Реквием опадающих листьев - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 47

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая

Бесс прокрутила в голове услышанную ночью историю жизни парня, с которым согласилась встречаться — впервые в жизни встречаться, как другие люди, — и у нее возникли сомнения.

Он не был он похож на того, кто захотел бы попугать девушку окровавленной шкурой. А являлся как раз тем самым рыцарем, воспетым в дамских романах, готовым сражаться за женскую честь, дарить розы и целовать ручку. Такие давно вымерли.

Девушке стало смешно, но улыбка быстро исчезла с ее лица.

Все-таки перед ней лежала шкура с чучела. И если не отец пришел ночью и подбросил ее сюда, то это сделал вампир.

Бесс поплелась на кухню, достала из холодильника пакет с китайской едой, заказанной вчера. Но аппетита совсем не было, и, посидев над пакетом, она убрала его и пошла в ванную. Затем быстро собралась и вышла из дома.

На улице оказалось тепло, но сыро и туманно.

Девушка доехала до центра города, но вместо того, чтобы держаться курса на институт, прокатила вдоль канала Грибоедова и вскоре оказалась перед Казанским собором.

Около десяти минут сидела и смотрела на пустынные ступени, ведущие к входу в храм. Впервые в жизни она не знала, что и почему делает. Поэтому, когда ноги повели ее к лестнице, ей вдруг показалось — она не в себе. Самым поразительным являлось то, что сейчас, не в пример своему обычному началу дня, она была абсолютно трезва — ни капли алкоголя, ни грамма травки.

Девушка остановилась возле одной из четырех колонн у входа, нерешительно глядя на дверь.

«Зачем я тут?» — крутился в голове один и тот же вопрос. Ответа на него Бесс не находила. Было холодно, сырость, точно живая, пробиралась в рукава, и мурашки ползли и ползли по спине, вызывая дрожь. Голова сделалось ватной, сердце билось учащенно, ступни отяжелели, не давая сдвинуться с места.

Мимо прошла старушка, она обернулась и ласково спросила:

— Милая, вам нехорошо?

Бесс сумела лишь мотнуть головой.

Старушка смотрела с участием.

— Тогда почему же ты плачешь?

— Что делаю? — прохрипела девушка и, притронувшись к щеке, ощутила под пальцами влагу. Бесс подняла глаза к сводам, ища откуда на нее могло капнуть.

А бабушка в старом пальто шагнула к ней и вложила в руку небольшую деревянную иконку.

— Возьми, это святой Иоанн Новгородский. У меня только он остался, других быстро разобрали.

Бесс испуганно глядела на небольшой прямоугольник, лежащий у нее на ладони, и не могла вымолвить ни слова.

— Ему молятся об изгнании бесов, — негромко сказала бабушка и, заметив потрясенный взгляд девушки, тихо добавила, коснувшись груди: — В час нелегкий они в каждом из нас.

Бесс положила икону в карман. Старушка мягко улыбнулась, но в следующий миг лицо ее исказилось, словно от сильной боли, она обе руки прижала к груди и начала падать вперед — прямо на девушку. Та подхватила ее и опустила возле колонны.

Поблизости никого не было. Бесс рванула к дверям храма, но, уже схватившись за ручку, замешкалась. Обернулась, глядя на обмякшее тело старухи, и, глубоко вдохнув, распахнула дверь, одну, вторую, и крикнула: «Женщине плохо!»

После чего выбежала. Возле старухи она остановилась, пару секунд постояла над мертвой, затем побежала прочь.

Он осторожно открыл балконную дверь, впуская свет в темную комнату, и вошел. Насыщенно пахло кровью, как будто хозяйка покинула помещение буквально несколько минут назад. А вместе с тем воздух был начинен животной кровью.

Молодой человек прошел к камину и остановился над бурыми каплями на ковре. Позади раздался шорох, откинулось одеяло и вылезла лохматая девушка с лихорадочным румянцем на щеках и темно-темно-синими глазами.

— За шкурой пришел? — выкрикнула она и, вытянув дрожащую руку, швырнула в него чем-то.

Лайонел ловко поймал иконку и, удивленно приподняв бровь, обронил:

— Изгоняешь бесов?

— Что тебе тут надо? — хищно прищурилась девица. — Шкуру ищешь?

Лайонел прицокнул языком и бросил икону на постель.

