Убийство в четыре хода - Тотис Андраш - Страница 29
- Предыдущая
- 29/46
- Следующая
Вздохнув, он вошел внутрь и очутился в длинном, прямоугольном дворе, в дальнем конце которого у черного хода со скучающим видом торчал полицейский. Слева находилась лестничная клетка, вдоль стен тянулся ряд дверей, к которым вели несколько ступенек. Квартиры явно дешевые, наверняка населены стариками, среди которых несомненно отыщется хотя бы один любитель целыми днями просиживать у окна, высматривая чужих. Альбер пробежался взглядом по окнам, однако не заметил, что бы где-то колыхнулась занавеска.
Полицейский, козырнув, направился к нему.
Альбер показал удостоверение, но полицейский даже не взглянул на него. Как только Лелак и Буасси появились во дворе, он сразу признал в них коллег.
– Тело все еще находится здесь? – Альбер знал, что тело убитой старухи уже увезли, но ведь нужно же было с чего-то начать разговор.
– Нет, мосье. – Полицейский открыл квартиру и провел их внутрь. Две комнаты, обставленные старой мебелью, стены увешаны пожелтевшими фотографиями, каких Альбер порядком насмотрелся за годы своей полицейской практики. Во французских фильмах преступники, как правило, выглядят этакими рыцарями без страха и упрека, а по опыту Альбера они в большинстве своем из-за нескольких сот франков готовы убить старуху, ютящуюся в таком вот убогом жилище.
– Кто-нибудь опрашивал соседей?
– Да. Инспектор Бополе из окружного участка.
– Удалось что-либо выведать? – Альбер, проклиная в душе Корентэна, приготовился изучать пространные протоколы допросов, но Бополе, видимо, предпочитал работать с прохладцей.
– Нет. Инспектор Бополе просил передать, что никто, мол, ничего не видел.
Лелак только хмыкнул в ответ. Выходит, этот Бополе даже с прохладцей и то не желал трудиться. Чтобы в таком многонаселенном доме и никто ничего не видел?
– А еще посоветовал вам поговорить с мадам Дюбуа. Она живет на первом этаже.
Альбер тотчас повернул в указанном направлении. Дело казалось ему скучным и неинтересным, хотелось поскорее уйти из комнаты, заляпанной пятнами крови, и вернуться к расследованию загадочной истории со взорванным шахматным автоматом. Все же мадам Дюбуа наверняка что-то видела. Но Альбер спешил не только потому. Даже четырнадцати лет оказалось недостаточно, чтобы душа его очерствела окончательно. Теперь он был в состоянии созерцать мертвеца с разбитым черепом и не испытывать дурноты при этом, а в случае крайней необходимости помогал санитарам укладывать в фургон останки утопленника, несколько недель пробывшего в воде. Конечно, ему это не по душе, но он мог это вынести. Он способен был обмениваться с судебно-медицинским экспертом шуточками в квартире, где была погублена целая семья. Он был способен на это, поскольку расследование кошмарных преступлений стало его профессией и впору было спятить, если всегда и все принимать близко к сердцу. Но иногда он вдруг испытывал тот же парализующий ужас, как и любой нормальный человек. Ведь недвижный труп совсем недавно был таким же живым существом, как он сам, со своими жизненными планами, со своими надеждами, вот ведь с утра этот человек побрился, почистил ботинки, сейчас рубашка у него выбилась из брюк, но он уже не заправит ее на место.
В такие моменты Альбер попросту был бессилен уразуметь, как это люди способны убивать себе подобных. Он не понимал, зачем ему носить при себе служебный револьвер, если он все равно не пустит его в ход. Оружие было противно ему, даже кобура словно жгла бедро. В фильмах и в книгах все выглядело куда как романтично. В действительности же ты сжимаешь в руке небольшой, злобный кусок металла, и достаточно одного движения, чтобы в кого-то впилась пуля, проникая в сердце, печень или легкие, вызывая внутреннее кровоизлияние и превращая живого человека в бездыханный труп.
Как же он ухитрился выстрелить в Фонтэна? Пули из пистолета Бришо отыскались все до единой: валялись на земле или вонзились в стену, а одной пули из пистолета Альбера недосчитались. Куда он ранил террориста? Мучительна ли была боль?
