Ключ к тайне - Триз Джефри - Страница 15

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая

– Значит, вы даже не прослушаете нас? – спросила Кит,

– Увы, я занят, да это и бессмысленно. Нам не нужны такие мальчики. Прощайте.

Вот и все.

– Ничего, – сказала Кит, взяв меня за руку, – ведь это не единственный театр в Лондоне.

Да, были и другие театры, и мы обошли их все, не пропустив ни одного. Мы побывали в Саутуорке, в театре «Роза». Мы заходили в «Свои», в «Пэрис Гарден», побывали в театре «Блэкфрайерс», так как слышали, что там выступают труппы, состоящие из одних мальчиков. Мы надеялись, что туда-то нас примут. Но все было напрасно. Поход в театр Святого Павла, что находится рядом с большим собором, закончился столь же бесславно. Нам сказали, что туда берут только тех, кто окончил школу Святого Павла: они сделали вид, что не понимают нашу камберлендскую речь.

Никому не нужные, мы остались на улице, и только пара шиллингов отделяла нас от голодной смерти. Уж если нам не удалось получить работу, которую мы умели делать, то нечего было и мечтать найти что-нибудь другое.

Несчастные и обессиленные, опустились мы на скамью у таверны на Флит-стрит. Пора было позаботиться об ужине и ночлеге. Мы так усердно искали работу, что совсем забыли о еде, и с самого утра у нас не было и крошки во рту.

Кит с горечью продекламировала:

– Вот уж нет! – буркнул я.

Молодой человек, стоявший на пороге таверны, окинул нас испытующим взглядом и подошёл к скамейке.

– Как ваши дела? – спросил он участливо.

Мы растерянно молчали. Это были первые добрые слова, услышанные нами в Лондоне.

– Я видел, как вы утром разговаривали с Бербеджем, – продолжал незнакомец.

– А вы сами тоже играете в театре? – нетерпеливо спросила Кит.

– Немного, – ответил он, и огонек насмешки блеснул в его глазах. – Мне не дают больших ролей, – добавил он спокойно.

– Мы были бы счастливы получить любую роль, – вмешался я, – и обошли все театры, но нас нигде и слушать не хотят.

– Я знаю. – Он сказал это без улыбки, с глубоким сочувствием. – Трудно приходится тем, кто впервые попал в Лондон. Я сам это испытал. – Он снова улыбнулся и вытащил из кармана камзола рукопись. – Не говорите, что вас никто не прослушал. Сумеете разобрать мой почерк?

Почерк его был отвратителен, но мы разобрали. Я читал без всякого подъема. Этот человек сам признался, что он второстепенный актер, и я не видел, чем он сможет нам помочь, даже если ему понравится наше чтение. Но Кит читала, как всегда, когда в руках у нее была роль, – вкладывая всю душу в свое исполнение:

– Хорошо, – дрогнувшим голосом сказал молодой человек, когда она кончила. – Из всех мальчиков ты первый, кто не загубил этот монолог. Остальные убивали его наповал!

– Какой позор! Эти строки прекрасны!

– Правда? Тебе нравится? – Молодой человек был искренне обрадован. – Послушайте, давайте зайдем сюда и обсудим все за ужином. Быть может, я сумею помочь вам. Кто вы такие? Откуда вы? Сам я из Стретфорда, меня зовут Шекспир.

По-моему, Уил Шекспир умнее всех на свете и некто не способен так, как он, понять душу другого человека.

Ему едва минуло тридцать лет, и слава еще ждала его впереди, но мы были гораздо моложе, и он казался нам воплощением житейской мудрости. Так же как и я, он приехал в Лондон в поисках счастья, только это выдумки, что ему, как и мне, пришлось бежать из Стретфорда, скрываясь от правосудия. Но он тоже родился в деревне, умел стричь овец и возить сено. Порой, когда он замечал, что я тоскую по дому, он смотрел на меня, и глаза его, казалось, говорили: «Я-то тебя понимаю».

В тот вечер он угостил нас роскошным ужином, так как, по его словам, он только что закончил новую пьесу и дирекция заплатила ему целых шесть фунтов. Как сейчас, я вижу его лицо, склоненное над накрытым столом: неровное пламя свечи освещает его глубокие глаза и огромный лоб, обрамленный редеющими черными волосами.

Он выслушал наш рассказ о труппе Десмонда и громко смеялся, узнав, как плохо нас приняли в Стретфорде. Еще больше его позабавило то, что самой популярной пьесой была его собственная комедия «Два веронца».

– Теперь все стали ставить мои пьесы, – сказал он, – но, кроме нашей труппы, никто не платит мне ни копейки. Дай им только возможность, украдут и мои новые рукописи. Пираты, театральные пираты…

Мы жадно слушали его рассказы, так как страстно любили театр, и каждое слово о лондонских актерах казалось нам откровением. Мы были уверены, что теперь все пойдет отлично. Шекспир наполнил надеждой наши сердца так же, как едой – наши желудки. Наконец, видя, что мы клюем носом, он вызвал хозяина, устроил нам бесплатный ночлег и велел завтра разыскать его в театре «Кертен».

Наше второе посещение этого театра прошло совсем по-иному. Бербедж был ясен, как майский день, и встретил нас так, как будто видит в первый раз.

– Который из них ваша замечательная Джульетта? – спросил он.

– Вот этот, – ответил Шекспир, выталкивая Кит вперед и давая ей в руки пьесу. – Слушайте. Кит начала читать:

Когда она кончила, Бербедж шлепнул себя по ляжкам и восторженно воскликнул:

– Вот это да! И внешне он очень подходит, разрази меня гром! – Затем он с сомнением обернулся ко мне и стал разглядывать мое исцарапанное лицо. – Ну, а этот? Его не назовешь итальянским красавчиком.

– Он прирожденный комик, – ответил Шекспир. – Вы бы послушали, как он вчера расписывал летние гастроли Десмонда, передразнивая всех, кого они встречали. Ну-ка, Питер, попробуй почитать за кормилицу, да сделай ее самой смешной старой сплетницей на свете.

Я старался изо всех сил, хотя очень трудно казаться смешным перед двумя-тремя зрителями. Но, кажется, моя игра им понравилась, так как Бербедж согласился принять и меня. Я не мог играть кормилицу, потому что эту роль уже отдали другому способному мальчику, но мне предложили играть маленькие выходные роли, например синьоры Монтекки, и дублировать основных актеров, если кто-нибудь из них заболеет.

Мы оба считались учениками Шекспира. Труппа платила ему по четыре шиллинга в неделю за каждого из нас, но он отдавал эти деньги нам. Как и другие профессиональные актеры, он был совладельцем театра и участвовал в доходах. Когда мы вырастем, мы тоже сможем войти в долю, если внесем денежный вклад в общую кассу. Или будем работать наемными актерами и каждую неделю получать жалованье от пяти до восьми шиллингов.

А пока, имея всего восемь шиллингов на двоих, мы с трудом сводили концы с концами. Шекспир помог нам снять комнату на чердаке, недалеко от театра, и показал, где можно дешево обедать. В ту зиму в Лондоне было холодно и голодно: тысячи дымящих труб застилали город копотью, которая сгущалась от туманов, поднимавшихся с реки. Как я томился порой по сладковатому запаху ярко пылавшего торфа и по куску домашней баранины, которую мать коптила сама!

В начале декабря я получил письмо из дому. Его принес в «Королевскую лилию» разносчик товаров. Оно было написано 22 ноября.

«Тебе лучше держаться подальше, во всяком случае до весны, – писала мать, – так как наши отношения с сэром Филиппом очень обострились. В октябре он начал заново строить свою стену. Джон Келд – ты ведь знаешь его бешеный нрав – пытался помешать ему, и дело кончилось схваткой, во время которой одного из слуг сэра Филиппа чуть не утопили в реке. Джону Келду пришлось бежать; он, наверное, в Шотландии. Сэр Филипп совершенно обнаглел: он огородил луга и со стороны Пенрита, а покорные глупцы даже пальцем не шевельнули, чтобы остановить его. Он загребает много денег, и люди говорят, что он задумал стать самой важной персоной в Камберленде. Но ему не всегда удается осуществлять свои хитроумные планы. Среди фермеров ходят всякие забавные слухи, о которых ты узнаешь, когда вернешься».

• Предыдущая
• 15/45
• Следующая