Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени - Нортон Андрэ - Страница 85

— Enchante, mademoiselle.[6] — В ее голосе слышался призвук детской шепелявости.

Затем она протянула руку, и четвертая фигура быстро выдвинулась из тени, вложив в пальцы Викторины хрустальный флакончик.

Та понюхала ароматическую соль, и еще глубже погрузилась в свое подушечное гнездо, будто два слова формального приветствия унесли ее последние силы. Брат ее, не обращая на это внимания, предложил мне стул, так что я оказалась под взглядами обеих леди: пронзительным, беззастенчиво изучающим — миссис Дивз, и безразличным — девушки.

Та, что вышла из тени, была, несомненно, служанкой, квартеронкой с броской, экзотической красотой, присущей этому смешению рас. Через руку у нее была переброшена вторая шаль, а в руке она сжимала веер, на случай если хозяйка потребует то или другое.

Подали чай, и мы приступили к высокопарной беседе обиняками. Это было так, как если бы мы старались больше узнать о других, чем каждый из нас хотел выдать о себе. Викторина и вовсе не разговаривала.

Она вяло взяла чашку, отпила едва ли два глотка, отказалась, демонстративно передернувшись, взять с предложенной тарелки пирожное или сандвич. Наконец она закрыла глаза. Ни миссис Дивз, ни ее брат, по-видимому, не замечали ее невоспитанности. Если бы она была одной из тех девушек, что прежде находились под моим надзором, я бы сделала ей резкое замечание. Но здесь я была не «леди-инструктором». Хотя, если подобное поведение было в обычае Викторины Соваж, неудивительно, что ее брат захотел пригласить к ней компаньонку.

Мистер Соваж заговорил по-французски, возможно, пытаясь таким образом напомнить своей сестре о ее долге хозяйки. Но он даже не взглянул на нее, когда она не ответила.

Наконец он отставил чашку, к которой, думаю, он прикасался лишь для соблюдения приличий, и перешел к делу.

— Мистер Хогл, — он говорил резко и отрывисто, — дал вам знать о существе моего предложения. — Не ожидая моего ответа, он продолжал, словно прямой разговор мог помочь ему больше, чем вежливые пошлости, принятые в обществе:

— Я понимаю, что такая перемена в жизни требует, чтобы вы как следует обдумали свой выбор. К несчастью, я только сегодня получил известие, которое принуждает нас отбыть в Сан-Франциско раньше, чем я предполагал. Поэтому, боюсь, вам придется сделать выбор до пятницы. Да, — он, должно быть, прочел замешательство в моем взгляде, — я знаю, что прошу от вас слишком многого. Однако, все мы поедем в личном вагоне президента железнодорожной компании. Если вы решите присоединиться к нам, мы можем захватить вас на станции Эшли.

— Ален… — Миссис Дивз, сделав последний стежок, сложила свое рукоделие. — Вам бы лучше обсудить это дело с мисс Пенфолд и ее адвокатом приватно. Викторина нуждается в отдыхе, бедное дитя сегодня совершенно обессилено. Боюсь, что наша вчерашняя поездка была для нее слишком утомительна. Мисс Пенфолд, прошу извинить нас.

Ее тон добавил толщины барьеру, который она воздвигла между нами. Мне недвусмысленно давали понять, что я, если приму предложение, буду служащей, но не подругой.

С помощью служанки Викторина выбралась из своего подушечного гнезда и, тяжело опираясь на руку девушки-квартеронки, удалилась в другую комнату. Как только дверь за ними закрылась, я прямо спросила мистера Соважа:

— Сэр, ваша сестра больна? У меня нет опыта в уходе за инвалидами, так что в подобных обстоятельствах от моих услуг будет мало пользы.

Он нахмурился и посмотрел не на меня, а на дверь, за которой скрылась Викторина.

