И огонь пожирает огонь - Базен Эрве - Страница 35

• Предыдущая
• 35/35

Ну вот! Тебя ждет общая могила, тление в безвестности. Ха-ха! Вся земля — твой мавзолей: что и говорить, не так уж плохо! А через каких-нибудь несколько месяцев от всех — и друзей, и врагов — останутся одни кости homo sapiens,[21] которые откопают, быть может, через десять тысяч лет, отчистят скребком, смахнут тлен маленькой кисточкой и будут рассматривать так же тщательно, с таким же любопытством, с каким сейчас взирают специалисты на останки неандертальца. Конец всем мерзостям, сожалениям, тревогам, всем утратам, поражениям, страданиям — душевным и телесным… Лучшая хирургическая операция брюшной полости — это…

— Шеф! — кричит шофер. — Нет, вы только взгляните на эту цыпочку. Ничего, а?

Что-то происходит.

— Да обождите вы! — в свою очередь орет сержант. — Никаких свидетелей. Ничего не попишешь! Пропустим дурищу — пусть катит.

Снова Мануэль приподнимает голову. На дурище серое платье с темно-красной отделкой. Она жмет и жмет на педали. Вот она вылетела на площадь с проспекта Независимости и, дергая большим пальцем рычажок велосипедного звонка, сигналит, сигналит, настоятельно возвещая о себе.

— Нет! — кричит Мануэль.

Она подъезжает, соскакивает на ходу, велосипед ударяется о ствол дерева, и еще долго вертится вхолостую колесо и слышится заунывная песенка втулки. Я подарил тебе жизнь, ты даришь мне свою смерть — какая нелепица! Сделать все, чтобы этого избежать, и по странному стечению обстоятельств познать всю полноту счастья, познать минуту, ради которой стоило жить, и сознавать, что она последняя, — какая нелепица! Но это прекрасно! Мария лишь мимоходом бросила безразличный взгляд на машину. Она села на край скамейки, взяла руку Мануэля.

— Приподними меня, если можешь, — шепчет он.

Ветер, воспользовавшись долгим молчанием людей, отгоняет подальше пыль. Сержант звонит еще раз, рапортует. Наконец, откашлявшись, говорит хрипло:

— Вы меня как следует поняли? Они пытаются бежать. Мы вынуждены применить оружие.

— А девчонка? — спрашивает шофер.

— Что поделать! Она его сообщница, а мертвые молчат. Даже женщины.

Мануэль поднялся. Мария плечом подпирает его, чтобы он снова не упал. Щека к щеке, они закрывают глаза: то, что происходит перед ними, обоих больше не интересует. Мария так и не произнесла ни слова, только губы ее шевелятся. Сейчас из конца в конец площади прокатится эхо, кое-где задребезжат оконные стекла, и птицы вновь взовьются в серое предрассветное небо, продырявленное чередой вспышек.

• Предыдущая
• 35/35