«Ураган» с острова Наварон - Маклин Алистер - Страница 25

 — Я требую ясности и немедленно! — едва не перешел он на крик.

— Нечего орать, — оборвал его Андреа.

— Я требую ясности и немедленно, — повторил Рейнольдс. И хотя он снизил голос почти до шепота, говорил настойчиво и требовательно.

 — Вам скажут в нужный момент. — Как всегда, голос Мэллори звучал спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Не знаешь — не проговоришься.

Рейнольдс сжал кулаки и выступил вперед. - Вы что, черт побери, намекаете на…

— Ни на что я не намекаю, — сдержанно ответил  Мэллори. — Я был прав, сержант, там, в Термоли. Вы не лучше тикающей бомбы с часовым механизмом.

— Возможно — Рейнольдс вышел из себя. — Но, по крайней мере, в бомбе есть нечто честное.

— Повторите-ка ваши последние слова, — тихо проговорил Андреа.

— Что?

— Повторите.

— Послушайте, Андреа…

— Полковник Ставрос, сынок.

— Сэр.

 — Повторите, и я гарантирую вам минимум пять лет за неподчинение приказу в боевых условиях.

— Есть, сэр. — Рейнольдс сделал над собой усилие, не прошедшее незамеченным, чтобы взять себя в руки. — Но почему он ничего не говорит нам о своих планах на сегодняшний день, и в то же  время сообщает, что вечером мы выберемся отсюда с плато Ивеничи?

— Потому  что нашим планам могут помешать немцы, — терпеливо произнес Андреа. — Если они докопаются. Если хотя бы один  из нас проговорится под пытками. Но Ивеничи им не по зубам — там территория партизан.

Миллер из миротворческих побуждений переменил тему. — Говоришь, на высоте семи тысяч футов? — обратился он к Мэллори. — Там, должно быть, снегу по пояс. Каким образом можно расчистить всю эту массу?

— Не знаю, — неопределенно ответил Мэллори. — Полагаю, кто-нибудь что-нибудь да придумает.

И действительно, на высоте семи тысяч футов на плато Ивеничи выход был найден.

Плато Ивеничи — белая иеобитаемая пустыня, насквозь продуваемая ветрами, где большую часть года царит холод и свирепствует ветер и где враждебно настроенная природа обращает свой гнев против присутствия человека. На западе плато граничило с высокой футов в пятьсот, скалой, местами совершенно отвесной, местами покрытой трещинами  и изломами. То тут, то там на поверхности скалы виднелись многочисленные замерзшие водопады и редкие группы сосен, непонятно каким образом росшие на чрезвычайно узких уступах; их ветви провисли под тяжестью снега, скопившегося за шесть долгих месяцев. На востоке плато завершалось резкой, четко обозначенной линией — здесь начинался обрыв, вертикально уходящий вниз, в долину.

Само плато представляло собой ровное, абсолютно гладкое снежное пространство. На высоте двух тысяч метров снег под лучами яркого солнца блестел так ослепительно, что становилось больно глазам. Длина плато — около полумили, ширина не превышала ста ярдов. На южной окраине плато вздымалось вверх, переходя в очередную возвышенность, более пологую, чем остальные.

Здесь были разбиты белые шатровые палатки, одна маленькая, другая большая. Возле маленькой стояли, беседуя, двое. Человек повыше и постарше, одетый в тяжелую шинель, был полковник Виз — командир партизанского отряда, базировавшегося в Сараево; второй, помоложе и потоньше — его адъютант, капитан Вланович. Полковник и капитан пристально глядели вниз, обозревая плато.

— Но ведь можно же это сделать как-нибудь проще, — произнес капитан Вланович.

— Скажите, как, Борис, мой мальчик, и я сделаю. — Внешний облик и интонация полковника Виза излучали безмерное спокойствие и уверенность в своих действиях. — Не отрицаю, бульдозеры пришлись бы кстати. Так же как и снегоочистители. Однако согласитесь, чтобы провести их сюда почти по вертикальной скале, от водителей потребуется немало ловкости. А потом, для чего армия, если не для маршировки?

—— Да, полковник, — отозвался Вланович с учтивым сомнением.

