деятельности Люшкова в Дальневосточном крае было репрессировано несколько десятков тысяч человек. В январе 1938 года при подведении итогов работы наркомата НКВД Ежов в своем выступлении поставил другим в пример УНКВД по Дальневосточному краю и его начальника Люшкова — репрессировавшего 70000 (!) «врагов народа» — это был самый высокий показатель по стране [28].

После таких лестных оценок перед Люшковым снова открывалась перспектива оказаться на высокой должности в Москве. Но к тому времени Сталин уже раскладывал новый пасьянс. 14 января 1938 года на пленуме ЦК ВКП (б) с докладом выступил член Политбюро Г. Маленков и подверг резкой критике перегибы и перекосы в работе партийных организаций, связанные с «необоснованными исключениями коммунистов». По итогам заседания было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии».

Видимо, Сталин посчитал, что пришло время осадить своего «цепного пса» Ежова, а стране и народу в очередной раз явить «врагов» — виновников чудовищных злодеяний и преступлений. Одним из первых козлов отпущения стал нарком НКВД УССР Леплевский, наиболее рьяный исполнитель предыдущих разоблачений — «военно‑фашистского заговора в Красной армии» и в партийных организациях Украины. В январе его отозвали в Москву, сняли с должности и назначили начальником 6‑го отдела ГУГБ НКВД СССР. За это время Фриновский со своей командой, как следует поработав на Украине, набрал схему заговора и подобрал в нее исполнителей. А когда все было готово, настал черед Леплевского. 26 апреля его арестовали и предъявили стандартное обвинение — «участие в правотроцкистской антисоветской организации и проведение контрреволюционной предательской деятельности».