Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/125
• Следующая

— Слушаюсь, сударь! — сказал Анатолий, подражая слугам из старых комедий.

И снова получил нахлобучку от Коли:

— Не устраивай балаган из серьезного разговора!

— Коля! А ведь ты лишен юмора. Это тоже порок.

Ты как-нибудь научись веселиться. А то засохнешь, как сухарь.

— Всему свое время… У меня миллион пороков. Знаю, взял их на учет. А жучу я тебя нарочно — поскорее настраивайся на деловой лад.

Анатолию надоело его слушать.

— Опять воспитываешь? Хочешь, как бог, создать человека по образу и подобию своему? Но у меня свой характер… И довольно крепкий. А когда поступлю на работу, тогда график попробую составить.

— Иди к нам на автозавод. Ты чувствуешь, что в этом слове заключено? Ав-то-за-вод! Сейчас многие ребята после десятилетки просятся к нам, а мест мало.

— Ну, а меня и подавно не примут на такой сверхпередовой завод.

— Почему?

— Прочитают анкету…

— Глупости! Коллектив у нас превосходный, и я завтра же поговорю в парткоме, поговорю с комсомольским секретарем.

— Не возьмут, — убежденно сказал Анатолий.

— Не дури! Мы тебя еще и в комсомол примем.

— А я и так комсомолец.

— Ты? Каким образом? — удивился Коля.

— Меня приняли в воспитательной колонии.

— Тем более! Обязательно поговорю! И учиться тебе помогут. Я тоже учусь в вечернем техникуме при заводе.

— Видишь ли, я уже подал заявление в вечернюю школу рабочей молодежи. Через неделю переэкзаменовка по литературе и русскому письменному. Математика у меня хорошо, а в литературе поотстал. Вначале придется побольше времени уделять на приготовление уроков…

— И слушать не хочу! — перебил его Коля. — Или ты будешь со мной на заводе, или ты не друг мне! — сказав это, он повесил трубку.

Да-а… Маленький маршал оставался верен себе. И зачем он повесил трубку, этот педант? Надо было получше разузнать о заводе. Позвонить ему? Но получишь ответ, что самое важное уже сказано, а из графика он выходить не намерен.

В раздумье провел Анатолий конец вечера. Ведь если идти на завод, то надо работать так, чтобы обгонять даже лучших. Иначе нельзя. Этого требует прошлое Анатолия. А если он не сможет так работать из-за учебы? 1 вообще вряд ли возьмут с его биографией на завод. Стоит ли в таком случае пытаться? Может быть, первое время, пока не окончит десятый класс, подрабатывать на жизнь игрой на баяне в каком-нибудь клубе? На чем же все-таки остановиться?

Юра Кубышкин здорово вырос. В прихожей перед Анатолием стоял светловолосый великан с голубыми глазами. Мощь и сила, которыми дышала его мускулистая фигура, делали его старше своих лет. От прежнего нескладного, долговязого Юрки остались только румянец да та же добродушная улыбка.

— А ну, покажись-ка, сынку! Погляжу я, как вас там в бурсе уму-разуму учили, каких из вас казаков сделали, — пробасил Юра. Он крепко стиснул протянутую руку Анатолия и так тряхнул, что повернул его на месте.

Анатолий принял вызов и рванул Юрку к себе, но в одно мгновение оказался на полу. Падение было столь неожиданным, что Анатолий не сразу опомнился, не. сразу встал.

— Черт! Не рассчитал! Больно? — прогудел Юра.

Юра протянул руку. Анатолий был поражен тем, что произошло. Раньше он шутя валил долговязого Юрку, как хотел. Ну нет, и теперь победа должна остаться за ним.

Анатолий оглянулся — в коридоре пусто. Он подскочил к Юре и, подставив правую ногу сзади, сильно толкнул в грудь, чтобы опрокинуть, но… снова оказался на полу.

— Гляди-ка! Опять лежит? — с нарочитым удивлением воскликнул Юрий. — Вставай, лежебока, нечего загорать! Тоже нашел место! Эх, не умеешь ты падать!

Анатолий вскочил, сделал ложный выпад, но не успел коснуться груди Юры, как тот больно повернул его руку набок. Анатолий крикнул:

— Сдаюсь! Бегемот! Он был огорчен своим поражением. Но огорчение быстро сменилось удивлением, а удивление — восхищением.

