Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/92
• Следующая

Стали просто землёй и травой

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых

Этот вечный огонь,

Нам завещанный одним

Мы в груди храним!

Моя спина сама выпрямилась, грудь поднялась, будто этот завещанный огонь распирает её, голос окреп, гудел эхом в подземелье:

Погляди на моих бойцов

Целый свет помнит их в лицо

Вот застыл батальон в строю

Снова старых друзей узнаю

Хоть им нет двадцати пяти

Трудный путь им пришлось пройти

Это те, кто в штыки, поднимался как один!

Кто возьмёт Берлин!

Бойцы тоже повытянулись, как на параде, глаза смотрят в никуда, блестят слезами:

Нет в России семьи такой

Где не памятен свой герой

И глаза молодых солдат

С фотографий увядших глядят

Этот взгляд, словно высший суд

Для ребят, что сейчас растут

И мальчишкам нельзя

Ни солгать, ни обмануть,

Ни с пути свернуть!

Эффект песни был подобен взрыву свето-шумовой гранаты - тишина, никто никого не видит, все смотрят в никуда.

Зато, ожидание закончилось. Мы стали желанны сразу во всех кабинетах. Ребята так и остались в коридоре, Степанов пошёл по одним инстанциям, я по другим.

Плюшки из Резерва Главного Командования.

Экзамен на профпригодность.

В одной из комнат, куда меня пригласили, стояли составлены два стола и стулья за ними. Напротив - один стул. Допросная. Оказывается, одинокий стул - для меня. Сел. Зашли "присяжные" Ё! Икать! Генерал, два полкана и майор госбезопасности Кельш. Я вскочил, вытянулся, вытаращив глаза, но не от усердия, а от удивления. По-моему это первый увиденный мною генерал. Синицин не в счёт - я его в генеральском обличии не видел. А Кельш, вроде и не генерал, хотя генерал.

- Да вы присаживайтесь, - махнул мне рукой генерал.

Я аккуратно опустил зад на краешек стула. Они стали мне задавать вопросы по Уставу. А я этот суконный сухарь хоть и читал-грыз через силу, но мало что запомнил. Устав он запоминается со страницы плохо, он, тля, шкурой воспринимается хорошо. После каждого вопроса вскакивал, они меня сажали, опять вскакивал.

- Старшина, вы хотите, чтобы у меня от ваших прыжков голова разболелась? - спросил генерал.

- Никак нет!

- Тогда перестаньте вскакивать. Вас привязать?

- А можно я тогда постою?

- Ты что, в жопу ранен?

- Никак нет!

- Тогда сядь!

- Есть!

Сел. Но по Уставу всё одно плавал. Почувствовал себя опять студентом. На Госэкзамене. Но, тогда я не волновался, был уверен, что отбрешусь. Декан так и сказал:

- Язык - как помело. Мелет чушь, но в верном направлении.

И вот тут, ощутив себя не старшиной Кузьминым, в студентом, я успокоился, стал работать "помелом". Только товарищи старшие командиры ни разу не преподы - осадили влёт.

- М-да! - подытожил генерал и раскрыл тетрадь. Я чуть не подпрыгнул - это же "Журнал Боевых Действий" нашего батальона, который собственноручно заполнял начштаба, потом я, потом Кадет.

- И как он смог, если уставов он совсем не знает? Это точно он сделал или ему чужое приписали? - спросил генерал Кельша.

- Кроме него таких фокусов никто не делал в этом районе.

- Ладно, старшина, поясните мне, чем было обоснован именно такой план атаки деревни Н, где вы разгромили штаб немецкого пехотного полка? Была ли необходимость атаки? Оправдан риск?

Вот тут я почувствовал себя в своей стихии. Трещал без умолка. Генерал внимательно слушал.

- А как вы думаете, вот тут даже есть запись, предполагаю вашей рукой: "Почему в первый день добились большего, чем планировали, а во второй наоборот - разгром? Думать позже". В самом деле, почему? Надумали?

- Да. Комбат планировал...

- Он вас в свои планы посвящал?

