Добродетельная леди - Торнтон Элизабет - Страница 43

• Предыдущая
• 43/54
• Следующая

– Кстати, – беззаботно бросил он жене, встретившись с ней тем же утром наедине на лестнице, – не ждите меня сегодня вечером к ужину, любимая. Я обещал Адель – разве я не сказал вам? Она просила меня помочь ей подобрать упряжку для ее городского экипажа. Сегодня продают на аукционе скот Холдейна, и, если повезет, она сможет купить что-нибудь подходящее, не оставшись с пустыми карманами. Кроме того, торги могут затянуться.

Брайони бросила на него уничижительный взгляд.

– Адель? И когда вы видели ее? – резко спросила она. Рейвенсворт разгладил невидимую морщинку на рукаве.

– Как того требует вежливость, моя дорогая, я наношу визит в Бичвуд всякий раз, как оказываюсь поблизости, – через день, я думаю.

Рейвенсворт с удовлетворением заметил шок в лице Брайони после своего нахального заявления. Через секунду, однако, она оправилась достаточно, чтобы продолжить со своим обычным спокойствием:

– Как вы... внимательны, милорд. И вы ведете себя так же любезно со всеми нашими соседями?

Он снисходительно улыбнулся:

– Разумеется, нет. Адель живет очень близко от Оукдейла. Кроме того, я знаю ее целую вечность. Со дня смерти графа она всегда советуется со мной. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем взять вас с собой, но, к несчастью, в моей двуколке удобно могут разместиться только двое. Вы не возражаете, я надеюсь, что я взялся оказать даме эту маленькую услугу?

Мучительное чувство несправедливости, вызванное этими провокационными словами, было прекрасным противовесом тому грузу вины, который угнетал ее дух с того момента, как она произнесла ужасную ложь.

– С чего бы мне возражать? – спросила Брайони, отводя взгляд, чтобы скрыть внезапную вспышку враждебности. – Как вы сказали, ваша близость – ах, прошу прощения – ваша дружба с дамой имеет давние корни. Действительно, в первый же раз, когда я увидела ее, – теперь я вспомнила, что это была библиотека в Брумхилле... Но эту развратную сцену лучше забыть, не так ли, милорд? – напряженно сказала она и почувствовала, что одержала маленькую победу, когда снисходительная улыбка бесследно исчезла с лица Рейвенсворта. – Второй раз я видела ее, когда вы были так добры представить нас около магазина Хэтчарда, вы тогда тоже выступали в качестве поверенного этой леди – что-то насчет недвижимости ее покойного мужа, как я припоминаю. Очевидно, Адель никогда не была склонна сама заниматься своими делами.

Этот завуалированный намек на то, что Брайони самостоятельно распоряжается доходами с ее значительного состояния, заставил Рейвенсворта стать мрачнее тучи, но Брайони уже прорвало, и теперь ничто не могло ее остановить.

– Нет сомнения, вам очень льстит, когда на вас смотрят с восхищением и почтением, – продолжала она нарочито снисходительным тоном, как если бы такая вещь была до неправдоподобия исключительной. – Умоляю, не беспокойтесь о моих чувствах на этот счет, потому что у меня их нет. В ваше отсутствие, – спокойно продолжала она, не забыв подлить масла в огонь, – думаю, я буду продолжать, как могу, развлекать себя в компании одного только моего кузена, поскольку у Вернона есть дела, требующие его присутствия в городе.

– Правда? Тогда желаю вам хорошего дня, мадам, – ледяным тоном ответил Рейвенсворт и, нахлобучив на голову шляпу, спустился по лестнице, крикнув, чтобы ему немедленно приготовили двуколку.

Брайони просто кипела от негодования, наблюдая, как он шел через фойе и яростно захлопнул за собой дверь. Час назад за завтраком, страдая от непомерного чувства вины, она не могла и слова сказать в присутствии Рейвенсворта. Этому не следовало удивляться. Ее с детства учили ценить честность как самую главную добродетель, избегать даже той маленькой невинной лжи, которую свет считал необходимой для общения. Она знала, что поступила очень плохо. Но его чудовищное поведение, ухаживание за дамой сомнительной репутации совершенно вывели ее из себя. Хотя Брайони и отвергала мысль, что Адель была серьезной соперницей за внимание ее мужа. Ее душевное спокойствие, пока в ее жизнь не вошел Рейвенсворт, было постоянным, надежным и безопасным, как Английский банк. Тогда она была покорной и безучастной, насколько могла вспомнить. А теперь! Она сознательно довела его до белого каления и ничуть не сожалела об этом. Он это заслужил.

