Хроника выживания (СИ) - Борискин Александр Алексеевич - Страница 8

— Хорошо бы газету старую или ее обрывок с датой найти. Хоть как-то с годом бы определились, — подал голос Игнат.

— Если бы это случилось, было бы слишком хорошо. Как в книгах про попаданцев. Называется "рояль в кустах".

Ребята рассмеялись.

— Тише, охламоны! Вас за версту слышно.

Разведчики направились на восток, стараясь идти по обочине дороги.

Пройдя около километра, впереди услышали лай собак. Сразу же метнулись влево вглубь леса и там притаились. Через некоторое время по дороге из Лук прошла старуха, одна, без собаки, опираясь на суковатую клюку. В руке несла корзину, закрытую сверху травой. Одета она была в длинную черную юбку до щиколоток, темно-зеленую кацавейку, на голове темный платок. На ногах – какие-то опорки.

Пройдя вперед еще метров 200, вышли на окраину деревни. Скорее, даже, деревеньки с тридцатью избами. Ветер дул в сторону разведчиков, поэтому собак не боялись. Игнат забрался на дуб, росший на краю леса, и рассматривал деревню через бинокль с высоты. Потом, спустившись, рассказал, что видел четверых мужиков, стоящих посередине улицы и что-то обсуждавших, махая руками. Бабы виднелись по огородам, наверное, пропалывали грядки. Несколько мелких пацанов бегали друг за другом по деревне.

Некоторые избы имели очень неприглядный вид: старые, покосившиеся, огороженные плетнем. Деревенька расположилась около Мсты. На берегу лежало несколько челнов и стояли закопченные баньки. Подход к воде был освобожден от леса и кустарника. Также на берегу лежали две больших груды стволов сосен, уже очищенных от веток. Похоже их готовили для сплава по реке.

Больше ничего интересного Игнат не увидел.

Разведчики решили возвращаться домой. Хорошо было уже то, что рядом жили люди и, в случае нужды, хоть было к кому обратиться.

Возвращение домой по знакомой дороге было быстрым. Сойдя на тропинку и пройдя по ней до места, где подошел Игнат, они пошли не вокруг участка, а прямиком к оставшемуся участку асфальтированной дороги. Уже отсюда, через калитку, прошли к дому. Тут их уже с нетерпением ожидали все попаданцы.

Александр рассказал об увиденном разведчиками и просил в ближайшие дни соблюдать тишину и не выходить за пределы ограждения, чтобы раньше времени себя не обнаружить. Веста была молчаливой воспитанной собакой, чего нельзя было сказать о Лорде. Тот бегал вдоль натянутой проволоки и изредка начинал лаять на ворон, целой стаей окруживших загон для кур. Да еще петухи могли своим пением обнаружить попаданцев. На общем собрании решили готовиться к встрече с аборигенами, тем более все чувствовали, что она не за горами.

Александр предупредил, что все переговоры будет вести только он. У него уже был готов предварительный план того, как будет объяснять появление попаданцев в этом месте.

Под вечер 24 июня Петеньке опять стало совсем плохо. Елизавета Афанасьевна, уже решившая, что все плохое позади, не выдержала, глядя на мучения Петеньки, и сама слегла с сильнейшим сердечным приступом. Петенька, обхватив голову руками, катался по постели, скрипел зубами от раздирающей голову боли, и громко стонал, говоря вслух какие-то непонятные слова.

Верный Прохор, уже после полуночи, привез земского врача, Аристарха Мефодьевича, пользующего Елизавету Афанасьевну уже более 30 лет. Не имеющий глубокого медицинского образования, но имеющий огромный практический опыт, Аристарх Мефодьевич прописал пациентке сердечные капли, напоил успокаивающим сбором трав и рекомендовал строго постельный режим. Все попытки Елизаветы Афанасьевны посидеть в кресле около постели сына, пресек "железной" рукой, пообещав немедленно заняться Петенькой и каждый час сообщать матери о его самочувствии.

Осмотр Петеньки привел врача в некоторое замешательство. Поведение пациента, сильнейшая головная боль, временами потеря сознания говорило о воспалении головного мозга, но отсутствие высокой температуры, озноба и рвоты, а также необычная бледность лица не позволяли с полной уверенностью поставить этот страшный диагноз. Он также попытался дать больному успокоительное средство, но не смог этого сделать. Петенька двумя руками отбивался от всех попыток Аристарха Мефодьевича ему помочь.

