Опасная близость - Торнтон Элизабет - Страница 34

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая

Он со странным выражением взглянул на нее.

– Тебе нет надобности жалеть меня. Тетка была мне как мать. Тебя ведь тоже воспитала тетя?

– Тетя Беа, – произнесла она с такой миной, что Маркус засмеялся, и она вместе с ним.

Он как бы невзначай заметил:

– Твоя подруга Эмили говорила мне, что тетушка у тебя была строгих правил, пуританка.

Катрин метнула на него раздраженный взгляд.

– Ты ошибаешься в своих предположениях. Я со всем не похожа на тетю.

– Кого ты пытаешься убедить, меня или себя?

Она вздохнула, сдерживаясь, чтобы не вспылить.

– Тетя тут ни при чем. Я. отвергла твое оскорбительное предложение потому, что ты женат, но, даже будь ты свободен, я все равно не стала бы твоей любовницей.

– У меня и в мыслях этого не было, – покривил душой Маркус.

– Что же тогда ты имел в виду?

– То, что когда я гляжу на тебя, то вижу разных женщин. Ты многое норовишь скрыть от меня.

Катрин постаралась не показать удивления.

– Не совсем тебя понимаю.

– То ты неистовая, пылкая… то вдруг становишься холодна, как лед.

– Ну да, ведь мне приходится играть роль другой женщины.

– Но какая ты настоящая: пылкая или холодная?

Разговор становился опасным. Пора было сменить тему. Взгляд ее упал на сундуки и коробки, сваленные посреди комнаты.

– Где твоя комната, Маркус?

Он уселся поглубже в кресле и усмехнулся.

– Ах да. Моя комната. Что ты скажешь, если я открою тебе тайну: по традиции лорд и леди Ротем живут в общих покоях?

– Я скажу, что мне плевать на традиции Ротемов, – резко сказала Катрин.

– Я знал, что ты так ответишь.

Он встал и направился к двери.

– Маркус?

– Что?

– Я хочу спросить… что ты собираешься сказать им?

– Если меня спросят, я объясню, что моя жена воспитывалась в монастыре и ее скромность не по зволяет ей делить комнату с мужчиной, даже если это ее муж. Что недалеко от истины, верно?

Не дожидаясь ответа, Маркус вышел.

О тот вечер Пени явился в столовую последним. Увидев, что Маркус занял место во главе стола, где обычно сидел он, Пенн что-то пробормотал и направился к свободному креслу рядом с матерью.

Одного взгляда на Пенна было достаточно, чтобы Катрин поняла, что он опять пьян. Он был в той стадии опьянения, когда агрессивность сменяется молчаливостью. Ее отец, будучи в таком состоянии, обычно принимался плакать или винить близких во всех своих бедах. Пенн подозвал лакея и, когда тот наполнил его бокал, тут же залпом выпил его. У Катрин екнуло сердце.

– Tus ojos son azules, – сказал он.

Катрин испуганно вздрогнула:

– Что?

Дэвид Литтон, сидевший по правую руку от нее, улыбнулся и повторил на безупречном испанском:

– У вас голубые глаза.

Она метнула взгляд на Маркуса. Этого она боялась больше всего – оказаться с глазу на глаз с человеком, бегло говорящим по-испански. Маркус, казалось, не слышал кузена.

– Si, – тихо ответила она.

– Откуда у испанки эти голубые глаза и белая кожа? – спросил Дэвид по-испански.

Она ответила с испанским акцентом, которому научилась с тех пор, как начала играть роль Каталины:

– От английских предков. Говорите по-английски, сеньор. Я хочу попрактиковаться в вашем языке.

– Где ты научился испанскому, Дэвид? – вмешался в разговор Маркус.

Последовало молчание. Дэвид уткнул глаза в тарелку, потом поднял их и увидел, что все смотрят на него.

– Один из моих друзей женат на испанке, – ответил он с запинкой.

– Ну да, – фыркнул Пенн. – Один из твоих друзей! Маркус, как ты можешь быть таким бестактным? Как ты сам научился испанскому? Полагаю, не с помощью учителя.

– Пенн, – обратилась к сыну вдовствующая графиня, переводя разговор в более безопасное русло, – почему ты не расскажешь Катрин о лошади, которую приготовил для нее?

