Выбери любимый жанр

Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович - Страница 22


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

22

— Ну, душа меру знает! — вставит кто-нибудь.

— А что такое душа?

И начинался серьезный разговор: о боге, о судьбе, о вере в приметы, о везении и прочем.

— Агитируете! — иногда весело крикнет кто-нибудь из воспитанников.

— Да, агитирую, — не смущаясь, отвечал Иван Игнатьевич.

После таких бесед многие задумывались. Иван Игнатьевич охотно давал им читать свои тетрадки, куда он записывал интересные мысли и высказывания. Эти выписки были умно подобраны. Он хорошо знал свойство молодых увлекаться великими свершениями, оригинальными мыслями, смелыми поступками. Его записки переписывались. Тетради несколько раз крали те, кому лень было переписывать, но сами же воспитанники находили вора и тетради возвращали.

7

Анатолий и Франц по-прежнему отказывались работать и участвовать в общественной жизни колонии, даже в санитарной комиссии. Но член санитарной комиссии Севка оказался на редкость настойчивым пареньком. Анатолий и Франц пробовали «отшить» Севку-прилипалу. Они отшучивались, ругались и, конечно, угрожали. Не помогло. Он поместил на них в стенгазете очень злую и меткую карикатуру. В ней была изображена собачка болонка с лицом Франца, лежавшая на неубранной постели. Перед ней красовался шоколадный торт. А рядом стоял лопоухий щенок с лицом Анатолия, который вылизывал болонке шерстку. Ребята покатывались со смеху, до того карикатура была ядовита и смешна. Легче было постелить постели как положено, чем иметь дело с Севкой. «Такой хуже миллиона комаров», — решили они.

В классы они ходили и уже не так мешали другим, даже учились. Но как? Курам на смех! Работать в мастерских отказались наотрез. Пусть их посадят в штрафной изолятор, куда угодно — не будут работать, и все!

А ведь в колонии работали не просто ради работы. В здешних мастерских всерьез обучали ремеслу, присваивался разряд. Из колонии человек выходил механиком, токарем, слесарем, столяром, электромонтером. Верный кусок хлеба после освобождения! Путевка в жизнь.

— Мне это ни к чему, — цедил сквозь зубы Франц. — Я буду артистом воровского дела.

— А почему бы тебе не стать просто знаменитым артистом? — спрашивал Иван Игнатьевич. — Сделай почин в нашем драмкружке.

— Меня на это не купите!

Вначале Анатолия и Франца объединяла исключительность их положения в коллективе. Знатнее губернаторского.

Когда же все «встречные и поперечные» стали их прорабатывать, они отступили, но не сдались.

Когда же на них перестали обращать внимание и предоставили самим себе, их спаянность заметно ослабела. Симпатии? Только вначале Анатолий был пленен Францем. Теперь он ловил себя на том, как бывало и в отношениях к Хозяину, что у него время от времени возникает неприязнь к Францу. «Балаболка, ябедник, шут гороховый, пустозвон, дрянцо», — думал он.

Они все еще старались держаться вместе, но уже чертовски наскучили друг другу. Наконец наступил день, когда они поссорились.

Деятельный по натуре, Анатолий изнывал от вынужденного бездействия. Трудно бывает человеку понять самого себя, увидеть себя со стороны. А вот в Красавчике, как в кривом зеркале, Анатолий увидел отражение некоторых своих поступков, увидел и не то что испугался, а задумался. Неужели и он такой же?

«Ну и пусть, — сейчас же успокоил он себя. — А почему я должен быть лучше?»

Более сурово, чем суд, он в глубине души сам осудил себя, даже подумывал о самоубийстве. А после знакомства с Чумой решил все снести — и осуждение и презрение. «Сам себе устроил эту жизнь, ну и получай! Так тебе, гаду, и надо. Чем хуже — тем лучше».

Впрочем, он себя плохо понимал, некоторые его поступки были для него самого неожиданными. Но самым трудным было бездельничанье.

8

Однажды в предвесенний погожий день, в часы, когда все трудились, Анатолий, скучая, брел по двору. Вдруг он услышал сдавленный стон. У стены стояла грузовая машина с открытым капотом. Под ней, спиной на брезенте, лежал шофер. Он кряхтел, стонал и, судя по дергавшимся ногам, тщетно пытался вылезти.

