Книга откровений - Томсон Руперт - Страница 48
- Предыдущая
- 48/52
- Следующая
Я лежал на земле лицом вниз, боли не было, было просто холодно. Земля пахла жевательной резинкой и металлом. Я мог видеть площадь Рембрандтплейн, которая немного наклонилась набок. Зеленые и желтые неоновые огни. На одной из видеореклам передвигается ковбой. Сначала он выхватывает пистолет и наклоняется вперед, потом выпрямляется и прячет пистолет в кобуру. Потом снова выхватывает пистолет, наклоняется вперед. Так продолжается до бесконечности, и ковбой ничего не может поделать. Например, он никогда не выстрелит из своего пистолета. Никогда не сядет на лошадь, никогда не растянется на своей походной кровати, надвинув шляпу на глаза, и никогда не заснет. Как много обычных, нормальных вещей он никогда не сможет сделать…
Двое полицейских поставили меня на ноги. Неподалеку стояла их белая машина с вращающимся голубым сигналом на крыше. Они взяли меня под руки и повели назад к клубу. Американец шел впереди нас. То и дело он оглядывался на меня. Его лицо было белым от ярости. В какой-то степени он был как тот неоновый ковбой.
У входа в клуб собралась небольшая толпа. Я подумал о том, где сейчас могут быть Билл и Эмма. Полицейские провели меня вверх по крутой лестнице, мимо билетной кассы, и втолкнули в помещение офиса. Темно-красные стены, серые жалюзи, две пальмы в кадках. Около автомата с водой сидела девушка с наброшенным на плечи пледом. Полицейские подвели меня к ней, но она не поднимала глаз. Она все крутила и крутила на пальце кольцо, как будто оно обладало силой изменить положение вещей и перенести ее в другое место, в другую жизнь.
- Это он? - спросил один из полицейских.
Я не отрываясь смотрел на вертевшееся на пальце девушки кольцо. Круг, еще круг. Казалось, я слышу шорох металла по коже пальца - слабый шелест, как будто муха потирает свои лапки.
Полицейский опять повторил свой вопрос тем же спокойным голосом. На этот раз девушка бегло взглянула на меня, не дольше секунды.
- Да, - ответила она.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Посмотрите на карту Амстердама, и сразу увидите, что город напоминает отпечаток пальца. Четыре главных канала образуют ряд концентрических полукругов, с которыми перекликаются такие улицы, как Дамрак и Ньивезейдс-Ворбургвал. В самой середине территория, где находится район красных фонарей, представляет собой более компактный отпечаток пальцевого узора, его сердцевину, в которой линии уже не искривляются, а плотно прижимаются друг к другу, почти параллельны, как будто сжаты под давлением: Вармусстрат, Ауде-зейдс-Ворбургвал, Аудезейдс-Ахтербургвал, Кловенирсбургвал.
Однако отпечаток пальца представлен не целиком. Он отпечатался частично, смазанно, как след на оконной раме, или на ручке двери, или на краю ящика письменного стола. Достаточно ли будет такого отпечатка для полиции, чтобы установить личность? Возможно, нет. Будет ли это основанием к обвинению? Вряд ли. Кто бы ни совершил преступление, оставив этот отпечаток, несомненно, он избежит наказания.
В некотором смысле город пытался подсказать мне это. Ты никогда не решишь этой загадки. Тебе лучше забыть о ней. Но я, конечно, ничего не слышал.
Посмотрите на карту. На ней все показано.
Вся история.
Я сидел на жестком стуле под яркой лампой дневного света и ждал. Напротив меня на белой стене висели электрические часы. Я наблюдал, как секундная стрелка легко, словно нож, намазывающий масло, пробегает мимо цифр. Без четверти пять.
