Бросок на Альбион - Торопцев Александр Петрович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/90
• Следующая

Что же будет делать дальше дюк Нормандии?

– Воевать! Я буду воевать с клятвопреступником! С вором! – кричал Вильгельм, а вот воевать против Англии хотелось не всем, даже из ближайшего окружения Вильгельма.

Здесь, в Нормандии, в Бретани, можно было побаловаться оружием, но бросаться через пролив на Альбион… нет, это дело опасное, спорное. Лишь один человек в те дни полностью поддержал растущее с каждой минутой желание Вильгельма воевать за английскую корону. Это был Ланфранк. Он не просто мечтал или надеялся, или верил в удачу дюка, он знал наверняка, что эта сложнейшая задача Вильгельму по плечу. Он провидел в нем величайшего организатора, а только такой человек мог осуществить успешный бросок на Альбион. Прежде всего – организатор. Затем – полководец. И опять – организатор.

Вильгельм собрал своих вассалов, с присущим пафосом, с нескрываемой обидой, с неутомимой жаждой мстить за святое дело рассказал о событиях в Англии, о своих планах:

– Я должен наказать клятвопреступников! Я это сделаю. Вы должны мне помочь. Я должен наказать клятвопреступников.

Немногие из баронов и знатных людей Нормандии в тот момент обратили внимание на этот рефрен, на маленькое, казалось совсем незначительное изменение во фразе, даже в одном слове: «Я должен наказать клятвопреступников!» Кто подсказал ему, вчера еще кричавшему: «Я накажу Гарольда!», а теперь два раза повторившего грозное, многозначное: «Я должен наказать клятвопреступников!!», – не скажет теперь никто. Но эта перемена сделала огромное дело.

Вильгельм собрался наказать народ Англии (между прочим, ни в чем неповинный!), а не Гарольда, отнявшего у него корону.

Барон Фиц-Осборн, поддерживающий все начинания сюзерена, пытался направить ход собрания в нужное Вильгельму русло, но люди прервали его выступление и закричали каждый о своем. Бароны согласны были поддерживать дюка в обороне и во всех мероприятиях внутри страны, где они имели прекрасные имения, замки и рисковать ими не хотели. Они наотрез отказались от дерзкой авантюры.

Рыцари так же не желали вступать в войско, плыть через опасный пролив, драться в чужой стране, боясь превратиться из свободных рыцарей в обыкновенных наемных воинов. Купцов и ремесленников пугали огромные налоги. Шум в зале собрания стоял невообразимый. Вильгельм едва сдерживал себя от гнева, сидел, вперившись в пол и ничего вокруг не замечая, до тех пор, пока зал не опустел.

К нему подошел Ланфранк. Он в эту минуту оказался рядом.

– Все идет хорошо, – сказал монах. – Ты напрасно волнуешься. Пошли меня в Париж, я помогу тебе.

– Но как?! – Вильгельм взглянул на Ланфранка с отчаянием и недоверием: неужели в Париже, у короля Франции, где правит из-за малолетства Филиппа Анна дочь Ярицлейва, ненавистная ему женщина, можно найти поддержку.

– Я знаю способ. Ты свое дело сделал на данном этапе. Я продолжу его.

С запиской, которую написал под диктовку учителя из Бека дюк Нормандии, Ланфранк отправился во главе большой свиты в столицу Франции, оставив в Руане почти уверенного в успехе задуманного дела Вильгельма. Почти уверенного. Ланфранк же был абсолютно уверен в успехе. И дело тут не в поддержке короля Франции и не в Анне, его матери.

На собрании нормандской знати Вильгельм ясно сказал, с кем он будет воевать, кого хочет наказать. И теперь эта мысль невидимыми волнами расходилась от дома к дому в Руане, от Руана по селениям и городам Нормандии, а затем Бретани и всей Франции. То было похоже на волшебство. Ни бедные, ни богатые, ни рыцари, ни купцы, ни ремесленники не передавали ее друг другу, но она, эта страшная для англичан мысль, растекалась волнами яда, заползала в души людей, и люди, никому в том не признаваясь, все чаще думали о ней. Затем – Ланфранк еще в Париж не прибыл – в тех же городах и селениях кто-то (неизвестно кто) пропел-промурлыкал себе под нос начальные куплеты гимна рыцарей «Песни о Роланде», и та ядовитая, страшная мысль будто бы обрела опору, стала все назойливее теребить души людей.

