В поисках Святого Грааля - Платов Антон Валерьевич - Страница 13

…Наше исследование Поединка-на-Грани близится к своему логическому завершению. Перводействия, совершенные богами, находят отражение на трех взаимосвязанных уровнях, о которых шла речь выше: в человеческом бессознательном, в мифологии и, наконец, в традиционном ритуале. Архетип или, точнее, мифологема инициатической смерти, перехода через реку Смородину звучит в мифах и сказаниях круга Святого Грааля. Мы уже обратили внимание на то, что рыцари, взыскующие Грааля, как и Иван Быкович, Луг и Килух равно молоды. Противники же их, напротив, как один, стары. Более того, они не просто стары, они — на грани умирания. Чтобы родилось новое, старое должно умереть. В валлийском сказании оговаривается, что, по древнему пророчеству, жить Ысбаддадену — до тех пор, пока не завершится успехом поход в его земли молодого принца.

Принцип посвящения. Собственное прошлое встречает на Мосту Лезвия, на границе Иного Мира взыскующий Грааля. Инициатическую смерть — переход через реку Смородину, окружающую остров с Замком Чудес — символизирует Поединок-на-Грани, битва, в которой ищущий убивает самого себя… "Во всех контекстах инициации смерть имеет совсем не то значение, что мы обычно склонны придавать ей. Прежде всего, она означает, что человек ликвидирует свое прошлое […] чтобы начать снова, возродившись в другом. Таким образом, смерть в инициации никогда не является концом, а является еще одним началом…"

Там, за гранью Смерти, победивший в битве с самим собой находит Котел Аннуна, котел перерождения, чтобы испить из него новую жизнь и вернуться преображенным…

И в заключение этой истории следует вспомнить Посвящение Одина, о котором древние скандинавские тексты говорят значительно откровеннее, нежели сказания Святого Грааля: Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей пронзенный копьем посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых… (Речи Высокого, 138)

Согласно этой легенде, Один пронзил себя копьем, чтобы получить знание рун. Через девять дней другой Один сошел с Древа Мира — Один, владеющий магией рун, посвященный…

Так делали боги, теперь так поступают люди. Основной закон мифологии.

Перед нами не только рассказ о том, как делали боги, но и указание, как поступать людям…

Мифы, разумеется, символичны. Одину требуется мужество, чтобы пронзить себя собственным священным копьем. И человек столь же мучительно, столь же неохотно расстается со своим старым, вчерашним "я", вступая в свою битву на своем Калиновом Мосту. Право, это непросто — драться с самим собой за свою жизнь, за свое будущее.

Но на то и есть миф — пример, поданный богами. Когда Луг в битве в долине Туиред выбивает своим копьем смертоносный глаз Балора, тот открывает Лугу, что он — Балор — его прямой предок, его дед. На психоаналитическом уровне мифологии это равнозначно утверждению "Я — это ты". Лишенное оружия и силы, старое взывает: "Смотри, ты убиваешь самого себя!"

И Луг поднимает меч и сносит Балору голову.

Хроники и Анналы: Артур летописный

И потому, все вышеупомянутое рассудив, я уже не мог отрицать, что был такой благородный король именем Артур…

Уильям Кэкстон, из Предисловия к первому изданию "Смерти Артура", Англия, 1485 год

Король Артур. Десятки древних текстов и сотни средневековых и более поздних произведений содержат упоминание этого имени, и именно легенды об Артуре лучше всего известны современному читателю из всей огромной и пестрой массы кельтских сказаний.

Правда, это уже далеко не тот Артур, о котором пели когда-то кельтские барды. Поэты эпохи рыцарства приложили руку к древним сказаниям, превратив короля бриттов в некий куртуазный символ и едва ли не императора всей Европы. Сколь мало общего имеют средневековые романы об Артуре и его рыцарях с исходными кельтскими сказаниями мы можем видеть на том примере, что центральный символ средневековых произведений артуровского цикла — Круглый Стол — был придуман в середине XII века англо-норманнским трубадуром Васом.

