Второе рождение Жолта Керекеша - Тот Шандор Шомоди - Страница 21

• Предыдущая
• 21/54
• Следующая

– Вот именно, тайна.

– Стало быть, глухо?

– Глухо. Могила.

– Тогда ладно. Вы кто? – спросил пьяный длинноволосого.

– В партикулярном платье я этимолог.

Жолт засмеялся, а пьяный посмотрел вокруг, но будто плотная завеса отгородила его от мира.

– Не видно, – сказал пьяный.

– Чего?

– Мозолей от молота на руках.

– Послушайте, папаша, я не молотобоец, а этимолог. И за это получу степень доктора.

– Понятно, – сказал без уверенности пьяный и подтянулся. – Одним словом, доктор… Прохвост!

– Ну-ну, маэстро. Полегче!

– Господин доктор! – рявкнул пьяный. – Выпьем сливянки, как все порядочные венгры. Ну как, понятливый я человек? – И он тряхнул карманом, набитым пятидесятиграммовыми флакончиками.

Они выпили.

Пустые флакончики длинноволосый ставил в ряд на панели под витриной продмага.

– Пьем, как пьют одни только венгры, – сказал длинноволосый. – Наше здоровье!

Тут Жолт с изумлением увидел, что пьяница приходит в себя: лицо его прояснилось и речь стала почти нормальной.

– Хоть я и выпил, сынок, а знаю, что говорю, – сказал он.

– Ясно! – сказал длинноволосый.

– Вы-то считаете, что я вовсе никто?

– Как же вы можете быть «никто»? – двусмысленно отозвался длинноволосый.

– Знаете, где я был в субботу?

– Не имею ни малейшего представления.

– Положение, стало быть, таково, что скоро меня назначат на высокую должность. Вот так, сынок!

– Поздравляю.

– Расспрашивали меня основательно, тут ничего не скажешь.

– О чем?

– Ну, как водится, про всякую всячину. Одного я не знаю: на кой черт им сдалась гвоздика… Что я, садовник, что ли?

– Да они, старина, вас на пушку брали.

– Черт их разберет. Они спросили, чем похожи клоп и гвоздика.

– Ага! – осклабился длинноволосый.

– И я ответил: клоп паразит и кусается, а гвоздика прекрасный душистый цветок.

– Этим они отличаются.

– Что?

– Вас ведь спросили, чем они похожи, а вы ответили, чем отличаются. Не доходит?

– А вы меня не учите!

– Если вы говорили такие глупости, не видать вам высокой должности.

– Хулиган и свинья!

Пьяный поднял кулак, но вдруг покачнулся и, потеряв равновесие, рухнул, будто подкошенный.

– Подойди, малыш, усадим дядю получше! – ласково обратился к Жолту длинноволосый.

Они аккуратно усадили пьяного у витрины и, словно бы сговорившись, двинулись вместе по мостовой к Майору.

– Ну и тип! Настоящий алкоголик. А с этой гвоздикой в вытрезвителе неплохо придумали. Ничего шутка! Они, очевидно, хотели выяснить, законченный он дурак или нет, – объяснил длинноволосый.

– Здорово он упал. Ушибся, наверное, – сказал Жолт.

– Что поделаешь – сам виноват, – беззаботно отозвался длинноволосый, закурил и простился. – Чао, малыш.

Жолту захотелось еще раз взглянуть на человека, сравнивавшего клопа и гвоздику. Он вернулся. Пьяный как раз поднимался с асфальта, и вокруг него со звоном катились бутылочки. С большим трудом он все-таки встал и пошел. Шагов десять он сделал, не выписывая восьмерок. Затем невидимая сила потянула его в сторону. Тогда, отыскивая опору, он пошарил в воздухе левой рукой и медленно выпрямился. Жолт смотрел на него неотрывно. Пьяный поднял глаза, и его разжиженный взгляд как бы растекся по Жолту и скатился на землю, а на физиономии появилось бессмысленно-блаженное выражение. Жолту вдруг захотелось узнать, чему этот пьяный радуется, когда и невооруженным глазом видно, что ему скверно, худо. Он попытался понять его состояние и для верности даже стал в его позу, но, кроме легкого головокружения, как при катании на карусели, не ощутил ничего.

– Баранья рожа, – с досадой констатировал Жолт. – И на эту свинью я убил целых полчаса!

Он снова пересек мостовую, злясь на себя за бесполезно потраченное время, так как все его наблюдения в конечном счете свелись к одному: в пьяном сидит несколько животных сразу – это сочетание свиньи, барана и крысы. Было в нем, правда, что-то еще, чего Жолт распознать уже не мог.

«Не беда! – с ожесточением решил он. – Выпью когда-нибудь граммов двести палинки и узнаю все как есть».

Прошло, однако, целых полгода, прежде чем он узнал все как есть.

Впоследствии Жолт был совершенно уверен, что девочка узнала его еще в тот момент, когда он спустился с лестницы. Во-первых, у нее смешно подпрыгнули брови; во-вторых, тот, кто сидит на скамье, сразу заметит человека, который к нему идет; в-третьих, она страшно старалась, чтоб их чудесная встреча – а она была действительно чудом – случайно не сорвалась. Для начала девочка пропела ему нехитрую песенку, которую, конечно, сто раз напевала ей мать. Но фальшивила она здорово, в искусстве притворства ей еще надо было поупражняться.

Жолт первым делом заметил собаку. Это была замечательная немецкая овчарка, вернее, трех– или четырехмесячный щенок с небрежно-вкрадчивой, как у тигра, поступью и остро торчащими ушами. Щенок сел. Он смотрел на Жолта. Жолт приближался.

Зависть, словно оса, ужалила его в самое сердце: какая собака! Она просто великолепна! Чья? И тут он узнал синие брюки с разрезами и синюю блузу, сшитую чуть короче, чем надо, чтоб хорошенько был виден живот. Ну, если так, если блузу так старательно мастерили, Жолт бросил туда небрежный взгляд.

– Чао! – сказал Жолт.

– Ты здороваешься со мной? – глядя куда-то вверх, подозрительно быстро, словно заученный текст, произнесла девочка.

– С тобой, – сказал Жолт. – Посвети вокруг фарами и сразу увидишь.

– Значит, мы знакомы?..

– Значит, знакомы.

– А по-моему, ты ошибаешься!

Ясное дело, девчонка что есть сил притворялась, а притворство и всякие там ужимки Жолт ненавидел всей душой. Но времени у него была уйма и, кроме того, привлекала собака. Он не ушел.

– Сказать, как тебя зовут? – спросил он.

– Скажи.

– Ольга.

– Зато фамилии моей ты не знаешь.

– Не знаю.

– Значит, мы не знакомы.

Лицо девочки было очень красиво. Гладкое, цвета слоновой кости, но не мертвого желтоватого тона, а с примесью матового к почти ярко-розового оттенков; оно светилось, и глаза тоже светились – каким-то особенным золотистым блеском. Смесь красок была потрясающая. «Просто здорово, – подумал Жолт. – Но текст «вступительной речи» на редкость дешевый».

– Ступни у тебя еще зудят? – спросил он.

– Ты о чем?

– Могу достать по случаю несколько головастиков.

– А-а, ты ведь тоже был тогда в Зебегени, – сказала она, сделав вид, что узнала его только сейчас.

– Ага, и я тоже, – сказал Жолт.

– Неужели ты думаешь, что я запоминаю каждого мальчика, с которым один разок встретилась?

Жолт вообще об этом не думал и потому иронически промолчал. Да и времени у него было достаточно, так как встреча с Хенриком и компанией была назначена только под вечер. Он свел с ними знакомство на соревнованиях по гандболу, и Хенрик показался ему просто замечательным парнем: у него была куча автоэмблем, и он сам, без просьбы Жолта, пообещал показать, где можно их раздобыть. Хенрик думал, конечно, что Жолт несмышленыш или что он свалился с луны и потому не догадывается, где зреют плоды, именуемые автоэмблемой. Сегодня же он докажет Хенрику, что тот основательно заблуждается; а кроме того, знакомство с Хенриком может вылиться во что-нибудь необыкновенное, потому что Хенрик парень отважный. Чтобы красть автоэмблемы, тоже ведь требуется отвага. Это ясно, как дважды два.

Жолт взглянул на часы. Было только половина третьего.

– Можешь сесть, – блеснув глазами, сказала девочка.

– Спасибо! – сказал Жолт.

А сам подумал: вот провокатор, и еще какой! Он же видел, что овчарка насторожила уши, прислушивается. Но, затормозив свои рефлексы, Жолт решительно шагнул к скамье и сел. Без предостерегающего ворчания собака коротко взвизгнула и вцепилась зубами в руку Жолта, прикрытую рукавом рубашки, и он почувствовал, как клыки впиваются в кожу.

• Предыдущая
• 21/54
• Следующая