— Ловко ты! — пробормотал он, усердно растирая правую руку.

— Признал-таки! То-то!

Юра тоже помнил свои прежние поражения, он был доволен победой и не скрывал этого.

— Где научился? — полюбопытствовал Анатолий.

— Самбо! Это когда безоружный бывает сильнее вооруженного. Надо изучить центры тяжести человека в разных положениях. Изучить наиболее болезненные, уязвимые места человеческого тела, и тогда Давид легко побеждает Голиафа.

— И долго ты учился?

— Перворазрядник. Необходима тренировка. Ты падать не умеешь. А самбист, даже сбитый на землю, сумеет победить противника одним движением. Вот так!

Юра лег, ухватился обеими руками за ступню Анатолия, стоявшего рядом, слегка приподнял, повернул, и тот, вскрикнув, упал.

— Неплохие приемчики самозащиты! Чувствуешь?

— А ты научи! — попросил Анатолий.

— Сто лет не виделись, встретились… И, вместо того чтобы поговорить, давай-валяй, ломай! Выберем время, обязательно научу.

Они прошли в комнату. Юра осторожно уселся на стул, будто боялся сломать его, и неловко подобрал длинные ноги. Видно, они здорово мешали ему в тесных комнатах.

— Ну как? Едем на охоту или нет? Погода неважнецкая, моросит. А завтра — я звонил в бюро прогнозов — сплошная облачность, возможны осадки. Решай сейчас, скоро вечер, — загремел Юра своим невероятным басом.

— Ты что, на попятный? — испугался Анатолий. — Едем сейчас же. Только переоденусь. Резиновые сапоги Корсакова дала. Охотничье разрешение на меня дядя выправил. Все у него готово для нас — и патроны и ружья. Мама с утра уже на дачу поехала, моего щенка с собой взяла.

— Ты уже щенком обзавелся? — удивился Юра. — Быстро!

— И каким! Курцхар! Замечательный! Предки — сплошные медалисты! Дядин подарок.

— Значит, завтра натаскивать его будем, учить, — оживился Юра. — Это интересно!

— Да что ты! Он трехмесячный, — рассмеялся Анатолий. — Будет жить пока у дяди, на травке гулять.

Он увлек приятеля в свою комнату и начал переодеваться.

— С кем успел повидаться, какие у тебя планы? — спросил Юра.

— Планы такие: днем работать, вечером одолевать высоты науки. Поступаю в десятый класс вечерней школы. Сам понимаешь, без десятилетки никуда…

— Одобряю!

— Дали неделю на подготовку и переэкзаменовку по литературе. Уже готовлюсь — глаза на лоб лезут. Надо бы и завтра заниматься, а я еду. Мечтаю, пойми! Я ведь впервые еду в лес, на простор, к реке!

Анатолий надел синий комбинезон.

— Звонил некоторым ребятам, — продолжал он, роясь в ящике. — Того нет, того мамочка не подзывает, тот и рад бы, да именно сейчас некогда… Ну их… Больше не буду звонить.

— Зря! Народ всякий бывает. Очень огорчился?

— Ни капельки… Вру! Конечно, обидно. И поделом, надо было писать. Сам виноват. Решил удивить, и вот…

— А Нина?

— На днях встретимся, так сказать свидание! Смешно, конечно, столько лет прошло… Малышами ведь мы тогда были, ребятенками. Для нее наша дружба, наверное, только детские воспоминания. Ну, а для меня… Для меня, понимаешь ли, время будто остановилось четыре года назад, а теперь вдруг снова пошло. Как объяснить тебе? Ну, то, что для всех вас уже «древняя история», для меня вроде только вчера… Ну, отношения наши, чувства…

Анатолий говорил тихо, почти зарывшись головой в ящик, и что-то там бесцельно перебирал.

— А Оля где? Помнишь, как мы дразнили тебя: «Олеобожатый, Олепровожатый»? — спросил он.

— Оля? Оля умерла…— глухо сказал Юра.

Анатолий вскинул голову и недоумевающе уставился на приятеля:

— Умерла?!

— Нелепо! От ангины. Год назад. Какая-то особенная ангина, с осложнениями. А мы собирались ехать летом по Волге на моторной лодке. С ней и с мамой…

Юра замолчал.

Анатолий хотел, но не мог найти слов, которые бы выразили все его сочувствие другу.

• Предыдущая
• 33/125
• Следующая