«Клятвопреступников надо наказать!» Их наказать можно. Мы, потомки славного Карла Великого, должны это сделать. А затем люди все чаще стали вспоминать базары с богатыми товарами из Альбиона, и ядовитая мысль обретала еще одну могучую опору.

Ланфранк подъезжал к Парижу в добром расположении духа. Он знал, что Анна, вдова Генриха I, правительница Франции, относится к Вильгельму с плохо скрываемым пренебрежением. Дюк Нормандии за одно только слово «Побочный» возненавидел эту гордую красотку, и ненависть с годами не затухала. Анна пользовалась во Франции заслуженным авторитетом мудрой, одаренной дипломатическими талантами женщины. Договориться с ней о помощи было очень трудно.

Но Ланфранк чувствовал себя превосходно.

Он вернулся в Руан с очередной победой. В Париже ему удалось сделать главное: не восстановить против дюка французского короля, провести встречи с французскими феодалами, с французской знатью. Он это и сделал. Воинственный люд из Франции потянулся в Нормандию, где подготовка к войне шла полным ходом. Вильгельм в этот период проявил себя действительно великим организатором. Средств у него было не так много, лишь самые верные и близкие бароны оказали ему материальную поддержку, но распоряжался он имеющимися у него деньгами очень рачительно.

В день приезда между ученым и дюком состоялся откровенный разговор. Оба они уже почувствовали наметившуюся перемену в умах простолюдинов и – главное! – знати, но пока еще те и другие с робостью, неуверенно вступали в войско Вильгельма. Нужен был еще один толчок. Ланфранк с присущей лаконичностью изложил свой план, и через несколько дней отбыл со свитой в Рим на прием к Гильдебранду, управляющему консисторией святого Иоанна Латранского.

Вильгельм продолжал готовиться к войне. На реке Див, что между реками Орн и Сеной, он строил много кораблей: военных (длинных, узких и быстрых) и массивных (вместительных) – грузовых. Упрямый перезвон топоров в прекрасных дубовых рощах, визгливое пение пил и стук молотков на верфях сливались с неугомонным людским говорком в веселую мелодию большой стройки. Вильгельм зорко следил за тем, чтобы бесшабашное настроение, способное сбить усталость во время работы, не туманило мозги людям. Строгий порядок царил повсюду. Воины и строители, оторванные от родных мест, и не думали, как часто бывает, о мародерстве. Жители близлежащих селений были довольны.

Еще при дюке Нормандии Роберте Дьяволе страна сделала в экономическом отношении рывок вперед. И теперь, задумав великое дело, Вильгельм понимал, что оно во многом зависит от обыкновенного производителя материальных ценностей, обижать которого в данной ситуации было бы равносильно самоубийству.

Ланфранк по пути в Рим завернул в монастырь Бек, и очень удивился странной перемене, произошедшей с Херлуином. Внешне тот остался предупредительным и вежливым, смотрел на учителя с легким наклоном головы; в глазах его светилось восхищение, но в тех же глазах основателя монастыря чувствовалось недоумение, хорошо скрываемое от постороннего взора – только не от Ланфранка. Учитель посторонним не был.

На откровенный разговор у них не хватало времени.

Ланфранк покинул монастырь и со сводным братом Вильгельма Робертом Юиегским отправился в долгий путь.

В Риме их встретил Гильдебранд, выслушал просьбу Вильгельма. Он просил слишком много: осудить церковью Гарольда и весь английский народ за то, что:

1. Англичане умертвили невинного Альфреда и его свиту, прибывших на остров;

2. Они же изгнали архиепископа Роберта с кафедры Кентерберийской;

3. Гарольд нарушил клятву, данную во всеуслышание над святыми мощами.

Эти обвинения нуждались в тщательной проверке. Но даже если бы все они подтвердились, то могли ли они явиться достаточным поводом для столь сурового приговора королю Гарольду и всему английскому народу? «Конечно же, нет!» – воскликнут добрые люди по причине, о которой и говорить не стоит. «Конечно же, да!» – решил Гильдебранд, по причине, хорошо известной Ланфранку.

• Предыдущая
• 59/90
• Следующая