Масло в огонь - Базен Эрве - Страница 8
- Предыдущая
- 8/52
- Следующая
И вдруг в этом океане возникает дыра, он дыбится, образуя высоко наверху ослепительную арку. Но это не освобождает, а окончательно преграждает путь. Перед грузовичком вырастает стена огня, потрескиванье становится глуше, жара нестерпимей. Справа налево, насколько хватает глаз, возвышается стена, воздвигнутая пожаром на цоколе руин, проломленная в одном лишь месте — там, где проходит дорога в этот ад и где еще вчера распахивались ворота с венчающей их голубятней. К тому же путь прегражден рухнувшими створками, превратившимися в пылающие плиты. Но через это отверстие все же можно заглянуть внутрь прямоугольника, который представляет собой ферма. Второй огненный барьер — строение в глубине двора — повторяет, по сути дела, первый. А между ними вздымаются гладкие, стремительные языки пламени и в ожесточенном соперничестве друг с другом тянутся высоко вверх, пожирая сорок кубометров приготовленных для распилки бревен и триста вязанок хвороста, собранных посередине двора к будущей зиме. Все это пространство, где температура достигла, вероятно, наивысшей точки, залито ярко-белым светом, и на нем — ирония судьбы! — четко вырисовывается силуэт колодца: ворот, цепи и рама его сделаны из кованого металла и, хотя не поддаются огню, все же прокалились докрасна. Раленг — ко всему прочему наш церковный староста — осеняет себя крестным знамением.
— Это что же, туда придется идти за водой? — едва слышно спрашивает он.
— Какая красота! — шепчет мосье Ом.
Грузовичок остановился, мы слезаем и тотчас подаемся назад, ослепленные, задыхающиеся, прикрывая руками глаза. Увидев, сколь несопоставимы масштабы пожара с возможностями, которыми располагают люди, призванные одолеть его, спасатели теряют остатки мужества. Раленг так и стоит с разинутым ртом, показывая пальцем на недостижимый колодец. И заляпанная грязью униформа дымится на нем.
— Отцепляй, — невозмутимо командует папа. — Где у вас берут воду? — продолжает он, обращаясь к Юрбэну. — Где твои хозяева?
Работник не отвечает и растерянно смотрит на него. Его всего, с головы до пят, бьет дрожь.
— Болван! — кричит отец. — Что с ними может случиться? Ты же знаешь, что врасплох их не застигло, раз они послали тебя за помощью. Ясно, что ферма горит, но они-то наверняка укрылись где-нибудь в безопасном месте.
— Может, они в сарае, в глубине сада, — бормочет работник. — А вода…
Тут к ним подходит мосье Ом и берет бразды правления в свои руки.
— Воду мы в любом случае из колодца брать не можем — он же зацементирован чуть ниже края. Я на днях приказал установить электрический насос, который качает воду в резервуар, где…
— Который качал… — поправил его папа. — Резервуар, скажете тоже! Да этот чайник уже давно весь выкипел. Где тут какой-нибудь водоем?
— Тут есть пруд позади, с другой стороны сада, — отвечает работник.
— Сколько метров?
— Почем я знаю? Может, двести.
— Ладно.
Папа медленно проводит руками по войлочному затылку — значит, размышляет. Раленг, вконец выбитый из колеи, неспособный принять какое-либо решение, все больше стушевывается.
— Какая красота! — повторяет мосье Ом, думая совсем не о деле, а о зрелище.
Люди шаг за шагом отступают все дальше, преследуемые внезапными атаками летящих кусочков угля, всем сердцем надеясь услышать приказ к отступлению. Но хорошо известно, что папа никогда этого не сделает, что он попытается что-нибудь предпринять. Не важно что — что-нибудь. И они правы. Папа распрямляется, бежит к мотопомпе и сам снимает шланг с крючка.
— Люсьен, отгони грузовичок подальше, — решительно командует он. — А то еще загорится. Ты, Дагут, и Бессон с Юрбэном тащите насос. Нападем на огонь сзади, а воду возьмем из пруда.
— А как же мы туда попадем-то? — осведомился Бессон. — В обход небось не пройдешь.
— А вы идите полями. Да не забудьте клещи! Если наткнетесь на проволоку, режьте ее.
Неужели он так и не взглянет на меня, на мосье Ома, на Раленга, так ничего нам и не поручит? Считая ненужным определять свою собственную роль, отец кидается вперед.
— Отходите в глубину сада, — не оборачиваясь, добавляет он.
— А ты-то куда? — кричит Раленг.
— Проверить, нет ли кого внутри!
— Стой, папа! Ты с ума сошел!
Я готова уже броситься за ним. Но мосье Ом удерживает меня за руку. Папа устремляется в самое пекло, однако не переходит линии огня. Его глаз безошибочно уловил то, чего не увидели другие: низкое окно жилого дома, выходящее наружу, не плюется языками пламени. Добежав до крайней точки, где еще можно стоять без риска свариться заживо, отец падает, ползком добирается до подножия стены и, пользуясь ее защитой, подбирается к окну. Поднявшись на ноги, он хватается за опорную перекладину, подтягивается и тремя ударами ноги пролагает себе путь внутрь.
— Ясно! — говорит Бессон, глядя ему вслед.
— Нашелся умник! — замечает Раленг. — Он же ничего не увидит. Даже если внутри нет огня, там полным-полно дыма, и без маски он должен будет вылезти, чтобы глотнуть воздуха.
И действительно, папа почти сразу появляется, отрицательно махая руками. Выпрыгивая, он неудачно приземляется и катится. Однако почти тотчас вскакивает и стрелою несется в обход, в самое пекло. На бегу рука его снова поднимается, на сей раз в повелительном жесте, который Раленг понимает верно.
— Двинулись! — говорит он.
И мотопомпа приходит в движение.
Через двадцать метров она заваливается в канаву. Но Бессон и Вантье целой и невредимой вытаскивают ее оттуда. А пока мы тащим ее по лужайке, к нам присоединяется Трош, успевший отогнать машину в безопасное место.
— Вообще-то говоря, — замечает он, — мы можем и проскочить, если пойдем в обход. Вон Войлочная-то Голова преспокойно прошел там.
— Твоя правда, рыжий, — отзывается Раленг, — только он, представь себе, ходит не на бензине.
Мотопомпа трогается снова, катит по сочной траве. Но, к несчастью, в соответствии с требованиями системы пастбищ, именуемой «ротационная» — которую мосье Ом в качестве землевладельца считал весьма рациональной, а в качестве мэра показывал своим избирателям-крестьянам как образец «типичных практических действий джентльмена-фермера, следующего современным методам ведения сельского хозяйства», — семейству Удар пришлось поделить свои луга на громадное множество мелких, примыкающих друг к другу выгонов. Мы вынуждены были пять раз останавливаться, чтобы перерезать металлические колючки, туго натянутые между каштановыми кольями, которые при прикосновении щипцов поют, как струны контрабаса. Один кусок проволоки, отскочив, разорвал мне юбку, другой — сорвал шляпу с мосье Ома. Наконец, выбравшись с последнего пастбища, мы выходим на тропинку, огибающую сад. Я говорю — «мы»… Меня, понятно, особенно в расчет брать нечего.
— Сюда! Скорее, — раздается голос папы, который намного нас опередил.
Он уже не один. Его окружает небольшая группа стенающих людей.
— А, вот и Мары, — с облегчением возвещает Раленг.
Все семейство Удар (их называют «Мары», так как у папаши Марсиаля, супруга матушки Мари, трое детей: Маргарита, Марина и Марсель)… И в самом деле, все семейство Удар собралось тут; они стоят, подавленные, потрясенные и словно парализованные отчаянием. Укрывшись, когда пошел дождь, в сарае, где хранился инвентарь, они только что вышли оттуда и теперь, обмякнув, тупо смотрят на огонь, пожирающий их добро. Несмотря на жар совсем близкого огромного костра, женщины, одетые наспех, кое-как, ежатся в легких клетчатых блузках и нервно вздрагивают. Вот уже два часа они подсчитывают убытки. Мать все вспоминает свои простыни, вязаные покрывала — «таких уж никогда не будет». А сын простить себе не может, что не сумел вывести из огня «джип». Маргарита и Марина, растрепанные, дрожащие, прижавшись друг к другу, горюют о бедной пропавшей собачке. «Фрики, Фрики», — время от времени пронзительно кличут они ее. Узнав меня, они точно так же окликают меня: «Селина! Селина!»
- Предыдущая
- 8/52
- Следующая
