За Хартию! - Триз Джефри - Страница 18
- Предыдущая
- 18/27
- Следующая
И по всей стране бродячие лоточники вели ту же опасную торговлю, хотя правительство жестоко их преследовало. Еще полгода назад человек мог свободно купить себе пику или саблю в оружейной лавке, но теперь власти делали все возможное, чтобы собрать всё оружие страны в одних руках в своих собственных.
– А к чему все наши труды? – спросил однажды Оуэн; этот вопрос он хотел задать очень давно.
Придет день, – отвечал аптекарь мечтательно, – когда народ захватит власть в свои руки и тирания будет уничтожена навеки.
– Но когда он придет, этот день? Вот уже много месяцев мы играем в прятки. Какой прок от оружия, если мы не собираемся пустить его в ход?
– Ты нетерпелив, мой мальчик. А революция – это такая игра, которая не терпит поспешности. Может быть, потребуются годы, поколения, чтобы довести ее до конца, народ может оказаться в проигрыше не раз и не два, но в конце концов он выиграет. Вероятно, и через сто лет люди будут еще далеко от победы, но они всегда будут бороться, бороться и бороться, пока не победят.
– Звучит обнадеживающе, – ухмыльнулся Том. – К тому времени всех нас уже не будет в живых. А знаете, что говорят шахтеры? На днях – я сам слышал! – один сказал другому: «В Британии не станет рабов после пятого ноября». Что это значит? Уж не собираемся ли мы в этот день взорвать парламент?
– Нет, только не такие глупости. Но раз уж ты столько знаешь, могу тебе рассказать все. Мы действительно надеемся, что после пятого ноября в Британии не будет больше рабов. На этот день назначено восстание.
Том присвистнул:
– Значит, через месяц! Здорово!
– Другого выхода мет. Петиция провалилась, всеобщая забастовка не вышла. Конвент они разогнали.
– И как же все это будет?
– Начнет Южный Уэлс. Джон Фрост из Ньюпорта поведет нас. Сначала мы двинемся на Ньюпорт, потом на Монмут, чтобы вызволить из тюрьмы Генри Винсента.
– А потом?
– Когда ньюпортская почта НЕ прибудет в Бирмингем – это условленный сигнал! – бирмингемцы также восстанут, а с ними и все внутренние графства. Специальные люди разнесут вести по всей стране. Поднимется весь Север – под началом доктора Тейлора и Басси. Англия вспыхнет от Бристоля до Ньюкасла, и даже те, кто до сих пор не принимал участия в игре, возьмут нашу сторону, когда мы начнем.
Глаза Оуэна загорелись. Его кельтское воображение, всегда склонное к мечтам и фантазиям, было уже захвачено великолепными картинами, нарисованными Таппером. Победа казалась ему обеспеченной. Объединившийся рабочий народ только слово скажет, и задрожат тираны из Вестминстера.
Но не так просто было вскружить трезвую голову Тома, горожанина, бирмингемца. Он возразил:
А вы уверены, что мы выстоим против кавалерии и пушек? Я хочу сказать… То есть я-то не испугаюсь, но только вся сила пока на стороне правительства: оружие, дисциплина, выучка.
– Знаю, – согласился Таппер. – Это отчаянная игра, но единственно возможная. Однако наши дела не так уж плохи, как ты думаешь. – Он вынул часы. – Если мы поспешим, то, может, кое-что увидим. Такое, что вас изрядно удивит.
Солнце уже село, надвигались сумерки. Буцефал бежал веселой рысью по заброшенной дороге, которой пользовались редко, хотя она проходила всего в миле от большого шахтерского поселка.
– Глядите! – вдруг произнес шепотом Оуэн. – Впереди солдаты!
В розовой вечерней дымке видны были приближающиеся солдаты – целая рота солдат, марширующих по дороге с ружьями «на плечо».
– Да, – засмеялся Таппер, – только это не солдаты королевы. Это солдаты народа!
Он придержал лошадь, и они замерли вглядываясь. На маленьком вытоптанном лугу рота маршировала, перестраивалась на ходу. Некоторые держали ружья, другие – деревянные болванки: не все, как объяснил Таппер, рисковали брать на учения припрятанное оружие.
Невдалеке еще несколько взводов и рот, вооруженные пиками и крестьянскими косами, учились строиться в каре, чтобы дать отпор кавалерии. И было видно, что все эти люди уже свыклись с суровой дисциплиной; двигались они четко, будто вовсе и не устали после тяжкого дня в шахте.
