Безмолвный мир Николаса Квина - Декстер Колин - Страница 8

— Да, вы правы. Впрочем, не важно. Я поговорю с кем-нибудь ещё.

— А почти никого нет. Думаю так, сэр. Хотите, посмотрю?

— Нет, не беспокойтесь. Я сам.

Он постучался и сунул голову в дверь кабинета Оглби. Нет Оглби.

Он заглянул к Мартину. Нет Мартина.

Он тихонько постучал в дверь Моники Хайт и наклонился вперёд, стараясь уловить какой-либо отклик изнутри, но тут в ярко освещённом, начищенном коридоре вновь появился смотритель.

— Похоже, что из научных сотрудников здесь только мистер Квин, сэр. Во всяком случае, его машина по-прежнему стоит за домом. Думаю, все остальные уже разъехались.

Ну вот, когда надо, так никого нет, подумал Руп… Он открыл дверь Моники и заглянул в кабинет. Комната была сама опрятность, стол безупречно прибран, кожаное кресло аккуратно придвинуто к столу.

Смотритель направился проверить кабинет Квина. Руп подошёл к нему, когда тот уже заглянул внутрь. На спинке кресла висела зелёная куртка с капюшоном, верхняя дверца одного из шкафов была распахнута, на полке в ряд стояли коричневого цвета папки. На столе, под дешёвеньким пресс-папье, была записка от Квина для секретарши. Но самого Квина нигде не было видно.

Рупу часто рассказывали о педантичных инструкциях Бартлета своим сотрудникам не только касательно их первейшей обязанности соблюдать строгую дисциплину в обращении с материалами, содержащими экзаменационные вопросы, но также касательно необходимости уведомить о месте и времени возможной отлучки.

— По крайней мере, он хоть записку оставил. Не то что некоторые.

— Однако не думаю, что господин секретарь обрадуется, узнав об этом.

Ноукс с важным видом прикрыл дверцу верхнего отделения шкафа и щёлкнул замком.

— Что, старик Бартлет в этих вопросах педант?

— Он во всём педант, сэр. — И всё же Ноукс каким-то образом дал понять, что если он был на чьей-то стороне, то определённо на стороне Бартлета.

— Вы не находите, что он большая заноза?

— Нет, сэр. Разные люди сюда заходят. В таком месте никакие предосторожности не будут лишними.

— Да, вы совершенно правы.

Ноукс почувствовал себя приятно удовлетворённым. Отстояв свою точку зрения, он решил немного уступить нападкам Рупа.

— Впрочем, для пожарной тревоги он мог бы выбрать недельку потеплее, сэр.

— Он что, сам проводит пожарные учения? — ухмыльнулся Руп. На подобных мероприятиях ему не приходилось бывать со школы.

— А как же! Сегодня как раз было первое. Ровно в двенадцать, сэр. Он всех нас собрал, поставил на холоде минут на пятнадцать. Морозильник это, вот что. Я согласен, здесь, например, жарковато, но… — Ноукс готов был перейти к рассказу о своей неравной борьбе с устарелой системой отопления в здании синдиката, но Рупа, очевидно, гораздо больше интересовал Бартлет.

— На пятнадцать минут, говорите? По такой погоде?

Ноукс кивнул.

— Видите ли, он предупредил нас всех об этом за неделю, поэтому мы запаслись и пальто, и всем остальным, да и дождь ещё не пошёл, слава Богу, но всё-таки…

— А почему так долго — пятнадцать минут?

— Ну, у нас теперь довольно много постоянных служащих, всем надо было отметиться в списке. Ха-ха-ха! Как будто мы школьники. И потом господин секретарь провёл с нами небольшую беседу…

Но Руп уже не слушал Ноукса — не мог же он весь вечер болтать со смотрителем, поэтому он медленно пошёл по коридору.

— Как странно, вам не кажется? Утром были все, а после обеда — никого!

— Вы правы, сэр. Вы уверены, что я вам ничем не могу помочь?

— Нет-нет. Это не важно. Я пришёл только затем, чтобы передать этот конверт Бартлету. Я оставлю его у него на столе.

— Я скоро пойду на второй этаж пить чай, вот только налажу свет. Не желаете чайку, сэр?

— Нет, мне пора идти. В любом случае спасибо.

Руп воспользовался мужской комнатой у выхода и только сейчас понял, как жарко в здании: словно в турецких банях.