Они стали смотреть вдаль. К северу от плато в безоблачную блеклую синеву взметнулись горные вершины, частью темные, зубчатые и суровые, частью закругленные, с розоватыми снежными шапками. Впечатляющее зрелище.

Но еще более впечатляющим было действие, разворачивающееся на самом плато. По нетронутому снегу черепашьим шагом двигалась колонна в тысячу солдат, половина из которых была одета в форму югославской армии, другая — в самые разномастные мундиры.

Каждый ряд фаланги состоял из пятидесяти человек, а всего рядов насчитывалось двадцать. Сцепив локти, и наклонившись вперед, люди в шеренгах чрезвычайно медленно и с большим усилием передвигались по снегу. Такому медленному шагу удивляться не приходилось — первая шеренга прокладывала себе дорогу сквозь снег, доходивший до пояса. То была убийственно трудная работа, работа, которая на данной высоте вдвое учащала пульс, сводила спазмом горло и перехватывала дыхание, работа, от которой немели и наливались свинцом ноги, и лишь боль напоминала, что ноги еще не отказали окончательно.

Шли не только мужчины. Начиная с шестого ряда, в колонне находилось уже примерно поровну как мужчин, так и женщин, хотя отличить их по внешнему виду было невозможно, поскольку люди, спасаясь от леденящего холода и пронизывающего ветра, укутались по самые глаза. В последних двух рядах шли исключительно партизанки, но даже они, замыкая строй, увязали в снегу по колено.

Это было фантастическое зрелище, но совсем не уникальное для Югославии военного времени. В равнинной местности, целиком захваченной танковыми дивизиями вермахта, партизаны не имели доступа к аэродромам, и им приходилось именно таким образом сооружать взлетно-посадочные полосы в горах.

Полковник Виз отвернулся и заговорил с капитаном Влановичем.

— Однако, Борис, мальчик мой, вы что думаете, вы прибыли сюда заниматься зимним спортом? Немедленно организуйте питание, походную кухню. За один сегодняшний день уйдет недельная норма горячей пищи и и горячего супа.

— Есть — Вланович задрал голову, снял ушанку и стал прислушиваться к возобновившимся звукам дальних разрывов. — А это еще что такое?

— В нашем чистом югославском воздухе звуки действительно слышны на большом расстоянии, не так ли? — задумчиво проговорил Виз.

— Так что это, я не понял?

— Это, мой мальчик, — с заметным чувством удовлетворения, — база «мессершмиттов» в Ново-Дервенте, и ее сейчас разделывают под орех.

— Я не совсем понимаю...

Виз вздохнул с вымученным терпением. — Когда-нибудь я сделаю из вас солдата. «Мессершмитты», Борис, — это истребители, между прочим, и у них на борту, да будет вам известно, есть пушки и пулеметы. А что на сегодняшний момент является самой заветной мишенью для истребителей в Югославии?

— Что является… — Вланович осекся и вновь посмотрел на двигавшуюся по плато колонну. — О-о!

— Вот именно — о-о! Британские ВВС сняли с итальянского фронта шесть лучших эскадрилий тяжелых бомбардировщиков, чтобы они вплотную занялись Ново-Дервентом. — Виз, как и Вланович, снял шапку, чтобы лучше слышать. — Старательно работают, верно? А когда закончат, в течение недели ни один «мессершмитт» не сможет взлететь. То есть, если вообще что-нибудь уцелеет.

— Позвольте сделать одно замечание?

— Позволяю, капитан Вланович.

— Есть и другие базы истребителей.

— Верно. — Виз указал пальцем вверх. — Видите что-нибудь?

Вланович запрокинул голову, заслонил глаза от ослепительного солнца и, осмотрев пустынное голубое небо, покачал головой.

— Я тоже не вижу, — подтвердил Виз. — И вместе  с тем на высоте семи тысяч метров вплоть до наступления темноты будут барражировать в сменном дозоре эскадрильи истребителей, и уж их-то экипажам похолоднее, чем нам тут.

— Но кто же он, кто он такой? Ради кого предприняты все эти меры — наши солдаты, переброшенные сюда, эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?

— Человек по имени капитан Мэллори, я так полагаю.

— Капитан? Как и я?

— Капитан. Однако, Борис, — доброжелательно продолжал Виз, — сомневаюсь, что он совершенно такой же, как и вы. И дело не в звании, а в имени. Мэллори.