— Викторина вовсе не больна, — сказал он, явно сдерживая раздражение. — Она претендует на такую роль от раздражения. Я предпочитаю быть с вами откровенным, мисс Пенфолд. Я нашел свою сестру 9 ситуации, которая мне не понравилась. Она легкомысленно согласилась на помолвку с человеком, неподходящим во всех отношениях. Сейчас она сильно обижена на меня за то, что я принудил ее порвать с этим человеком и увез в другую страну. Но она очень молода, и я надеюсь, что в более естественном окружении она отучится от той нездоровой атмосферы, в которой, к несчастью, выросла. Еще год назад я даже не подозревал о ее существовании. Когда мне стало об этом известно, я с трудом разыскал ее. Там были некоторые неприятности… но нет надобности углубляться в подробности. Суть вот в чем: нужно, чтобы Викторину окружали люди, никак не связанные с ее прежней жизнью и способные пробудить в ней интерес к этой стране. Огаста… миссис Дивз — давняя подруга моей старшей сестры. Мне чрезвычайно повезло встретить ее в Париже, и она любезно согласилась сопровождать нас на Запад. Но в Калифорнии у нее есть собственные интересы. Она будет неподалеку, но не сможет постоянно быть рядом с Викториной. Я знаю о ваших нынешних обязанностях, мисс Пенфолд. Самый краткий путь, чтобы вывести мою сестру с чуждой почвы — поручить ее руководству вроде того, что Эшли-Мэнф дает своим ученицам. Я счастлив, что могу обратится с этим к дочери капитана Пенфолда. Ваш отец спас жизнь моей матери. — Он заговорил с некоторым волнением. — Я верю, что если это поручение примет на себя его дочь, рядом со мной окажется человек, на которого на которого я смогу полностью положиться. Мистер Хогл должен был вам ясно объяснить, что вы ни в коем случае не будете считаться гувернанткой. Вы будете гостей в нашем доме, сопровождая Викторину в обществе, как если бы вы были, скажем, ее кузиной. Плата будет регулярно переводиться на ваш счет в банке, и вы сможете распоряжаться деньгами по своему усмотрению.

— А как долго это будет продолжаться? — Я была рада, что мой голос звучит деловито, хотя мысли мои путались из-за необходимости слишком быстро принять решение, а также потому, что я заметила странную обеспокоенность моего нанимателя, которой не понимала — слишком она противоречила тому что я слышала о его сильном характере.

— По крайней мере год. — Он удивил меня категоричностью и быстротой ответа. — Возможно, даже больше. По окончании вашей службы я сделаю все, чтобы вы ничего не потеряли, придя к нам на помощь. Вы сможете вернуться на Восток или найти себе подходящее место в Калифорнии. Культурные леди там встречаются не так уж часто.

Однако он выразился относительно моих шансов в обществе не так откровенно, как мадам Эшли. Он являл собой смешение разных качеств — прямота, доходящая порой до резкости, и явная приверженность к условностям в других случаях. Но мне нужно было время, чтобы подумать.

Я встала.

— Будьте уверены, сэр, что я отнесусь к вашему предложению со всей возможной серьезностью, и вы непременно услышите обо мне до пятницы.

Когда я избавилась от стеснявшего меня присутствия Алена Соважа, — а я вынуждена была признаться, что он с самого начала смутил мою заботливо культивируемую ясность ума — ко мне снова вернулся холодный здравый смысл. Конечно же, я не могла в три дня с корнями вырвать все связи моей жизни и уехать на год с совершенно чужими людьми. И я полностью утвердилась в этом решении к тому времени, когда по возвращении снова уединилась с мадам Эшли.

— Вы все обдумали?

— Да. — Я чувствовала неуверенность, но не могла допустить, чтобы кто-то другой знал об этом. — Я не думаю, что смогу наилучшим образом отвечать целям мистера Соважа.

— Почему? — Вопрос был задан так резко, что я изумилась. В нем, как мне показалось, звучало разочарование.

Я объяснила, что скоропалительный отъезд неразумен, что отношения между мисс Соваж и ее братом, к несчастью, таковы, что столь молодая особа, как я, вряд ли может быть полезна. Старшая и более опытная компаньонка могла бы лучше разрешить семейный разлад. Отвечая так, я заметила на столе распечатанное письмо. Она то и дело посматривала то на меня, то на плотно исписанную страницу.

— Скромность и благоразумие похвальны, — заметила она. — После вашего отъезда, мисс Пенфолд, я получила от мистера Соважа вот это письмо. В нем он сообщает, что, возможно, не сумеет сказать мне все, что хотел бы, в полном объеме, однако настоятельно просит меня быть посредницей. Ситуация и в самом деле странная, и я думаю, что он прав, считая, молодую леди испытанного благоразумия лучшим средством для разрешения проблемы.