На лице Элен было написано беспокойство, и сердце Катрин исполнилось благодарности к ней. Она прекрасно помнила, как сама пыталась успокоить отца в подобных ситуациях, и свое чувство бессилия.

– Пусть об этом рассказывает Маркус, – угрюмо отозвался Пенн. – Это его лошади. Мое мнение никого в этом доме не интересует.

Маркус, никак не отреагировав на его слова, подозвал лакея и что-то шепнул ему на ухо.

Мачеха Маркуса с мольбой посмотрела на Пенна, и он в конце концов сказал:

– Это горячая кобыла из ваших мест. Ее кличка – Мэг.

– Андалузская лошадь? – с притворным восторгом воскликнула Катрин. Она ожидала, что ей предложат эту лошадь, и они с Маркусом уже придумали, как отказаться от предложения.

– Это дамская лошадка, – сказал Тристам. – Держу пари, что Катрин привыкла к лучшему. Я был бы счастлив одолжить вам Харона, он тоже андалузец, но не такой спокойный и ручной, как Мэг. По правде говоря, Харон – лучшее, что может предложить Ротем.

– О, я не могу принять такой жертвы, – сказала Катрин. – Вам самому захочется ездить на Хароне.

Тристам состроил унылую мину.

– Увы, у меня не будет на это времени. Придется заниматься латынью и греческим с мистером Ривзом, нашим священником.

– Все равно, – ответила Катрин, – думаю, я оставлю себе Мэг, но благодарю за предложение.

Теперь, как было задумано, должен был вступить Маркус, что он и сделал.

– Боюсь, я не могу позволить тебе этого, Катрин. Ты не забыла о запрете доктора?

Вдовствующая графиня, просияв, радостно воскликнула:

– Вы ждете ребенка! Какая прекрасная новость!

Катрин нервно погладила шею.

– Ах, нет. – Ни один мускул не дрогнул на обращенных к ней лицах. Катрин густо покраснела и с мольбой взглянула на Маркуса. – Маркус?

Маркус, будто нехотя, пришел ей на помощь:

– Дело всего-навсего в том, что Катрин ушиблась во время прогулки верхом. Это иногда дает о себе знать.

– Да, ушибла ногу, – быстро добавила Катрин. – Она теперь всегда у меня болит, когда погода меняется. О, не настолько, чтобы мешать при ходьбе, но ездить верхом довольно затруднительно.

Последовало общее молчание, потом все заговорили разом. Катрин бросила взгляд на Маркуса, который в ответ незаметно пожал плечами. Никто не поверил им, а убеждать, что это действительно так, значило лишь усугублять недоверие.

Пенн оглянулся, ища лакея, чтобы ему налили еще, но лакеев не было видно, как и бутылок или графинов. Пенн угрюмо посмотрел на Маркуса и, тяжело опершись о стол, поднялся.

Глаза братьев встретились, и после недолгой молчаливой борьбы Пенн отступил и, в ярости пнув ногой кресло, вышел из столовой.

– Что все это значит? – вполголоса изумленно спросила Катрин Дэвида.

Тот, не поднимая глаз от тарелки, ответил:

– Маркус приказал убрать все спиртное, а Пенн обнаружил это только сейчас.

Вскоре три дамы в весьма подавленном настроении отправились в гостиную, джентльмены же остались в столовой. Катрин гадала, разрешит ли Маркус принести традиционные портвейн и бренди, и решила, что не разрешит. У него был столь непреклонный вид, когда Пенн сверлил его взглядом. Маркус твердо вознамерился отучить Пенна от пьянства, даже если ему ради этого пришлось бы разбить все бутылки в доме. Но таким способом добиться ничего нельзя. Пьяница всегда найдет где выпить.

Вдовствующая графиня беспомощно посмотрела на Катрин, улыбнулась и сказала:

– Мы так рады вам, Катрин. Жаль, что так получилось. Пенн не всегда так ведет себя. Просто он сердится, оттого что Маркус предложил Дэвиду более высокую цену за лошадь, которую он сам хотел купить.

– Я не виню Пенна за несдержанность, – сказала Саманта. Это были первые слова, которые Катрин услышала от нее за весь вечер. – Маркус должен был бы понять, что из этого выйдет. Пени знает, как вести хозяйство в Ротеме, Маркус же здесь просто гость.

– Саманта!

– Это так, мама, – порозовев, с вызовом ответила девушка и обратила взгляд к Катрин, ища поддержки.

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая