Игра или страсть? - Торнтон Элизабет - Страница 47

• Предыдущая
• 47/63
• Следующая

Арестантская была единственным тюремным помещением в Лонгбери и находилась в переулке прямо за Хай-стрит. Закоренелых преступников отправляли в Брайтон, где имелись надлежащая тюрьма и охрана. Обитатели арестантской редко проводили больше одной ночи за решеткой. Их проступки были незначительными.

И тем не менее ночь за решеткой отнюдь не являлась тем опытом, который хотелось бы повторить.

С караульным Дженнингзом Брэнд был хорошо знаком. Сейчас Дженнингз был уже в годах, но по-прежнему обладал крепким телосложением, один его вид удерживал многих буйных заключенных от необдуманных действий.

– Что ж, мистер Гамильтон, сэр, – сказал Дженнингз, – времена изменились, и теперь вы пришли вызволять герцога, а не наоборот?

Брэнд не стал тратить время на воспоминания.

– Твоя правда, Дженнингз. Где леди Эмили?

– О, не в камере, сэр. Она у нас дома. Я не мог отпустить ее, видите ли, потому что она оказала сопротивление при аресте. Никаких обвинений, сэр, но она должна понимать, что нельзя мешать полицейскому, который выполняет свой долг.

Господи Иисусе, все хуже, чем он думал.

– Расскажите мне, что случилось.

– Состязание экипажей – вот с чего все началось, – сказал Дженнингз, – прямо здесь, на Хай-стрит. – Он слегка взмахнул рукой. – Нет, вы представляете? Добропорядочные люди, конечно, испугались за свои жизни. Они попросили констебля Хинчли задержать молодых щеголей, которые заварили эту кашу. Он поймал их возле «Розы и короны», вашего Эндрю, мальчишку сэра Джайлза Молверна и их приятелей. К тому времени их увеселение закончилось дракой. Ваш Эндрю здорово отмутузил молодого Молверна, а когда констебль Хинчли хотел арестовать его, Эмили встала между ними.

– Ее можно отправить домой? Дженнингз растерялся.

– Ну конечно, такая славная леди. Но ей нужно преподать урок, понимаете?

Брэнд понимал, он выразил свою признательность Дженнингзу в более красноречивых выражениях, чем обычно. Всегда выгодно быть по эту сторону закона, по крайней мере делать вид, что это так. Одно из основных правил, которое он усвоил как газетчик.

– Теперь расскажите мне об Эндрю, – попросил он. Дженнингз почесал подбородок.

– С ним дело похуже, – сказал он. – Сэр Джайлз и молодой Молверн в конторе, и сэр Джайлз настаивает на обвинениях. Он ждет вас.

– Насколько сильно избит мальчишка?

– Он воет, как кот на крыше, но я не вижу никаких повреждений. Думаю, он притворяется, чтобы насолить юному Эндрю.

Брэнд на мгновение задумался.

– Вы послали за доктором?

– Нет. Его отец сказал, что сам позаботится обо всем, когда привезет его домой.

– Если он выдвигает обвинение, я хочу, чтобы мой доктор осмотрел парня. – Брэнд сверкнул хищной улыбкой. – Пошлите за доктором Хардкаслом. И назовите ему мое имя, тогда он непременно приедет.

– Тут есть доктор. На Хай-стрит, совсем рядом.

– Хардкасл, – повторил Брэнд. – Если я плачу по счету, то хочу, чтобы присутствовал мой доктор. Да, и не забудьте уведомить об этом сэра Джайлза.

Дженнингз кивнул.

– А леди Эмили?

– Мэнли отвезет ее домой.

– Хорошо.

– Спасибо. А теперь я повидаюсь с Эндрю.

Слуги уже гасили последние свечи в большом зале, когда Марион поднялась наверх. В голове ее вертелось множество мыслей, но большой тревоги не было. Лакей прошептал, что молодые люди не совершили никакого серьезного проступка и леди Эмили ничего не угрожает. Возможно, констебль припугнул их, но не больше.

Прежде чем пойти в свою комнату, Марион зашла в спальню Фебы. В комнате было темно, девочки спали. Волосы Фебы были накручены на папильотки – она всю последнюю неделю пыталась копировать кудряшки Флоры. Флора же завидовала отсутствию у Фебы веснушек и каждый вечер протирала лицо лимонным соком, чтобы сделать «ужасные пятна» бледнее. Марион почувствовала запах лимонного сока.