Вместе с тем нельзя не отметить, что имя Артура действительно было хорошо известно по всей Европе (и не только западной) еще до возникновения обширной "рыцарской" литературы о нем и его рыцарях. Известный тому пример — мозаика в соборе Оранто (Италия), изображающая короля Артура в одном ряду с Александром Македонским и библейским Ноем. Мозаика датируется 1165 годом, то есть временем, когда еще создавались романы Гальфрида

Монмутского и Кретьена де Труа. Еще в XII веке д'Инсулис писал об Артуре:

Кто же не говорит о нем? Он еще более известен в Азии, чем в Британии, как нас уверяют наши паломники, возвращающиеся из восточных стран. Восток и Запад полны им. Египет и Босфор не молчат. Рим, владыка городов, воспевает его дела. Антиохия, Армения, Палестина прославляют его подвиги…

Корпус письменных источников, которые могут быть использованы нами для изучения артуровской традиции, огромен. Но знакомство с этой традицией, на мой взгляд, лучше начинать не с кельтских сказаний, и не с рыцарских романов Средневековья, а с древних хроник и исторических сочинений — поскольку первый вопрос, который мы задаем себе при столкновении с артурианой, это вопрос об исторической реальности этого короля.

Итак, одним из древнейших исторических и околоисторических сочинений, повествующих о Британии времен Артура (V–VI века) является труд Гильдаса, британский монаха, писавший на латыни в середине и второй половине VI века, умершего в 570 году и вскоре после смерти канонизированного. Один из основных его трудов — De Excidio et Conquestu Britanniae — "О разорении и завоевании Британии" — посвящен борьбе кельтских племен бриттов и пришлых с континента германцев — саксов. Гильдас описывает — среди прочего — несколько удачных битв, в которых бритты, предводительсвуемые Аврелием Амброзием, наносят саксам значительные поражения. Одна из таких побед — битва при Бадоне, произошедшая, по Гильдасу, где-то в интервале с 515 по 520 годы (это первое ее упоминание в хрониках).

В абсолютном большинстве более поздних источников битва при Бадоне называется крупнейшей победой короля Артура, сумевшего объединить бриттов для борьбы с захватчиками-саксами. Сам Гильдас Артура не упоминает, но, как пишет А.Д.Михайлов, "текст Гильдаса настолько туманен и противоречив, что остается неясным, кто был предводителем кельтов в этой битве.

Возможно, и не Аврелий Амброзий".

Зато Гильдас в связи с успешными боевыми действиями британцев упоминает некоего вождя по имени Урсус (лат. Ursus), в котором большинство исследователей справедливо видят или прообраз Артура, или просто его зашифрованное имя — ведь как ursus по-латыни, так и Артур по-валлийски означает "медведь"! Не упоминает Артура и следующий по времени британский хронист — Беда Достопочтенный (673–735), главный труд которого — Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum (т. е. "Церковная История Народа Англов") охватывает период с I века до Н.Э. по начало VIII века н. э.

В чем же дело? Что заставило Гильдаса зашифровать имя Артура, переведя его на латынь, а Беду Достопочтенного — вообще умолчать об этом вожде?

Особенно это становится интересным, если обратить внимание на то, что в составленных позднее католических житиях святых артуровского времени (конец V — начало VI вв.), в том числе — и в житии самого Гильдаса — Артур упоминается…

Это очень красноречивые упоминания — католические жития отзываются об Артуре с гневом, указывая, что он не только воевал с саксами, но и разорял монастыри. Видный кельтолог Ж.Маркаль пишет по этому поводу: "во всех этих текстах мы встречаем слова, отражающие ненавистное к нему [к Артуру — А.П.] отношение. Это подтверждает гипотезу о том, что у Артура были натянутые отношения с церковными деятелями его эпохи, что и объясняет молчание Гильдаса и Беды на его счет".