Игра или страсть? - Торнтон Элизабет - Страница 39

• Предыдущая
• 39/63
• Следующая

Брэнд рассмеялся.

– Тогда все, что я могу сказать, – валяйте, вершите свое зло. Я возьму Марион такой, какая она есть.

Керр вытаращил глаза.

– А как же ваша политическая карьера?

– Я и не такие трудности преодолевал. Однако я по-прежнему желал бы избавить Марион от неприятностей, но на моих условиях.

После этого торг стал серьезным, но в одном Брэнд не собирался отступать: он покупает доказательства вместе с молчанием Керра. Однако в мыслях он уже разрабатывал план, как наказать гаденыша. В этой истории имеются огромные пробелы, которые еще предстоит заполнить. Брэнд пока воздерживался от угроз, потому что Керр все еще мог причинить вред Марион. Но как только опасность минует, тут же последует возмездие. А пока все, что ему нужно от Марион, – это несколько прямых ответов.

Марион лежала поверх покрывала, полностью одетая, и слушала равномерный стук дождевых капель, стекающих с карниза и шлепающих по крыше центрального гостиничного портала. Она ждала, когда вернется горничная с кувшином горячей воды для умывания и стаканом бренди для притупления чувств.

Теперь Марион понимала притягательную силу бренди. Забвение – вот чего ей хотелось.

Поскольку ее попытки не думать о своих бедах оказались неудачными, она заставила себя подняться и встать с кровати. Огонь в камине не горел, потому что на дворе стоял июнь, начало лета, и только дряхлые старики не стыдились зажигать огонь. Все остальные дрожали молча. Англичанам приятно думать, что они крепкая нация.

И ей нравилось так думать о себе: крепкая, умелая, владеющая ситуацией. Как ни странно, мысль о том, чтобы рассказать Брэнду о своих родителях, страшила ее далеко не так сильно, как мысль о том, чтобы рассказать это сестрам. Он всю жизнь страдал от пятна на своем рождении, он поймет. Но сестры будут потрясены до глубины души. Их благополучная, спокойная жизнь разлетится вдребезги. Они сделаются объектами любопытства, презрения и насмешек.

Марион пыталась мысленно прорепетировать слова утешения, но единственное, что ей пришло в голову: они не сделали ничего дурного, и им нечего стыдиться. Легко сказать, но когда на них начнут указывать пальцами – а это неизбежно, – они все разделят родительский позор.

О Господи, зачем она решилась провести сезон в Лондоне? Как могла положиться на слово Дэвида Керра? Как могла позволить себе обручиться с Брэндом? Раньше они с сестрами были никому не известными провинциалками, теперь же весь свет знает о них.

И это все ее вина.

Марион вновь охватила дрожь. Она долго со злостью смотрела на холодный камин, затем решительно взяла свечу с каминной полки и поднесла ее к щепкам. Когда огонь разгорелся, Марион вызывающе кивнула. Да, она слабая, но никто не увидит.

Тихий стук в дверь заставил ее поднять голову. Наконец-то вернулась горничная.

Однако, когда Марион открыла дверь, на пороге стояла не Дорис, а Брэнд. На какой-то безумный миг ей почудилось, что он вышел прямо из ее грез: темные волосы, растрепавшиеся на ветру, блестят от дождя, сюртук распахнут, а шейный платок сбился набок. Но ее приковали глаза, голубые глаза, в которых ярко горело какое-то сильное чувство.

Он все знал.

Ей хотелось его уважения и восхищения, а не жалости. Один его взгляд, слово могут прорвать плотину сдерживаемых эмоций. Завтра она бы встретилась с ним, но не сегодня.

– Тебе… – Марион прокашлялась, – тебе лучше уйти. Люди подумают лишнее.

– Сегодня я встречался с твоим старым другом, – сказал он. – С Дэвидом Керром, поэтому я уже знаю худшее. – Он помолчал, затем продолжил тем же любезным тоном: – Я встретил горничную на лестнице и велел ей идти спать.

Чуть заметно улыбаясь, он вошел в комнату и ногой захлопнул дверь.

– Что мне делать с этим?

В одной руке он держал кувшин, а в другой стакан с бренди. Обеспокоенно изучая его, Марион поняла, что он настроен воинственно. Неужели он не видит, что она измучилась за последний час – разбитые надежды, страдания, страх немедленного разоблачения? Она ожидала утешения, сочувствия, чего угодно, но не этого холодного, властного голоса, спрашивающего, куда поставить бренди и кувшин с водой.

Она не хотела жалости, но несправедливость его бесчувственного поведения начинала раздражать.

– Бренди дай мне, – проговорила она голосом, холодным как лед, – а кувшин можешь поставить в умывальник.

Он подал ей стакан и поставил кувшин в раковину. Затем велел:

– Пей бренди.

Осторожно поглядывая на него, Марион сделала один глоток. От огненной жидкости в носу приятно. защипало, и долгожданное тепло растеклось по телу. Она сделала еще глоток, и еще, и еще, надеясь оттянуть неизбежный момент, когда ей придется защищаться.

Больше Марион не могла пить. Она не привыкла к крепким напиткам. Еще глоток, и она подавится.

Словно прочитав ее мысли, Брэнд забрал стакан и поставил на каминную полку.

– Пока хватит, – сказал. – Лучше? Она кивнула.

– Хорошо. – Его улыбка испарилась, а голос стал резким. – Знаешь ли ты, что заставила меня пережить, и не только за последние часы, но и за последние недели?

В течение последнего получаса его эмоции круто повернули от ярости на наглость Керра к чувству предательства со стороны Марион. Он повез Керра к гостинице и решил, что прогулка пешком до отеля «Замок» даст ему время поразмыслить над тем, что делать дальше. Мыслей было много, но они постоянно возвращались к неизбежному выводу: Марион не доверяет ему.

– Что ты пережил? Нет, постой-ка…

– Дэвид Керр! – Его голос драматически возвысился. Он отвернулся от нее и начал мерить шагами комнату. – Когда ты назвала его имя в театре, я подумал, что ты боишься его.

– Я и…

– Но позже я стал думать, что ты все еще любишь его. – Он перестал ходить и пригвоздил ее взглядом. – Ты так и сказала. Забуду ли я когда-нибудь эти слова? «В глубине души я, наверное, все еще люблю его».

Она презрительно фыркнула, но это, похоже, лишь еще больше рассердило его.

– Откуда мне было знать? – возмутился он. – Когда я приближался к тебе, ты меня отталкивала.

Его гнев расшевелил сильные чувства и в ней.

– Для твоей же пользы! – закричала она.

Он рассмеялся, но это был безрадостный смех.

– Я позволял тебе отталкивать меня, потому что думал, что Керр соблазнил тебя или, хуже того, изнасиловал.

Она сдавленно ахнула.

– Я держал себя в руках, боясь напугать тебя. Не хотел, чтобы ты подумала, что я грубое животное, думающее лишь о собственном удовольствии. Я терпеливо ждал, когда ты сама проявишь инициативу. И что я получал за это? Холодный душ.

Это заставило ее задуматься. По ее мнению, она отвечала на его поцелуи с такой страстью, которой сама от себя не ожидала.

Задетая, она парировала:

– Ты ждал, когда я проявлю инициативу? Вот это новость!

– Назови хоть один раз, когда это было не так! – Он сделал длинный, успокаивающий вдох. – Я думал… бог знает, что я думал. Может, у тебя есть тайный ребенок, которого ты прячешь в глуши Озерного края?

Она опешила:

– Тайный ребенок? Хорошего же ты мнения обо мне!

– Ну, очень скоро я отбросил эту мысль. Я был уверен, что твой отец вышиб бы мозги Керру, если б он тебя обесчестил.

– Я была сдержанна. Я не хотела и не нуждалась в близком друге, чтобы делиться своими секретами. Если ты разговаривал с Дэвидом, то знаешь почему!

Он схватил стакан с бренди, залпом допил его и со стуком поставил обратно. Его голос был резок.

– Мы же с тобой друзья, ближе, чем друзья. Кто бы смог помочь тебе лучше, чем я? Думаешь, ты единственная, чьи родители не были женаты? Ты должна была довериться мне.

Скажи он эти слова другим тоном, она бы восприняла их иначе, но он нападал на нее, и Марион инстинктивно вздернула подбородок.

– Я должна была довериться тебе?

– Именно, черт возьми.

– Как ты доверился мне?

• Предыдущая
• 39/63
• Следующая