Альбер торопливо покинул эту удручающе убогую квартиру, чувствуя приближение очередного приступа мягкосердечия.
Мадам Дюбуа оказалась поджарой, пожилой женщиной лет пятидесяти. По ее измученному лицу нельзя было определить, была ли она хороша собой в молодости, да и вообще была ли она когда-либо молодой. Комбинированный шкаф, дешевый гарнитур, стол, стулья и неглубокие кресла составляли обстановку комнаты. На полке выстроилась небольшая шеренга книг: довоенные издания популярных романов, пособия по садоводству, «Справочник винодела». Альбер невольно шагнул поближе. Пожалуй, не мешало бы обзавестись такой полезной книгой. Книжную полку украшали фарфоровые безделушки, вазы, фигурки животных.
Хозяйка предложила им сесть и, не спрашивая, желают ли посетители угоститься, выставила на стол бутылку вина и блюдо с сырами разных сортов.
– Простите за беспокойство, но…
– Ваш коллега, который был здесь вчера, предупредил, что вы обязательно зайдете…
Альбер понял, что женщина ждала их. Не успели они нажать кнопку звонка, как дверь тотчас распахнулась. Да и вино было приготовлено заранее, бутылка откупорена, бокалы расставлены на столе.
– Заметили вы что-нибудь?
– Нет.
Лелак вздохнул. Женщина наверняка что-то углядела. Значит, начнем не спеша, по порядку.
– Тогда ответьте, пожалуйста на вопрос: часто ли вы поглядывали в окно?
– Я? Вчера утром? Да я только и делала, что сидела у окна и следила не переставая.
Альбер удивился. Многие женщины предпочитают такой способ времяпрепровождения, однако, как правило, не признаются в этом. А мадам Дюбуа вроде бы еще недостаточно стара для подобного занятия. Впрочем, и не подметив его удивления, женщина тотчас с готовностью пояснила:
– Я следила, кто придет к этой шлюхе.
– Кого вы имеете в виду? Уж не… – Он умолк, не зная, как зовут убитую. До сих пор все называли ее просто старухой, а для мадам Дюбуа она – шлюха? Это меняло бы дело.
– Ту особу из четвертой квартиры. Правда, формально работа у нее есть – она якобы служит где-то машинисткой.
Голос женщины прерывался от возмущения. Теперь Альберу стало ясно. По всей вероятности, та женщина молода и привлекательна, к ней наведываются мужчины, и в угоду своим поклонникам она иной раз сказывается больной, чтобы иметь возможность остаться дома. Нет такого мужчины, который захотел бы подобной услуги от мадам Дюбуа, а уж менее всего, должно быть, охоч до ее прелестей ее собственный супруг.
– В какое время вы работаете?
– В ночную смену.
– И тем не менее все утро просидели у окна…
– Мы собираем доказательства. Все женщины нашего дома сговорились между собой и дежурим поочередно. Вчера было мое дежурство. Наше дело – записать, сколько мужчин в неделю захаживает к этой потаскушке, ну а уж потом она узнает, почем фунт лиха.
Должно быть, мадам Дюбуа воспитывалась в духе строгих старых традиций, в разговоре она тщательно избегала крепких словечек, и уже хотя бы одна эта черта в ней была симпатична. Альбер знал, что завистливые бабенки понапрасну тратят время. Не существует закона, который бы регулировал для женщины норму поклонников. В этой сфере жизни царит полнейшая социальная несправедливость: иная счастливица может что ни день менять ухажеров, а на долю других вообще ни одного не приходится. Потаскушка из четвертой квартиры не нарушила закона, если, конечно, не выяснится, что она берет с мужчин деньги.
– Ну и каков же результат ваших наблюдений?
– За весь день к ней никто не явился. А между тем она торчала дома, я точно знаю, что она и носа не высовывала.
– Вы меня не так поняли. Я спрашиваю: кто приходил к убитой?
– Ах вы о тетушке Вуатье? Да никто к ней не приходил!
– Не может этого быть! Прошу вас, припомните.
– Я все прекрасно помню, – холодно отрезала мадам Дюбуа. – Пока что в своем уме. После того, как ушла эта барышня из отдела социального обеспечения, никто и к порогу близко не подходил.
- Предыдущая
- 29/46
- Следующая
