Ключ-стражи (СИ) - Шакирова Анастасия - Страница 14

…За стеной завывала вьюга.

Скрипнула, открываясь, дверь – и снежинки вместе с порывом ветра радостно устремились в дом, в тепло. Заплясали над мохнатыми шкурами на полу, над деревянными лавками, над столом. Крохотными каплями воды осели на кувшинах и мисках. Шаги – и дверь захлопнулась, отрезая разочарованной вьюге путь в обиталище человека.

Голос, поющий колыбельную – низкий, грудной, женский.

Белый волк уходит спать,

Видеть сны о том, что будет,

То, что есть – оставим людям,

То, что было – не отнять...

Покрытое морозными узорами окно высоко, не дотянуться – но если забраться на сундук, схватиться руками за раму и продышать себе дырочку, чтобы смотреть, то гораздо лучше. Видно: двор, хозяйственные постройки, забор, несколько домов вокруг. С одной стороны – лес, с другой – дома; маленькая деревушка. Вдалеке виднеются горные пики. Внезапное не воспоминание даже – осознание: на севере – город, куда ездят за товарами, на востоке еще две деревни, его мать родом из той, которая дальше…

Чья это мысль?

Колыбельная за спиной тянулась, мягко обволакивала. Я – тот-кто-я – знал: если обернуться, то можно увидеть длинноволосую женщину в легкой (в доме тепло, это снаружи – у-у-у!) одежде, на ее шее – низка бус из крупных красных ягод. Она качает младенца и напевает.

Спи! Уснуло все кругом:

Снег, луна, крыльцо и дом,

Тихо в ножнах спят мечи,

Судьи спят и палачи,

Позабыв про все законы.

В горных высях спят драконы,

Выдыхая теплый пар,

Что щекочет брюхо небу,

Нищий спит в мечтах о хлебе,

Богача страшит пожар.

Тот-кто-был-я не обернулся. Он смотрел в круглое растаявшее окошечко. Слова колыбельной ему были знакомы давно. Хоть он и не знал судей и палачей, он вырос здесь, и хотел быть здесь, и больше нигде.

Видно: двор. И кто-то на снегу, кто-то, под кем снег не проваливается. Не человек. На четырех ногах, с крыльями, сложенными за спиной, с гордо выгнутой шеей. На миг он (она? оно?..) повернулся, встретившись взглядом с тем, кто смотрел из-за заиндевевшего окна, с тем, кто стоял на сундуке, потому что был слишком мал, чтобы дотянуться до деревянной рамы.

Ни слова – но в бездонно-синих глазах без белков и зрачков было тепло. Такое, что перед ним отступает любая вьюга.

Надо бы позвать мать, отца… Но я молчу. Почему я молчу?

Спят кресты о трех гвоздях,

Не сколочены покамест;

Спят вода, трава и камень,

Спят костры на площадях,

Осыпаясь серым пеплом

На следы звериных лап.

Слышишь, тихо – кап-кап-кап –

Тают ледяные цепи,

Что сковали вольный край?

Спи, волчонок, засыпай...

Взметнулись снежинки, заискрились белыми крыльями, белыми взмахами, синим взглядом. Вот уже и ничего не разглядеть.

Умолкла колыбельная. Стало темно.

Ланс гонялся за мной по улицам Пристани с огромным, похожим на кузнечный молот, ключом, грозясь прибить за то, что я – новое воплощение Ворона на земле. Рэн, крохотный, словно воробей, порхал рядом на радужных крылышках и давал указания: «направо беги», «теперь налево, к площади!». А потом вдруг взмыл в небо и оттуда завопил во всю глотку: «Нэк! Поднимайся!». Как же я поднимусь, раздраженно подумала я, если до летучего корабля еще добежать надо. И проснулась.

Меня трясла взволнованная Поли. За окном сияло утро, а до начала урока оставалось пятнадцать минут. Ой... Впрочем, приходилось одеваться и быстрее. Так что за две минуты до звонка я, в слегка помятой форменной одежде, с бутербродом в зубах и с сумкой, из которой торчали тетради вперемешку с учебниками, уже влетела в класс. Вилли и Нори помахали мне с задней парты, я подошла к ним и изнеможенно плюхнулась на скамью между приятелями дожевывать бутерброд.