Меня отвезли в полицейский участок позади Лейдсеплейн. Когда я пил жидкий, обжигающе горячий кофе, который мне предложили, я думал о своей кухне с зелеными стенами, утопающими в тени у потолка, о том, как мог бы сидеть за столом, освещенным лампой. Я слышал шуршание газеты в своих руках, переворачивавших страницы, гул воды в водопроводных трубах, проходящих в стене кухни, и шум холодного ветра, дующего в оконное стекло. Из окна моей кухни я мог видеть громаду темного здания через дорогу, а вдалеке левее от него, огни машин на шоссе. А если откинуться на стуле и взглянуть через плечо, то можно увидеть контуры тела спящей в моей постели Джульетты - только не сегодняшней ночью…
Я отхлебнул кофе. Без пяти пять. Наконец ко мне подошел полицейский и сказал, что протокол на меня смогут составить только после девяти часов. Он говорил почти извиняющимся за такую задержку тоном. У него были глаза с красными прожилками и гладкое блестевшее лицо, как будто он только что побрился. Вам лучше сейчас поспать, сказал он. Взяв меня за руку повыше локтя, он провел меня мимо множества дверей в камеру, в которой стояла узкая кровать и туалет без сиденья. Он забрал мои туфли, часы и ремень, положил все в пластиковый пакет и заклеил его.
- Что со мной будет? - спросил я, внезапно испугавшись. Он неправильно меня понял и сказал:
- Ничего не будет. До утра.
Наверное, я заснул. Потому что, помню, вскочил с кровати, когда открылась дверь. Когда я понял, где нахожусь, меня обдало жаром. Если бы все это мне просто приснилось: девушка на синем бархатном диване, потом она в туалете, потом она сидит, завернувшись в плед. Поднимает на меня глаза с поплывшей тушью. Да. Это он. Конечно же, все должно было быть наоборот. Это я должен был сидеть, закутавшись в плед, и обвинять ее…
Я не мог понять, почему все пошло наперекосяк. Меня ввели в большую серую комнату без окон. Я сел и стал ждать. У меня слезились глаза, наверное, от усталости. Мои локти и колени были покрыты синяками после того, как меня сбили с ног недалеко от клуба. Через несколько минут вошел полицейский с гладким лицом. Я обрадовался, когда его увидел, все-таки знакомое лицо, какая-то связь. Он обошел вокруг стола, разложил перед собой стопку бланков и документов.
- Долгая у вас смена, - сказал я. Он взглянул на меня:
- Простите?
- Вы долго работаете.
- А, да, - он слегка улыбнулся и заглянул в бумаги.
Дверь опять открылась, и вошел другой полицейский, неся поднос с булочками и кофе, который он поставил на стол между нами. Полицейский с гладким лицом вытянул вперед руку, ладонью вверх, жестом показывая, что я могу угощаться. Я налил себе кофе, добавил молока, потом взял булочку. Она была великолепна. И мне почему-то вспомнился вкус пива, которое я попробовал в день своего освобождения из белой комнаты, пять лет тому назад.
Пока я ел, полицейский сообщил мне, что по голландским законам с момента составления протокола меня имеют право задержать на один срок до шести часов, потом могут продлить задержание на два срока по двадцать четыре часа каждый. После этого меня либо отпустят, либо предъявят обвинение. Такова стандартная процедура. В случае, если предъявят обвинение, мне положен адвокат. Все, что он говорил, было очень разумно и понятно, поэтому я просто кивал, не зная, какие задавать вопросы.
Следующие полчаса ушли на заполнение многочисленных форм, в которых он писал четким, аккуратным почерком с небольшим наклоном влево. Потом у меня взяли отпечатки пальцев, сфотографировали и отвели назад в камеру. Полицейский сказал, что со мной поговорят сегодня же утром, но позже. Что меня допросят. Мне следует подготовиться к этому, предупредил он.
Когда перед обедом меня вывели из камеры, оказалось, что обстановка в полицейском участке полностью изменилась. Когда я шел по коридору, проходящие мимо полицейские бросали на меня укоризненные взгляды, а остальные смотрели холодно и отчужденно, как на подопытного животного. Полицейского с гладким лицом, который обращался со мной вежливо, нигде не было видно.
На этот раз, когда меня ввели в серую комнату, за столом сидели двое полицейских. У одного было вытянутое лицо и узкие плечи, его звали Снел. Он курил сигарету, небрежно выпуская дым из ноздрей. Другой, Питере, был лысоватым, с квадратной головой. Оба выглядели усталыми и недовольными. Они бы с удовольствием оказались где угодно, только не в этой комнате, и виновником их присутствия здесь оказался я. Как только я сел перед ними на стул, меня сразу же охватило паническое ощущение вины.
- Предыдущая
- 48/52
- Следующая