– Такие картинки можно наблюдать по всей Северной Англии, – отметил аптекарь. – Но у нас обучение людей организовано лучше, чем в других местах, потому что у нас есть организатор.
– Кто?
Аптекарь вместо ответа указал рукояткой кнута на всадника, который скакал в вечернем тумане от одной роты к другой. Одних он хвалил, иным показывал, что и как надо исправить. Наконец он закончил смотр и галопом направился к их тележке. Было что-то очень знакомое в очертаниях его фигуры, в его посадке…
– Беньовский!
– Он самый.
Поляк подскакал и улыбнулся мальчишкам.
– Майор Беньовский, – тепло отрекомендовал Таппер. – Польский ссыльный и создатель английской рабочей армии.
Глава четырнадцатая
Кто предатель?
Они возвращались на «Вольную ферму» и теперь одолевали самый трудный и крутой подъем.
– Если повсюду дела обстоят, как здесь, – говорил довольный Таппер, – то ноябрь может оправдать наши надежды…
Но надеждам, кажется, не суждено было сбыться. На пороге их встретил Саймон, бледный и встревоженный.
– Что случилось? – быстро спросил аптекарь, соскакивая с тележки.
– Пройдем внутрь, – сурово отвечал моряк. – Новости не такие, чтобы кричать о них.
Предчувствуя недоброе, они последовали за ним в кухню. Пью и еще двое незнакомых чартистов приветствовали их.
– Томас из Абертиллери… – начал Саймон.
– Ну?
– …арестован прошлой ночью. Вместе с телегой, полной добра.
– Это скверно! – Аптекарь в недоумении свел брови. – Но, черт побери, каким образом…
– Есть новости и похуже, – прервал Пью.
– Хуже?
– Да. При нем был план тюрьмы в Монмуте. Таппер даже присвистнул:
– Для полиции план тюрьмы – это намек на то, что творится за ее спиной. Скверно, поистине скверно!
– И к тому же странно, – добавил Пью поеживаясь.
– Более чем странно – это гнусно! – воскликнул один из незнакомцев, ударяя кулаком по столу и вскакивая. – У нас в Абертиллери это называется предательством!
Предательство!
Страшное слово упало, как камень в спокойную воду. Минуту никто не говорил. Все стояли, глядя друг на друга, пока Пью не прервал неловкое молчание:
– Это Морган из Абертиллери. А это Норрис, оттуда же. Вы понимаете, каково им теперь возвращаться, когда сцапали Томаса?
– Рад видеть вас, товарищи, – сердечно приветствовал их Таппер. – Надеюсь, вы неправы и это не предательство. Нет, не могу себе даже представить, что во всем Уэлсе хоть один из наших способен на подобную подлость. Я уж не говорю о более узком круге наших руководителей.
– Вот именно, об узком круге, – вымолвил Норрис. – Кто входит в этот узкий круг? Кто мог знать, что Томас поедет с товаром именно по этой дороге, именно в это время? Ведь полицию надо было предупредить заранее.
– Я знал, – возразил аптекарь с поклоном.
– Кто еще?
– Мы, – Саймон указал на себя и Пью.
– А эти мальчишки?
– Нет, они не знали.
– Кто еще?
– Джон Фрост из Ньюпорта – в его честности вы не усомнитесь, вы сами и еще… – Таппер поколебался какую-то долю секунды, – и еще Беньовский.
Но Морган заметил эту ничтожную паузу.
– Беньовский? – ухватился он за незнакомую фамилию. – Иностранец?
– Для чартиста все люди мира – свои, – ответил аптекарь. – Разве мы не призываем к товариществу всех людей, к какой бы нации они ни принадлежали?
Морган, снова опускаясь в кресло, проворчал:
– Все бы ничего, но только нет у меня доверия к этим русским, которые появляются неизвестно откуда. Что, если он агент царя?
Таппер пожал плечами и улыбнулся. Спорить с валлийцем было бесполезно. Он вбил себе в голову, что его земляка Томаса предали, и теперь искал виновного.
– А вдруг еще кто-то знал? – сказал Саймон. – Здесь у нас побывало много людей, и, может, один из них соблазнился деньгами и донес правительству.
- Предыдущая
- 18/27
- Следующая