Аристарх Мефодьевич рассказал Елизавете Афанасьевне, что сделал все возможное для лечения Петеньки и теперь все в руках Божьих. Причиной болезни он объявил сильнейшую простуду, вызвавшую "осложнение на голову".

Прибывший следом священник отец Варфоломей, причастил Елизавету Афанасьевну и попытался причастить и Петеньку, но тот не обратил никакого внимания на попытки святого отца провести таинство. Пришлось ограничиться чтением молитвы и осенением крестом на расстоянии.

Почувствовав себя еще хуже, Елизавета Афанасьевна призвала к себе Аристарха Мефодьевича и отца Варфоломея и попросила достать из-за икон в горнице свое завещание, в котором все принадлежащее ей имущество завещала сыночку Петеньке.

Она почему-то была уверена, что ее муж, Иван Григорьевич, потому так неожиданно умер, попав под понесших лошадей, что за три месяца до кончины написал завещание и заверил его у нотариуса. "Если бы этого он не сделал, так пожил бы еще не знамо сколько", — часто говорила она своим родственникам. Еще при жизни мужа она неоднократно просила отменить завещание, на что тот только смеялся, называя ее страхи "бабскими причудами".

Поэтому, хоть завещание и было написано ею собственноручно, но подписать его она решила тогда, когда почувствует себя очень плохо, и при свидетелях. Посылать сейчас за нотариусом не было никакой возможности, поэтому она в присутствии врача, священника, а также Прохора, собственноручно подписала завещание, которое все заверили, и попросила в случае выздоровления Петеньки, передать ему его. Также указала на ларец, в котором находились все официальные бумаги, подтверждающие ее состояние, и передала отцу Варфоломею ключ от ларца. Впала в беспамятство и через час отошла в мир иной.

К утру Геннадий Алексеевич немного оправился. Голова болела, но терпеть боль стало можно. Он попробовал "поговорить" с Петром, но ему это не удалось. Тот не отзывался. Геннадий Алексеевич попытался сесть на кровати и с удивлением заметил, что тело стало подчиняться ему несравнимо лучше, чем раньше. Он встал на ноги и, держась за спинку кровати, сделал первый шаг в своей новой жизни. Голова закружилась, и Геннадий Алексеевич медленно опустился на пол, смахнув рукой со стола кружку с морсом. Она упала на пол и разбилась.

На шум открылась дверь и в комнату заглянула Варька. Охнув, она подбежала к Геннадию Алексеевичу и попыталась его поднять. Не справилась и позвала на помощь Прохора, прокричав, что барин упал с кровати.

Тут же появились кучер, священник и врач, сидевшие рядом в горенке и уже заканчивающие вторую бутылку наливки. Общими усилиями они подняли Геннадия Алексеевича и уложили его на кровать.

Неожиданно для себя, Геннадий Алексеевич осознал, что хорошо знает всех присутствующих, хотя до этого никого из них не видел: и отца Варфоломея, и Аристарха Мефодьевича, и Прохора. Он понял, что сознания их с Петром соединились, и, похоже, именно он стал главным в их общем теле.

— Где маменька? — тихо спросил он присутствующих.

Аристарх Мефодьевич потрогал лоб больного, попросил показать язык, сосчитал пульс и поинтересовался о болях в голове.

— Голова болит, но значительно меньше, чем раньше. Уже можно терпеть и, похоже, боль уходит. Так где маменька?

Мужчины переглянулись и вперед вышел отец Варфоломей:

— Петр Иванович, Елизавета Афанасьевна преставилась от сердечного приступа три часа назад. Лекарства Аристарха Мефодьевича не помогли. Я ее причастил. Перед смертью она в нашем присутствии подписала завещание, в котором отписала все принадлежащее ей имущество вам. Мы все были этому свидетелями.

Геннадий Алексеевич закрыл глаза. Он почувствовал неподдельное горе от этого известия. Петенька очень любил мать, а после соединения их сознаний, все эмоции, знания, умения, привычки Петра стали присущи и Геннадию Алексеевичу.