На линии огня. Слепой с пистолетом - Хаймз Честер - Страница 33

— Именно об этом мы и просим, да, — с достоинством подтвердил Кампанья, скрестив руки на своей медвежьей груди.

Сарджент и сам чем-то смахивал на медведя, а сейчас, суча конечностями, он и вовсе представлялся вылитым гризли.

— Вы не можете понять… Вы просите меня, вы просите, чтобы ваш президент совершил политическое самоубийство!

— Лучше так, чем по-другому, — мягко заметил Хорриган.

Ноздри Сарджента изрыгали пламя: он абсолютно не терпел присутствия агента Хорригана в своем офисе. Так, будто бы его здесь вовсе Не было, глава администрации повернулся к Кампанье:

— Неужели я должен объяснять вам, что Калифорния — это ключ ко всей долбаной предвыборной гонке? Об этом же каждый сосунок знает!

— Включая Лири, — сказал Хорриган.

— В этом-то и дело, — добавила Лилли.

Хорриган украдкой улыбнулся ей. С ее поддержкой он чувствовал себя неплохо.

Сарджент качал головой. Его лицо выглядело обвислым. Гладко зачесанные на никсоновский манер волосы оставались неподвижными, в то время как щеки дрожали в том же никсоновском духе.

— От провала в Калифорнии нас отделяют всего пять пунктов, — доказывал он. — И нам не набрать больше… У нас нет выбора, мы обязаны быть там. Это те голоса избирателей, которые могут решить все.

И он тяжело сел, точно закрывая тему.

Хорриган подался вперед и, осторожно жестикулируя, предложил:

— Тогда нам необходимо радикально изменить всю процедуру.

Сарджент уставился на агента:

— Каким образом?

Хорриган пожал плечами:

— Перевозить его в автомобилях без опознавательных знаков, без помпы, без эскорта. Обыскивать каждого, кто приблизится к нему ближе, чем на пятьдесят ярдов.

Брови Сарджента поползли вверх:

— Обыскивать клиентов, уплативших десять тысяч долларов за тарелку к ужину? Ты в своем уме?

Перифраз рейгановской строчки не ускользнул от уха Хорригана.

Нежно и угрожающе агент спросил:

— Что это значит?

— Это значит, — процедил глава администрации сквозь зубы, — что в который раз, Хорриган, собственно говоря, меня это не удивляет, ты перестарался.

— Если я не перестараюсь, президент мертв. Лири был вхож в правительственные круги. Он знает протокол, все обычные процедуры. А это делает их неэффективными и бесполезными…

Сарджент его не слушал. Он тряс головой, а его темные глаза были исполнены презрения.

— Возможно, если бы нам до сих пор не приходилось отмываться от того глянца, который ты навел на нас в Чикаго…

— Мы можем сделать некоторые процедурные изменения, — прервал его Уоттс.

Сарджент обернулся к нему, самому приближенному к президенту охраннику.

— Только не говори мне, что ты заодно с этим чудилой! — он игриво погрозил пальчиком Уоттсу. — Я же просил тебя, чтобы ты держал его подальше от меня.

Кампанья резко прервал его:

— Фрэнк Хорриган возглавляет это расследование. Он занимается Лири с самого первого дня. Я бы предложил вам послушать его.

Приняв замечание за упрек, глава администрации поглядывал на исполнительного директора, ответственного за охрану президента, точно размышляя, стоит или не стоит поддерживать марку. Вместо этого Сарджент, казалось, сжался, опустил плечи и сложил руки, словно собираясь помолиться, однако его унылая физиономия была постно атеистична.

— Послушайте, люди… — начал он угрюмо и неожиданно даже смиренно. — Я иногда забываю, что мы из одной команды. И я должен примириться с вами. Я хочу, чтобы вы поняли, почему я так протестую. Это не мое решение.

Хорриган посмотрел на Лилли, и выражение ее лица показалось ему таким замогильным, каким сейчас он ощущал себя сам. Кампанья побледнел, а Уоттс опустил глаза.

— Президент уже принял решение, — мрачно говорил Сарджент. — Он заявил, что лучше умрет, чем проиграет.

Тишина укутала комнату, словно черная вдовья шаль.

А потом тихими и продуманными словами, сдержанным тоном глава администрации обсудил с Секретной службой варианты изменения стандартных процедур, необходимых для этого жизненно-важного и опасного путешествия.

В тот же вечер за своим столом в Старом административном здании Хорриган опять изучал фотопринт «ЮЗ СКЕЛЛУМ ЛА». В своем блокноте он перепробовал все возможные анаграмматические сочетания, чтение сзади наперед — и ничего. Его стол был завален новыми компьютерными фотороботами Лири.

Заслышав звук шагов в почти опустевшем офисе, он обернулся и увидел Лилли, приближающуюся к нему. Он любил ее легкую походку и то, как она умудрялась носить мужские брючные костюмы, словно вечерние платья. Он приветливо улыбнулся: «Агент Рейнс».

— Агент Хорриган, — точно так же улыбнулась она в ответ. Она положила ладонь на его стол. — Мне передали, что ты хотел видеть меня.

— Присядь, пожалуйста, — он пододвинул к ней стул из-за стола, и она села, положив ногу на ногу и терпеливо ожидая.

Он продолжил, стараясь говорить сдержанно, насколько мог:

— Я хочу ассистировать тебе в лос-анджелесском деле.

Она не то что бы нахмурилась, но неудовольствие явно читалось на ее лиде.

— Что с тобой, Лил? Ты же была на моей стороне у Сарджента сегодня.

Она тщательно подбирала слова.

— Я думаю… может быть, ты чересчур близко принимаешь все это.

— Ты имеешь в виду, слишком близко к тебе?

— Это не совсем то, что я имею в виду. Слишком близко к Лири.

Он подвинул свой стул немного ближе к ее.

— Именно поэтому я и хочу быть там, Лил. Я могу вычислить его, узнать его, больше никто не сможет, правда.

— Фрэнк… — ей было действительно трудно говорить. — Даже Билл Уоттс принял твою точку зрения, по крайней мере, почти, но когда Сарджент сказал о том, что ты перестарался… Короче это мнение разделяет не один Сарджент.

— И ты тоже разделяешь его, Лил?

Она ушла от ответа:

— Я забочусь о президенте.

— Ты обязана. И я.

— Это не то, о чем я говорю. Эта поездка в Лос-Анджелес решающая для перевыборов, а ты… Ты сам говорил, что и гроша не поставишь на его честь и достоинство.

Он пожал плечами:

— Я много чего говорю, когда не в себе.

— Последнее время ты частенько не в себе, Фрэнк.

Он вздохнул, стараясь скрыть свое расстройство или растущее возмущение:

— Лил, если ты думаешь, что я хочу поехать в Лос-Анджелес, чтобы быть поближе к тебе…

— Я никогда не говорила этого.

— Нет, но разве не этого ты больше всего боишься? Меня, совершающего еще одну попытку? А может, наоборот, это то, чего ты ищешь?

Она покраснела:

— Иногда ты чертовски задаешься…

— Так же, как ты, беспощадно правдива. Хорошо, я обожаю это. Тогда скажи мне со всей беспощадной честностью, что твое нежелание взять меня с собой никак не связано с нами, и я поверю тебе. Тогда я пас, насовсем.

Ее плечи ослабли, усталая улыбка посетила ее уста.

— Хорошо. Наверное, это действительно как-то связано с нами. В конце концов, я отвечаю за важнейшее в президентской кампании событие. Ты знаешь, насколько это огромная работа.

— И ты не можешь позволить себе никак отвлекаться.

— Да.

— Хорошо, а что если я пообещаю тебе одну вещь? Я хочу работать с тобой в деле. Строго профессионально.

— Я не знаю….

Он хотел этого, он нуждался в этом. Для себя. Для Д’Андреа.

Он наклонился вперед и прикоснулся к ее руке.

— Пожалуйста, — повторил он. — Кроме того, как ты можешь упустить такой шанс? Работать с живой легендой? Единственным действующим агентом, потерявшим уже президента.

Она вздрогнула. Потом медленно вдохнула воздух и так же медленно выдохнула. Провела свою руку под его до тех пор, пока не коснулась его ладони, сжала ее, встала и пошла.

«Обернись, Лил, — думал он, — обернись…»

Она обернулась, улыбнулась и едва заметно кивнула ему.

Но кивнула.

— Спасибо, Лил, — сказал он, когда она ушла.