Выбор альтернатора - Трошин Александр - Страница 59

• Предыдущая
• 59/77
• Следующая

— Ты, — зарокотал он голосом глубоким и страшным, аки дыхание ада, причем без хрипов и прочих своих заморочек, — человек из ниоткуда! Внемли мне, сын порочной земли, ибо я призываю тебя! Иди стопами моими и познай боль, ненависть и отчаяние!

— А польку-бабочку не станцевать? — поинтересовался я, на полном серьезе размышляя, не прописать ли старому наркоману парочку внушительных пинков. В целях профилактики, чтобы не зазнавался…

— Ты, Суть Порока! — не желал угомониться старик. — Внемли мне, Осквернитель Святилищ! Ложь, Злоба и Предательство — вот твоя истинная сущность! Познай страдания и очистись от скверны, тварь земная!

— Все, дедушка, достал! — заявил я, намереваясь прикрыть этот источник сквернословия на веки вечные.

Однако, к немалому своему удивлению, не смог и пошевелиться!.. Старик коварно рассмеялся, и мне стало не по себе: уж слишком чужим был его смех — не мог человек так жутко смеяться!

— Ты ничего не понял, из корысти пронзающий суть материи — время! Внимай словам моим!

И я внимал. И был напуган. И испытал столько стыда и позора, сколько не испытывал за всю свою недолгую жизнь! Чувствовал себя так, словно в чан с помоями сунули!.. Старик в деталях описал те мои деяния, о которых НИКТО НЕ МОГ ЗНАТЬ! И за которые, учитывая мораторий на смертную казнь, мне пришлось бы отбывать не менее восемнадцати пожизненных сроков!

— Все-все! Прекрасно тебя понял! — не выдержал я через пятнадцать минут. — Можешь не продолжать, хватит!

Старик замолк, и я осмелился задать вопрос:

— Кто ты?!

При этом мой голос ненароком сорвался на визг.

— Не суть важно, но позже ты узнаешь, — довольно оскалился старик. — Ступай за мной и обретешь!

Что я обрету, уточнить он не счел нужным. В принципе я и не настаивал. Не до того было…

— А если не пойду? — робко поинтересовался я.

— Тогда блуждать будешь века и не вернешься туда, куда стремишься, — объяснил он.

Вполне убедительно… Я согласно кивнул, соображая, как бы обойтись без обещанных боли и страданий.

Старик внезапно побледнел, зашатался и пал на землю.

Недостойно, конечно, гуманиста, но я искренне молился, чтобы все мои грязные тайны очутились в глубокой могиле, которую я был готов выкопать голыми руками при первых же признаках трупного окоченения у дедушки.

Вопреки моим мольбам, тот не помер. Быстро очухавшись, резво подскочил и уведомил меня:

— Я говорил!

— Помню.

— Я говорил не с ты! — возразил он.

Похоже, серьезные проблемы были не только у меня.

— ???

— Не я говорил с ты! ОН! — правильно истолковав мое недоумение, пояснил безумный старец. — Ты должен следовать за мной! Брхнн…

— Да-да, конечно, — устало отмахнулся я.

— Не я говорил. Старик воздел руки к небу: — ОН!

— Разница-то в чем? — буркнул я, не зная, как вести себя с типами, страдающими раздвоением личности.

— ОН говорит — я следую! — набычился старик.

— Ага, — поддакнул я, на всякий случай сделав вид, что согласен.

Спорить с психопатом не хотелось — вдруг и в самом деле он ни при чем? Я далеко не был уверен в реальности происходящего. Однако факты из моей биографии, которыми тут кое-кто бросался… Этот странный закат, грозивший никогда не кончиться… Эта загадочная пустыня… А мой последний полет?! Уж слишком этот мир напоминал мои представления о том, другом мире, попасть в который я вовсе не стремился.

Осторожно, чтобы старик не увидел, ущипнул себя за бедро. Боль успокоила. Ненадолго… Многократно доводилось слышать, что там, где мне, вероятно, придется находиться после того, как я завершу все свои дела земные (почему никогда и не нужно спешить!), усопшие испытывают разнообразные удовольствия в виде всяческих терзаний, в том числе и физических. Так что боль ни о чем не говорила.

— Дедушка, — обратился я к старику, — скажи честно и откровенно: я жив?

— Бр!

— А конкретней?

— Пока — да, — презрительно сплюнул он под ноги.

«Пока» немного смутило, но в целом ответом я остался доволен.