Марион вздохнула, уже не в первый раз спрашивая себя, что девочки будут делать, когда придет время расстаться. Метод воспитания Флоры, разделения ее между двумя тетками в течение года, был, на взгляд Марион, жестоким и эгоистичным. Он не давал Флоре стабильности, в которой она нуждалась.

Марион понимала, что ей следует пожалеть Теодору как заброшенную, обделенную вниманием жену, но она не испытывала к ней симпатии. Теодора была холодной и гордой, и в душе у нее не было ни капли материнских чувств. Что касается лорда Роберта, он был сдержанным, но не холодным.

Ветерок из открытого окна зашевелил какие-то бумаги на маленьком столике и сдул их на пол. Марион подошла и увидела на столе шкатулку, в которой, должно быть, хранились сокровища девочек. Странные сокровища, подумала она, переворачивая бумаги. Это письма к Ханне, и подписаны они лордом Робертом! Более внимательное прочтение озадачило ее. Ни слова о любви. Счет за покупку, благодарственная записка, рецепт лечения лошади – безобидные послания, написанные в неофициальном тоне.

Марион обратила внимание на шкатулку. Вещь ручной работы, инкрустированное дерево, с плотно прилегающей крышкой.

Свет был плохой, но она без труда разглядела выгравированные на крышке буквы – «X. Г.». Вполне возможно, что это шкатулка Ханны. Некоторые из писем адресованы ей, но не все. Марион открыла крышку и просмотрела содержимое. Единственной представляющей интерес вещью там оказался носовой платок с инициалами лорда Роберта.

Марион стала размышлять, но ни одна теория, приходившая в голову, не удовлетворяла ее. Ей нужны были любовные письма, что-то, что доказывало бы, что Ханна планировала сбежать с любимым человеком. Может, такие письма были, но их кто-то забрал?

Она взглянула на кровать. Фебе и Флоре предстоит многое объяснить, но не сейчас. Утром она потребует рассказать, где они взяли эту шкатулку и что в ней было еще.

Сунув шкатулку под мышку, она на цыпочках вышла из комнаты. Девочки здорово перепугаются, когда обнаружат исчезновение шкатулки с сокровищами. Хорошо. Что-то уж слишком независимыми стали эти девчонки. Немного дисциплины им не помешает.

Марион вернулась к себе, но не собиралась ложиться в постель, пока не поговорит с Брэндом и с Эмили. Чтобы скоротать время до их возвращения, Марион снова взяла шкатулку и на этот раз стала искать потайное отделение. К ее немалому разочарованию, такового не обнаружилось.

Марион поставила шкатулку на трюмо и начала беспокойно мерить шагами комнату. Наконец послышался стук колес на подъездной аллее, потом шаги Эмили.

Марион взяла свечу с каминной полки и пошла к сестре. Эмили широко улыбнулась:

– Я подумала, ты уже спишь, и не хотела тебя будить. Поставь свечу, и я обо всем расскажу тебе.

Похоже, что Феба и Флора не единственные, кого необходимо приструнить.

Марион поставила свечу и села на кровать рядом с Эмили.

– Итак?.. – напомнила она.

– Сегодня, – продекламировала Эмили, словно играла роль на сцене, – Эндрю проявил себя как настоящий джентльмен. Он герой, Марион, о, не в греческом стиле, но такой, которым мы, англичане, можем восхищаться, ну, знаешь, скромный, благородный человек действия. Если бы он был немного постарше, я бы попыталась женить его на себе. Растущая тревога Марион немного улеглась.

– Ты не влюблена в него? Эмили нахмурилась:

– Не болтай чепухи. Он же еще мальчик.

Марион благоразумно воздержалась от упоминания слов мисс Каттер.

– Эмили, – сказала она, – не томи душу, расскажи, что там у вас произошло.

– Во всем виноват этот несносный Виктор Молверн! – горячо начала Эмили, затем улыбнулась. – Хотя, учитывая все, нам бы стоило поблагодарить его. Он показал себя хуже некуда.

– Эмили! – нетерпеливо воскликнула Марион. Эмили кивнула.

– Было состязание экипажей… – проговорила она.

Брэнд вошел в камеру, Эндрю вскочил с тюремной койки и посмотрел на брата встревоженным и мятежным взглядом.

– Что они сделали с Эмили? – спросил он. Что ж, у парня правильные приоритеты.

• Предыдущая
• 47/63
• Следующая