– Ты не поверишь! – с энтузиазмом сообщил Норберт, глядя, как я давлюсь вяленым мясом. – С этим твоим блондинчиком, ну то есть не твоим, теперь еще один ходит! Сам черный, весь в черном, прямо полный комплект! Они сейчас у госпожи Матильды. Спорю на пирожное, грядет еще один кружок поклонниц!

Я мрачно махнула на приятеля бутербродом. Да, действительно, когда я на рекордной скорости неслась в класс, со второго этажа, где расположены кабинеты преподавателей, доносились какие-то писки и визги, не иначе как девчоночьи. Видимо, неизвестный Зелль, от которого я слышала только голос, еще и собой впечатляющ. Ох, бедная Мастерская, столько эффектных ребят в один присест! Старшеклассницы в восторге.

Впрочем, Йер с ними. На уроке я намеревалась хоть немного поспать, и чтобы на этот раз не мерещились всякие странности. Даже если я действительно новое воплощение Ворона, в чем крепко сомневаюсь. Но стоило мне поудобнее пристроить голову на руки, а руки на парту, замаскировавшись за горой учебников, Вильям пихнул меня локтем в бок и что-то прошипел. Пришлось открыть слипающиеся глаза. Если бы это был Норберт – получил бы подзатыльник, но Вилли просто так будить страдающего товарища не станет, значит – что-то серьезное.

Мда. Действительно. Профессор Доузи, вошедший в класс и теперь нервно листающий свои записи за кафедрой, был сам на себя не похож. Обычно приглаженные волосы взлохмачены, галстук набок, исписанные листки вываливаются из рук. Это Доузи-то. Всегда спокойный, терпеливый и невозмутимый!

– Доброе утро, класс, – профессор наконец собрал свои листочки и воззрился на нас так испуганно, словно перед ним были не знакомые (и наверняка опостылевшие) лица, а как минимум Бездна За Краем Мира. Сон с меня окончательно слетел, остальные ребята тоже зашевелились. Доузи явно пытался взять себя в руки. – Сегодня у нас первым уроком... у нас... первым...

– География, профессор, – осторожно подсказал дежурный с первой парты.

– Д-да. География. Откройте учебники на странице... странице пятьдесят восемь и читайте главу.

Что-о? Доузи никогда не пренебрегал лекцией и не пытался отделаться от нас словами «в книге все сказано». Определенно, скоро небо упадет на землю такими темпами! Мы с Вильямом и Нори переглянулись – Вилли пожал плечами, Нори скорчил рожицу «вообще не понимаю, что творится», – и послушно зашуршали страницами учебников. Минут через пять, так и не продравшись сквозь первые два абзаца, я покосилась на кафедру. Доузи сидел, уставившись пустым взглядом куда-то в стену за задними партами, и периодически потирал пальцами виски. Я на всякий случай оглянулась назад – стена как стена, ничего интересного.

– Нори, – прошептала я на ухо приятелю, – ты говорил, что троица с утра была у госпожи Матильды. А остальные учителя? Не там ли случайно?

– М-м... – Норберт задумался, рассеянно грызя карандаш, которым только что рисовал на полях учебника ушастых гоблинят. – Да, вроде там же. Точно, вспомнил, утром общее учительское собрание объявляли! Ух, думаешь, это он после собрания как пыльным мешком ударенный? Елки-шметелки, ну и дурдом творится в нашей Мастерской!

Согласна. Полный дурдом. Потому что наверняка на этом собрании наши герои объявили учителям о своей теории, решив больше не скрывать грозящую Пристани опасность. Понятно, почему Доузи так напуган, бедолага. Кажется, он глубже понимает ситуацию, чем мы с Рэном – иначе мы бы тоже дрожали от страха.

Кстати – или некстати? – вспомнился странный сон. Что это было вообще такое?

Полюбовавшись, как Нори вдохновенно играет сам с собой в «точки-крестики» на обрывке бумаги, я, наконец, решилась и аккуратно ткнула локтем Вилли.

– Слушай… ты не знаешь, что это за зверь?

Отобрав у Норберта учебник (все равно он уже изрисован!), я попыталась изобразить поверх гоблинят существо, виденное во сне. Получалось плохо. Отдельные детали всплывали в памяти (крылья... синие глаза... мягкая поступь лап), чтобы тут же исчезнуть. В общую картинку, напоминающее хоть что-то из «Флоры и фауны мира, издания расширенного и дополненного» существо не складывалось.