— А ты? — поинтересовался из чистого любопытства, конечно смешанного с изрядной долей подлости.

Уничтожающий взгляд в мою сторону сопровождался невнятным «бхр!», что, по всей видимости, значило: «Разумеется, благородный господин, жив и нахожусь в полном здравии!»

— Тоже — пока? — уточнил я.

Судя по бесхитростной морде, старик испытал сильнейшее искушение удушить меня на месте, но что-то его удержало от этого в высшей степени нехорошего и недальновидного поступка.

— Да ладно, дзи-сан, — посерьезнел я. — Тебя как звать-то, чтобы не материться?

— Стеридаминаль абу-Сингхаранха! — выставил он вперед подбородок.

Услышав такое непотребство, я твердо решил: не оскверню свои уста столь нечистой руганью! Никогда такого не будет! Сандаль там или, скажем, Стендаль — куда ни шло, но то паскудство — ни в коем разе!..

Вот так мы с ним и познакомились. И принялся старый паскудник наркоман таскать меня по каменной пустыне в мире, где солнце никогда не заходило, где редкие источники воды воняли тухлятиной, где подлые грызуны, призванные служить нам пищей, упорно избегали встречи, а камни были необыкновенно жесткими и острыми… Карма, бляха муха…

Шли дни. Вернее, продолжался один и тот же тусклый нескончаемый день.

Мы брели по пустыне, изредка негромко переругиваясь. Сандаль время от времени торчал «под грибами», а я душил в себе искушение подзанять у него этой заразы и готовился внутренне перерезать ему глотку при первом же упоминании о моих личных тайнах. В общем, все было как обычно. И вдруг однажды на горизонте…

— Сандаль, что за хрень впереди? — поинтересовался я, наблюдая некую пакость, напоминавшую собой нечто уродливое.

Старик присмотрелся и радостно подпрыгнул:

— Храм Ишидаи! — возбужденно всхлипнул он, прослезившись.

— Х-храм Ишидаи?! — растерялся я. — Рыбы-попугая?! Это что, ваше верховное божество?!

— ИШ-ТА-Р! — неистово прорычал Стендаль.

— Ну и?…

«Чего радуешься-то?» — хотел поинтересоваться я, но не получилось.

Не обращая на меня внимания, Сандаль, ликующе попискивая, засеменил в сторону строения с утроенной скоростью, временами даже забывая опираться на свой посох. Пожав плечами, я поспешил за ним. Кто знает, может, этот храм и есть цель нашего путешествия?

Оказалось, что нет. Хотя побывка там мне очень даже понравилась…

Четыре часа безумного галопа по камням окупились в одно мгновение. Растрескавшиеся от старости и частого использования двери пред нами радостно распахнули прислужницы.

Между прочим, лично я категорически против того, чтобы бордели именовали храмами! Возникает жуткая неразбериха!.. Впрочем, кто я такой, чтобы реформировать столь высокие материи? Тем более в данном конкретном случае!

О том, что в этом храме не практикуются религиозные служения, догадаться было не трудно. Изящные прислужницы, чьи одеяния составляли несколько тонких ленточек на каждой, при виде нас вроде как ненароком принимали ТАКИЕ позы!.. Единственно, что здорово нервировало, напоминая о моем строгом моральном воспитании, — мрачное исполнение De Profundis [2] где-то на заднем плане.

Стоявшая ближе других ко мне дева лукаво повела крохотными рожками, украшавшими ее чистый лоб, и с поклоном протянула кубок дымящегося вина. Старый Сандаль уже испарился где-то в необъятных просторах помещения.

— Ebrietas omne vitium deliquit! [3] — как можно строже отказался я, жадно припадая к кубку. После стольких дней воздержания вино резко ударило в голову — и понеслось…

Обильные яства, крепкие вина, мои горячие лекции о вреде чрезмерного употребления алкоголя вкупе с развратом, дикие пляски с обнаженными жрицами и не менее дикие оргии с ними же — все слилось в сладострастный кошмар! Меня нисколько не смутили ни отсутствие законных требований платы хотя бы за еду и питье, ни изящные хвостики дев, растущие оттуда, где у нормальных людей кончается копчик, ни жгучий интерес к моей скромной фигуре… Я расслаблялся, как мог! Пока не настал безрадостный день, когда нас бесцеремонно вышвырнули за порог и с грохотом, чувствительно отозвавшимся в больной голове, не захлопнули врата. Произошло все столь стремительно и беспричинно, что я даже растерялся.

• Предыдущая
• 59/77
• Следующая