Брайони подобрала юбки и взбежала по лестнице к себе в комнату. Через несколько минут она небрежным жестом надевала свою лучшую оливково-зеленую шелковую амазонку, чтобы выглядеть такой же модной, как пышно украшенная Адель. Рейвенсворта не было, чтобы оценить это, но она обещала Колдвелу проехаться верхом по имению. Пусть хотя бы один джентльмен будет знать, что Брайони Лэнгленд не какая-то там замарашка, которую можно не принимать в расчет.

Именно джентльменом вроде Колдвела Брайони когда-то дразнила Рейвенсворта, приводя пример идеального жениха для квакерши. Он был приятен во всех отношениях. Понимал ее колебания и опасения. Разделял ее взгляды и мнения. Был человеком совести. Странно, однако, что при всем этом он казался ей слишком покорным и бесцветным, чтобы возбудить хотя бы крошечный интерес в ее груди. Рейвенсворт, непредсказуемый, испорченный, властолюбивый, вспыльчивый и беспринципный, каким он мог быть, полностью завладел ее неприступным сердцем. Любовь – чувство непостижимое и нелогичное, печально сказала она себе, и с этим ничего не поделаешь.

Поездка Вернона в порт Фолкстоуна была чем-то вроде разведывательной экспедиции. Он использовал всю силу убеждения – очень аргументированную, как выяснилось, – чтобы убедить сомневающегося американца не отваживаться на поездку за границу в такой критический момент. Колдвел, наконец, сдался, правда, с некоторой неохотой и дал Вернону адрес своих доверенных квакеров с инструкцией убедиться, все ли готово к его отъезду завтра утром, как уже давно было намечено. Колдвел собирался сесть на корабль посреди Ла-Манша (капитану которого щедро заплатили) и выдать себя за члена экипажа. Когда корабль через несколько недель придет в Галифакс, он надеялся перебраться к себе на Род-Айленд, будучи уверен, что найдет приют и помощь у любого канадца или американца, называющего себя квакером, невзирая на состояние войны между двумя странами. Колдвел знал, что для квакеров это обстоятельство не будет значить ничего.

Он считал разумным не сообщать своим гостеприимным хозяевам точный день своего отъезда, поскольку не хотел, чтобы Рейвенсворт из чувства долга решил проводить его. Он не думал, что внезапный отъезд двух молодых щеголей хоть немного встревожит хозяина дома, и хотел защитить Брайони на случай, если Рейвенсворту придет в голову подробно расспрашивать ее о перемещениях юных гостей.

Вернон возвратился ближе к вечеру с тревожными новостями. Сломя голову несясь к конюшне, он увидел сестру и друга, прогуливающихся в саду. Рейвенсворта, отметил он с облегчением, нигде не было видно. Не теряя ни секунды, он повернул коня и устремился к ним, подняв облако пыли. Он резко осадил коня, и тот, заржав от неожиданности, остановился. Через мгновение Вернон был уже на земле и бежал к Колдвелу.

– Нельзя терять ни минуты, – начал он, тяжело дыша от напряжения. – Мы должны уехать немедленно. Сюда направляется констебль. Он собирается поговорить с Рейвенсвортом о каком-то бедняге-американце, который сбежал из под ареста. – Плечи Вернона тяжело вздымались, он никак не мог отдышаться.

Секунду Колдвел в замешательстве смотрел на молодого человека. Потом порыв друга, похоже, передался и ему.

– Сюда едет констебль, ты сказал?

– Я мчался, как дьявол, чтобы предупредить тебя. Он не больше чем в получасе езды позади меня. Все иностранцы должны предъявить документы, и ты не сможешь выдать себя за канадца.

Колдвел несколько секунд стоял в нерешительности, переваривая слова Вернона.

– Что Хериоты? – наконец спросил он. – Когда они ждут меня?

Вернон начал выражать нетерпение, в то время как его друг ничем не показывал, что осознает опасность ситуации.

• Предыдущая
• 43/54
• Следующая