Бартлет тем временем проводил совещание с директорами школ округа Бенбери в связи с изменением порядка проведения экзаменов, и последний вопрос повестки дня был авторитетно (и с юмором) изложен как раз в тот момент, когда Руп поймал такси, чтобы ехать в синдикат. Вскоре Бартлет уже сидел за рулём своей гордости и отрады, тёмно-коричневого «ванден-пласа», выдерживая шестьдесят миль в час по отрезку шоссе до Оксфорда (двадцать с небольшим миль). Жил он в Ботли, на западной окраине города, и по дороге он размышлял, стоит ли заезжать на службу или прямиком направиться домой. Но в Кидлингтоне начался обычный для этого часа затор, поэтому Бартлет решил сразу же свернуть на окружную дорогу, а не продвигаться черепашьим темпом к центру города. В синдикат он, может быть, заглянет чуть позже, когда рассосутся вечерние пробки.

Добравшись в начале шестого до дома, он узнал от жены, что ему несколько раз звонили. Окаянный предмет зазвонил даже тогда, когда она сообщала ему подробности. Как ей хотелось бы, чтобы их номера не было в телефонном справочнике!

В субботу, 22 ноября (как почти во всякую субботу), сигнализация была отключена в восемь тридцать утра, на час позже, чем в будни. В течение зимних месяцев субботы лишь от случая к случаю был нерабочими, и утром двадцать второго ноября в здании было по всем признакам совершенно пусто. Оглби вошёл тихо. Запах политуры для пола, подобно запаху сидений в кинотеатре и старых библиотечных книг, дразнил его обоняние, возвращая к далёким школьным дням, но ум его был занят совсем другими мыслями. Он заглянул по порядку во все комнаты первого этажа, чтобы убедиться, что в здании никого нет. Хотя он был уверен в этом инстинктивно: повсюду царила жутковатая, гулкая пустота, которую лишь подчёркивали щелчки дверных защёлок. Он зашёл в свой кабинет и набрал номер:

— Доброе утро, господин секретарь. Надеюсь, я не поднял вас с постели? Нет? Ну, хорошо. Послушайте. Я знаю, это прозвучит глуповато, но не могли бы вы мне напомнить, во сколько отключают сигнализацию по субботам? Мне помнится… в восемь тридцать? Да, я так и думал, просто хотел удостовериться… Нет. Странно, однако. У меня почему-то отложилось в голове, что произошли какие-то изменения… Нет, я понимаю. Ну что ж, простите, что потревожил вас. Кстати, как прошло совещание в Бенбери? Отлично. Ну что же, пока.

Оглби зашёл в кабинет Бартлета. Он быстро осмотрелся по сторонам и достал свои ключи. До Ботли отсюда как минимум двадцать минут езды: пожалуй, можно позволить себе по меньшей мере полчаса. Но Оглби человек осторожный, и он позволил себе ровно двадцать минут.

Спустя двадцать пять минут, уже сидя за своим столом, он услышал, как в здание кто-то вошёл и почти немедленно — так ему показалось — открыл дверь в его кабинет.

— Как ты вошёл, Филип? Без проблем?

— Да, спасибо. В это утро в полицию не поступало никаких тревожных сигналов.

— Хорошо. — Бартлет прищурился из-под пенсне, — Я располагаю кое-какими сведениями, но хотелось бы сперва разобраться самому.

Бартлет прикрыл дверь снаружи и вошёл к себе в кабинет. Он, конечно, догадывался, что тут происходило. Оглби умный человек, и сигнализация в качестве предлога — это явная натяжка. Но что он искал? Бартлет открыл шкаф, выдвинул ящики — всё было в порядке. На первый взгляд ничего не пропало. А что должны были взять? Он откинулся на спинку кресла и мрачно сдвинул брови. Всё это странным образом тревожило и угнетало его. Он прошёл по коридору в кабинет Оглби, но того уже не было.

Морс смотрел в большое зеркало прямо перед собой и в нём изучал отражение маленького ручного зеркала, которое Держали за его головой и в котором, в свою очередь, он рассматривал затылочную область того, что не без удовольствия считал незаурядным черепом. Он невозмутимо кивнул, когда ручное зеркало держали слева от его шеи, кивнул во второй раз, когда зеркало переместили на правую сторону, отказался от применения беловатого, сального на вид масла для волос, что стояло на зеркале прямо перед ним, поднялся с кресла, словно памятник, с которого сдёрнули покрывало, взял предложенную бумажную салфетку, энергично вытер лицо и уши и полез за бумажником. Теперь совсем другое дело! Он терпеть не мог, когда волосы неопрятно отрастали, изобильно кудрявясь над воротничком. Морс печально недоумевал, почему такая роскошь уже недоступна на макушке. Он щедро отстегнул парикмахеру и вышел на Саммертаун. Накрапывал дождь, хотя было не так холодно, как в последние дни, и он решил подождать автобус, чтобы добраться до своей холостяцкой квартиры на северной окраине Оксфорда. Было десять пятнадцать утра 25 ноября, вторник.