Люблю, убью, умру... - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/99
- Следующая
— Нет, девушке пристало опаздывать… Дуся, я все время думаю о тебе! Вот глаза открою — и сразу ты у меня в голове. И даже во сне…
— Я тоже о тебе все время думаю, — серьезно сообщила Дуся. — Я вот о чем с тобой поговорить хочу… Помнишь, третьего дня все приставали ко мне — кем я хочу стать, и все такое…
— Помню, — кивнул Андрей.
Они пошли по узкой дорожке между могил на другой край кладбища, где их никто не мог бы найти.
— Мне кажется, что тебе не понравилось бы, если б я стала актрисой.
— Ты вольна делать что угодно.
— Нет, я же чувствую… Ты мне скажи, Андрюша! Я все буду делать, как ты попросишь, я хочу, чтобы ты был доволен мной.
— Хорошо… — медленно произнес Андрей, — буду откровенен. Я думаю, что в профессии актрисы нет ничего плохого, она не хуже любой другой. Но ее публичность… Все смотрят на тебя, все тобой восхищаются, оценивают каждое твое движение, поворот головы, интонацию… Обнажено все — и душа, и тело, и чувства.
— Ну уж, и все! — недовольно перебила Дуся. — Ты театр с Мулен Ружем путаешь. Когда, например, Стрепетова…
— Барышня знает про Мулен Руж! — засмеялся Андрей. — Ладно, бог с ней, со Стрепетовой — ты будешь лучше.
— Да никем я не буду! — затрясла головой Дуся и на миг прижалась щекой к плечу своего спутника. — Я о том и говорю — ничего я не хочу. Только бы ты был счастлив…
— Ты отказываешься от театра?
— Да, отказываюсь, — торжественно произнесла Дуся. — Я раньше, честно говоря, мечтала о сцене. До того, как мы объяснились. А теперь это все неважно. Только ты!
— Обожаю тебя, — воскликнул Андрей. — Ты права — я не хочу делить тебя с толпой. Моя, только моя…
Он хотел обнять ее, но Дуся отстранилась со смущенной улыбкой.
— Здесь… здесь как-то неловко. Как будто мертвые видят нас.
— «Зачем загадывать, мечтать о дне грядущем, когда день нынешний так светел и хорош? Зачем твердить всегда в унынии гнетущем, что счастье ветрено, что счастья не вернешь? Пускай мне суждены мучения разлуки и одиночества томительные дни — сегодня я с тобой, твои целую руки…» — вдруг процитировал Андрей. — Это я из Апухтина вспомнил. Как дальше — не помню, но что-то такое ужасно трагическое.
— Не надо трагического, — упрекнула Дуся. — Я Апухтина не люблю. Очень мрачный поэт.
— Прости…
Они дошли до противоположного конца кладбища. Здесь были только старые могилы — все в запустении, заросшие травой и сорняками, на замшелых надгробиях уже ничего невозможно было прочитать.
Они сели на выбеленную дождем и ветром скамью, и Андрей взял Дусю за руки.
— Как я люблю тебя, как люблю… — пробормотал он. — Как ты думаешь, что бы было, если б все узнали о нас?
— Нас бы разлучили. Отослали бы меня в какой-нибудь пансион… — пожала плечами Дуся. — Папе бы точно это не понравилось. Он считает, что человек должен сначала вырасти, оформиться и только потом определять свою дальнейшую жизнь. Но чего определять, если я точно знаю, что хочу быть только с тобой?
— И я… Послушай, я вот еще о чем подумал — через год нам все равно предстоит расстаться, оттого эти стихи дурацкие мне все на ум и лезут. Через год я заканчиваю гимназию, поступаю в университет (это я уже решил, что именно в университет, на филологическое отделение), дольше в вашей семье оставаться невозможно…
— Как? — воскликнула пораженно Дуся. Видимо, она только сейчас задумалась о будущем.
— Обыкновенно, как… Не до старости же мне у вас в приживалах ходить!
— Почему в приживалах? — растерянно пролепетала Дуся. — Ты мне как брат, ты сын папиного друга…
— Ну и что? Я же не инвалид, я взрослый человек… почти. Съеду на какую-нибудь квартиру, буду учиться…
— Я умру без тебя! — зарыдала вдруг Дуся и бросилась Андрею на шею. — Ну зачем, зачем ты завел этот разговор?! Сегодня же ты со мной и еще целый год…
— Я буду каждый день приходить к вам, мы каждый день будем писать друг другу письма! — сказал Андрей, прижимая ее к себе. — А потом мы поженимся.
— Когда? — жадно спросила Дуся. — Еще долго ждать? Сколько?
— Ну, пока я буду учиться в университете, потом еще года два-три мне необходимо для того, чтобы встать на ноги, упрочить свое положение… Иначе Кирилл Романович просто-напросто откажет мне как бесперспективному человеку, не могущему устроить счастье его дочери.
Дуся сидела молча, прикидывая, в каком же году они смогут соединиться с Андреем.
— Господи, милый, — это же целую вечность ждать! Я к тому времени старухой стану — мне будет двадцать два, двадцать три…
— Ты отказываешься ждать меня? — спросил Андрей. — Если отказываешься, то я прямо сейчас умру, и пусть меня похоронят на этом самом кладбище…
— Нет, что ты! — закричала Дуся, бросаясь обнимать его. — Я хоть сто лет буду ждать! Я клянусь!
— И я клянусь, — прошептал он, горячо целуя ее лицо, залитое слезами.
Сзади, в кустах, вдруг зачирикали проснувшиеся воробьи — в их семействе вспыхнул скандал. Дуся и Андрей, опомнившись, отскочили друг от друга.
— Птички… — прошептала Дуся дрожащими губами. — Это только птички…
Она сорвала травинку, стала вертеть ее в руках. У нее была такая привычка — все время вертеть что-нибудь в руках, теребить бахрому на скатерти, оборки своего платья…
— Послушай, милая, — тихо произнес Андрей. — А ты, правда, любишь меня? Может быть, это просто увлечение? Знаешь, я слышал, есть любовь и влюбленность, и их очень легко спутать друг с другом… Или даже не так! — со страхом воскликнул он. — Ты просто жалеешь меня…
Дуся ничего не ответила, продолжая теребить травинку, скручивая ее в спираль.
— Нет, погоди, ты послушай меня… — настаивал Андрей. — Ты ведь добрая девушка, у тебя необычайно нежное сердце… А что, если так — ты встретила бедного сироту и пожалела его? И на самом деле ты не любишь меня, а просто боишься огорчить отказом…
Дуся подняла глаза, уже совершенно сухие, и произнесла гордо, даже надменно:
- Предыдущая
- 32/99
- Следующая