— Шкуру? Ну что ты, я никогда бы не подумал так о девушке моего родного брата!

Бесс вполголоса выругалась, а он внимательно оглядел ее. Девица была лишь в нижнем белье — лучшего шанса рассмотреть ее на предмет наличия метки еще не выпадало. Брат не солгал, родинок на теле девушки не наблюдалось, только татуировка в виде колючей проволоки на бедрах, чуть выше кружевной резинки трусов. Очень светлая кожа, отливающая снежным блеском, красивая высокая грудь.

Заметив на шее свежий укус, Лайонел облизнулся. Крушение чьих-то, казалось бы, нерушимых идеалов всегда вызывало в нем удовлетворение, но отчего не сейчас? Перед глазами сидело живое доказательство того, что Вильям сломался. Он перестал цепляться за свои убеждения, поддавшись соблазну. Раньше, конечно, тоже поддавался, только иначе. Каждый раз пытался оправдать себя, оправдать свои поступки, искренне веря, что совершал их во имя добра.

А тут, с какой стороны ни посмотри на искусанную девчонку, найти в том Божий промысел являлось задачей непосильной. Брат не оставил себе путей для отступления — ничем, кроме как эгоизма, назвать его поступок или как-то оправдать его было нельзя.

— Чего ты уставился? — разозлилась Бесс. — Зачем пришел?

Лайонел пошарил в кармане и, к собственной удаче, нашел небольшую прямоугольную карточку. Бросил на кровать, возле иконы.

— Хотел передать лично.

Пока девушка читала текст приглашения на бал-маскарад, молодой человек окинул взглядом комнату. На самом же деле цель визита была другой — его интересовал некто Максан. Информацию о нем он хотел поискать в отсутствие девушки. Меньше всего он ожидал застать Бесс, спрятавшуюся с головой под одеялом, в разгар дня.

— И что же, — помахала девица приглашением, — там будут только вампиры? Закрытая вечеринка?

— Ты заболела? — проигнорировал ее вопрос Лайонел и кивнул на одеяло. Никак у него не вязался ее образ с тем, что он сейчас видел. Девчонка дрожала, щеки ее горели ярким румянцем, дыхание прерывалось.

— Да, но: «Если болезнь не определена, невозможно и лечить ее». — Она гневно вскинула на него темно-синие глаза, прошипев: — Это все ты! Из-за тебя со мной что-то творится!

Молодой человек, настороженно глядя на нее, отступил на шаг и предупредил:

— Не надо меня приплетать! — И насмешливо процитировал: — «Роды — болезненный процесс, в особенности если человек рождает сам себя, да еще в зрелые годы».

Бесс укуталась в одеяло и долго смотрела на икону, прежде чем сказать:

— Я сегодня вместо института поехала к Казанскому собору… Я не знаю, почему так поступила. Одна старуха у входа дала мне иконку и буквально сразу умерла у меня на руках. Я вернулась домой, и мне… мне… — Так и не найдя слов, она умолкла.

— Тебе плохо? — предположил Лайонел.

— Да, и еще… так странно, странно, как еще никогда прежде! «Ветру перемен нужны люди-флюгеры». Но я не из них!

— Уверен — ты многого еще о себе не знаешь! — Молодой человек через плечо посмотрел на окровавленный ковер. — Где волк?

— Это ты с ним сделал?

— Что сделал?

— Шкуру снял!

Лайонел расхохотался.

— Шутишь? Ты в самом деле думаешь, мне заняться больше нечем, как только с чучела снимать шкуру?

— Но кто-то же это сделал! Утром вместо чучела я нашла только окровавленную шкуру! А когда вернулась, ее уже не было!

Лайонел вздохнул, в кармане завибрировал телефон, ему давно следовало заняться более важными делами, чем разбираться с исчезнувшей шкурой чучела в квартире новой подружки брата. Однако что-то заставляло его медлить.

— «Я ее не хочу», — заверил себя молодой человек, а заметив, как расширились глаза Бесс и плотнее сомкнулись губы, пояснил:

— Это я так, о своем.

— Угу, — скривилась девчонка, — Вильям меня просветил на твой счет.

— Счастлив знать, — промурлыкал Лайонел и, указав на приглашение, многозначительно добавил: — Тогда ты уже в курсе, что я не приемлю отказов.

Он направился к балконной двери, на ходу вынимая телефон.

• Предыдущая
• 47/93
• Следующая