- Нет, конечно. Я проигрывал в голове возможные варианты действий, выбирал, по-моему мнению, наилучший, делился со своим ротным капитаном Степановым, а вот он уже бывал в штабе. А комбат злился. Он считал, что если я разгадал его замысел, то и противник сможет. Вот и злился. А потом на меня батальон оставил. Приказал вывести.

- Понятно, вернёмся к разбору того боя.

- Да. Комбат хотел "втащить" танки врага на плацдарм, заманить, а потом в упор перестрелять. Для этого на западном склоне были оборудованы ложные позиции, где наша рота должна была обозначать присутствие крупных сил. Там же оборудовали огневые трёх захваченных пушек.

- Почему мост не взорвали? Не смогли?

Я вздохнул:

- Наверное, так и надо было сделать. Но, река - одно название. Только, что осенью разлилась. Не Днепр. Врагу её перемахнуть - сутки. А вокруг нас только изжёванные стрелковые подразделения. Наш батальон по боевой силе был, как бы, не мощнее дивизии, которую мы усилили. Вот и решили "подставиться" под танки, чтобы у фрицев не было соблазна наводить переправы в другом месте.

- Фрицев? - удивился один полковник, вскинув седую, лысеющую голову.

- Ну, немцев. Они нас Иванами называют. А у них самое частое имя - Фриц. Федя, по-нашему.

- Не отвлекайтесь.

- Есть! Мы подставились. Решили танки его выбивать и таким образом сдерживать. Но западный склон был врагу виден. А их владение огневыми средствами уже было известно. Решили лупить их на обратных склонах. А получилось иначе. На ложных позициях мы отлично вломили фрицам. Лучше, чем надеялись. А на следующий день - они нам. Нас растерзали часов за шесть. Хотя и мы им сильно долбанули. Около сорока танков за два дня - по-моему, отлично. Батальон на батальон. Это не считая пехоты. Их мы тоже хорошо причесали.

- В чём причина усиления боевых качеств противника на второй день? Подход резервов? Авиация?

- Я тоже думал, что дело в самолётах. А недавно понял - появился у них на второй день другой игрок, гроссмейстер. Он нас и "обыграл". Человеческий фактор. Из тех же компонентов - пехота, пушки, танки, он слепил что-то новое. Казалось, что все немцы подчинены единой воле, взаимодействие их подскочило на порядок. Это всё изменило. В этом они сразу сравнялись с нашим комбатом, но нас было в несколько раз меньше. Итог закономерен.

Командиры переглянулись.

- Интересные выводы. Для старшины, - сказал генерал, захлопывая "Журнал БД", передал его Пельшу, - это в музей. Читается, как Жуль Верн. Пришёл, увидел, победил. Старшина, если мы вам дадим роту, справитесь?

- А вчерашний мой бой в качестве ротного вы как оцениваете?

Кельш скривился, как от зубной боли. Но, трое остальных уже смотрели на него. Чекист стал зачитывать с бумажки:

- Усиленная пулемётами штрафная рота ночью, под огнём противника, по льду, форсировала реку О. и в рукопашной схватке очистила квартал Н. При поддержке огня всей артиллерии дивизии полковника Н, рота отразила все атаки противника, неоднократно переходящие в рукопашные схватки. Противник вводил в бой до двух батальонов пехоты при поддержке артиллерии и бронетехники. После восьми отбитых атак, командир роты вызвал огонь на себя. В ходе боя уничтожено до 500 солдат противника, одна самоходка, три бронетранспортёра, подавленны две миномётные и одна артиллерийская батареи. Перешедшая в наступление дивизия довершила разгром противника.

- На себя? Ты вызвал огонь на себя? - спросил седой полковник.

- Мы укрылись в подвале. Рота задачу уже выполнила и погибла. Осталось только несколько раненных.

- Почему старшина командовал ротой? Где был ротный?

- Ротный был снят с должности по приказу комдива. А вчера я и старшиной не был. Просто боец переменного состава.

Кельш опять скривился. Зубы надо лечить, дядя!

- Это чёрте что! - хлопнул ладонью по столу генерал, - штрафники командуют сами собой! А где командиры постоянного состава?

- Были выбиты в предыдущем бою. Ротный отдан под трибунал за трусость, - вынужден был ответить Кельш.

• Предыдущая
• 38/92
• Следующая