Анатолий бросился было к нему, но потом в нерешительности остановился: снятые с машины скаты лежали на снегу, задний мост зарылся правой полуосью в снег. Видимо, домкрат, поддерживавший машину с этой стороны, соскользнул. Левую полуось все еще удерживало толстое полено, сильно накренившееся вправо. Вот-вот оно соскользнет, и тогда кузов всей тяжестью обрушится на грудь прижатого к снегу шофера, тот держался правой рукой за полено. Да что толку!

Анатолий стоял позади кузова и видел набухшее кровью лицо шофера.

— Беги до гаража, — прохрипел шофер. — Пропадаю!

— Да я сам! —Анатолий бросился к домкрату.

— А сможешь? Ох, тяжко!

Он, Анатолий, да не сможет подвести домкрат? Какая ерунда! Торопясь поскорее освободить шофера, пугаясь мысли, что не удастся, Анатолий дернул домкрат на себя, но не смог вытащить. Он подрыл пальцами снег и с трудом вытянул домкрат. Машина чуточку осела. Шофер прошептал:

— Тише, тише!

Куда же поставить домкрат? На прежнее место не поставишь, слишком низко.

— Ближе до середины, до середины, — шептал шофер. — Ставь на упор. Подмости якусь дровыняку…

Анатолий поискал взглядом, метнулся к палисаднику и выломал в заборчике доску. Бросившись на колени, он укоротил домкрат и попытался поставить его на доску под задний мост, но домкрат не влезал* Анатолий отбросил его в сторону и принялся обеими руками отгребать смерзшийся, колючий, ранящий пальцы снег. Анатолию казалось, что свистящие вдохи и выдохи шофера с каждым мгновением становятся все короче и короче. Лишь бы успеть…

Он снова уложил доску, снова поставил на нее домкрат. Развилка домкрата плотно уперлась в задний мост. Шофер подмигнул. «Ну и характер», — подумал Анатолий и стал поспешно орудовать рычагом. Пот щипал глаза. Три-четыре взмаха, и домкрат уже чуть шевельнул задний мост, но… снег захрустел, доска перекосилась и осела… Анатолий замер.

— Давай, друже! — прохрипел шофер.

Анатолий снова начал действовать рычагом: вправо — влево, вправо — влево. Доска громко треснула, но осталась в том же положении. Полено, подпиравшее левую ось, качнулось в руке шофера. Короткими рывками машина подавалась вверх.

— Уф! Уф! — услышал Анатолий шумные глубокие вздохи. — Да тише ты, хлопчик! Як задавыш Грицька, дивчата плакать будуть.

Анатолий бросил рычаг, попробовал просунуть ладонь между грудью шофера и низом машины — еле пролезает. Он еще немного покачал рычагом, еще чуть-чуть приподнял машину, забежал и схватил шофера за ноги. Шофер закричал: «Рано!» — и… оказался на снегу возле машины.

Лежа, он ощупал грудь, левое плечо и со стоном сел. Анатолий смотрел на него и радостно улыбался.

— Помирать нам рановато, есть у нас ще большие дела! Ну, спасибо, друже! — Он протянул темные от масла и гари пальцы и крепко пожал руку парню.

Анатолий помог шоферу подняться на ноги, подал ему шапку, лежавшую под машиной. Шофер — пожилой, широкоплечий, с сединою в волосах — попробовал стряхнуть с шеи снег и застонал. Кряхтя от боли, попытался согнуть правую руку в локте и сжать пальцы в кулак. Пальцы не сжимались.

— Дывись! — Шофер уставился на непослушную руку. — Ничого! Прысохне, як на собаци! Я ж з тебе шофера наипервейшего класса зроблю. Хочешь?

— Хочу, — охотно согласился Анатолий.

— Раз так — помоги машину до путя довести. Тилько работы тут не мало, били ручки замараешь, — сказал шофер на странной помеси украинского и русского языков.

Анатолий не сразу ответил. Он оглянулся: нет ли поблизости Франца? Ведь похоже на то, что он, Анатолий, изменяет их клятве быть верными воровскому духу и не трудиться. Но как же не помочь человеку в беде?

— Тебе, хлопче, як зовуть?

— Мамона!

— По имени!

— Анатолий.

— Ну, а я Григорий Маркович, або як вси зовуть — дядько Грицько. Слухай, друже, а може, у тебе есть якесь дило? Поможешь мени, а вид начальства нагоняй?

22
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело