Загадка Рунного Посоха: Черный Камень. Амулет безумного бога. Меч зари. Загадка рунного посоха. - Муркок Майкл Джон - Страница 41

• Предыдущая
• 41/130
• Следующая

Теперь в голове Хокмуна появилось покалывающее ощущение ужаса, он все еще не мог поверить, что город представляет угрозу.

Он пришпорил коня, направляя его с холма, и перепрыгнул через участок разрушенной стены.

Копыта коня глухо стучали по пыльным мостовым, когда Хокмун ехал к площади, громко выкрикивая имя Оладана. Но отвечало ему только эхо. На площади не было никаких признаков присутствия крохотного горца.

Хокмун нахмурился, теперь он был уверен, что он и Оладан не единственные обитатели города. И все же никаких следов жителей не видно.

Он снова развернул коня. В этот момент его слух уловил звук, идущий сверху. Он поднял голову, пытаясь разглядеть, что же это такое, но тут он узнал этот звук. В отдалении над головой Хокмуна маячил черный силуэт. Затем на металле блеснуло солнце и звук стал отчетливее: лязганье и жужжанье гигантских бронзовых крыльев. Сердце у Хокмуна упало.

Предмет, спускавшийся с неба, был, безусловно, разукрашенным орнитоптером, выполненным в виде гигантского кондора. Он был покрыт голубей, алой и зеленой эмалью. Никакая другая страна на Земле не владела подобными аппаратами. Это была летучая машина Гранбретани.

Теперь исчезновение Оладана было вполне объяснимо: в Сориандуме находились воины Темной Империи. Было более чем вероятно, что они опознали Оладана и поняли, что Хокмун тоже где-то неподалеку. А Хокмун был самым ненавистным противником Темной Империи.

Хокмун свернул в тень, и орнитоптер не заметил его.

Могли ли гранбретанцы следовать за ними весь путь через пустыню? Это казалось невероятным. И все же, чем же еще объяснить их присутствие в столь отдаленном месте?

Хокмун вытащил из ножен свой большой боевой меч и спешился. В одежде из тонкого хлопка и шелка он чувствовал себя более чем уязвимым, когда бежал по улицам в поисках убежища.

Теперь орнитоптер летел лишь в нескольких футах от самых высоких башен Сориандума, почти наверняка разыскивая Хокмуна, человека, отомстить которому за измену Темной Империи поклялся Король-Император Гуон. В битве при Хамадане Хокмун мог убить барона Мелиадуса, но Король Гуон быстренько отправил бы за ним нового охотника.

Юный герцог Кельнский не ждал, что их путешествие будет безопасным, но и не рассчитывал, что их так быстро обнаружат.

Он подбежал к полуразрушенному зданию, чей прохладный дверной проем имел укрытие. Он вошел в здание и оказался в коридоре со стенами из бледного изрезанного камня, частично заросшего мягким мхом и цветущими лишайниками. С одной стороны коридора поднималась лестница. Хокмун, держа в руке меч, поднялся по ней на несколько пролетов, пока не оказался в комнате, куда через пролом в стене проникал солнечный свет. Распластавшись на полу подле стены и глядя через обвалившийся участок стены, Хокмун увидел большую часть города, увидел и орнитоптер, круживший в небе, то поднимавшийся, то опускавшийся к земле, пока пилот в маске Стервятника внимательно оглядывал окрестности.

Недалеко стояла башня из выцветшего зеленого гранита. Она находилась примерно в центре Сориандума, возвышаясь над городом. Некоторое время орнитоптер покружился над ней, и Хокмун подумал, что пилот считает эту башню его убежищем, но потом машина опустилась на плоскую, окруженную парапетом крышу башни. Появились еще люди и присоединились к пилоту.

Эти люди тоже были гранбретанцы. Все они были одеты, несмотря на жару, в тяжелые доспехи и плащи, а головы их прикрывали огромные металлические маски. Такова уж была извращенная природа людей Темной Империи — они при любых обстоятельствах не могли избавиться от масок. Казалось, у них была глубоко укоренившаяся психическая необходимость скрывать свои лица.

Маски были ржаво-красные и мрачно-желтые, выполненные в виде бешеных Кабанов со свирепыми рубиновыми глазами, горевшими на солнце, и огромными клыками из слоновой кости, изгибающимися из ухмыляющихся рыл.

Значит, они были солдатами, принадлежавшими Ордену Кабана, печально известного в Европе своей жестокостью. Их было шестеро, стоявших позади своего предводителя, высокого и стройного человека в маске из золота и бронзы. Эта маска была куда более тонкой работы и производила почти карикатурное впечатление. Человек опирался на двух своих спутников — одного, приземистого и грузного, и другого — гиганта с обнаженными руками и ногами почти нечеловеческой волосатости. «Болен или ранен их предводитель?» — гадал Хокмун. В том, как он опирался на своих воинов, Хокмуну почудилось нечто искусственное, нечто театральное. Хокмун подумал, что почти наверняка может сказать, кто предводитель Кабанов. Это был француз-ренегат, по имени Юиллам Д’Аверк, весьма опасный человек при всей своей притворной болезненности.

Теперь предводитель Кабанов заговорил с пилотом, который в ответ покачал головой. Видимо, он не увидел Хокмуна, но указал место, где тот оставил свою лошадь. Д’Аверк, если это был он, лениво сделал знак воину, тот исчез внизу и почти тотчас же появился с рычащим и отбивающимся Оладаном.

Хокмун видел, как двое в кабаньих масках потащили Оладана к парапету. Слабое утешение, но друг его был жив.

Затем предводитель вновь подал знак, и пилот-Стервятник нагнулся к своей кабине и достал похожий на колокол мегафон, передав его гиганту, на руку которого все еще опирался предводитель. Гигант поднес мегафон поближе к маске своего хозяина.

Город неожиданно наполнил скучающий, усталый голос предводителя Кабанов.

— Герцог Кельнский, мы знаем, что вы здесь, что вы находитесь в городе, потому что мы взяли в плен вашего слугу. Через час солнце сядет. Если к этому времени вы не сдадитесь, мы начнем медленно убивать этого парня.

Теперь Хокмун точно знал, что это — Д’Аверк. Никто другой не мог так выглядеть и так говорить. Хокмун увидел, что гигант вернул мегафон пилоту, а затем вместе со своим приземистым товарищем помог своему хозяину подойти к разрушенному парапету, чтобы Д’Аверк мог к нему прислониться и оглядеть улицы.

Хокмун сдержал первый порыв ярости и на глаз прикинул расстояние между башней и зданием, где он находился. Через пролом в стене он смог бы добраться до нескольких плоских крыш, которые могут привести его чуть ли не к самой стене башни. Снизу, как он видел, он легко мог бы добраться по стене до крыши. Но стоит ему покинуть свое убежище, как он будет замечен. Этим путем можно было бы воспользоваться с наступлением темноты, но, как они заявили, как только зайдет солнце, они начнут пытать Оладана.

Загнанный в тупик, Хокмун ощупал Черный Камень, знак своего прежнего рабства в Гранбретани. Он знал, что если он сдастся, его либо убьют сразу, либо отправят в Гранбретань и там медленно замучают к удовольствию извращенных Лордов Темной Империи. Он подумал об Ийссельде, которой поклялся вернуться, о графе Брассе, которому обещал помочь в борьбе против Гранбретани, и подумал об Оладане, с которым они поклялись в вечной дружбе, когда маленький зверочеловек спас ему жизнь.

Мог ли он пожертвовать своим другом? Мог ли даже просто оправдать такой поступок, если логика и подсказывала ему, что его жизнь значит неизмеримо больше в борьбе против Темной Империи? Хокмун знал, что в подобных случаях логика бесполезна. Но он также знал, что и его жертва может оказаться бессмысленной, так как никаких гарантий не было, что предводитель Кабанов отпустит Оладана, если Хокмун сдастся.

Хокмун прикусил губу, крепко сжимая меч. Затем принял решение: протиснул тело через пролом в стене, цепляясь одной рукой за каменную кладку, другой махнул сверкающим на солнце мечом в сторону башни. Д’Аверк медленно поднял взгляд.

— Вы должны освободить Оладана раньше, чем я приду к вам! — крикнул Хокмун. — Поскольку мне известно, что все гранбретанцы лжецы. У вас, однако, есть мое слово: если вы отпустите Оладана, я сдамся.

— Может, мы и лжецы, — откликнулся еле слышный ленивый голос, — но вовсе не дураки. Не думаю, что можно доверять вашему слову.

• Предыдущая
• 41/130
• Следующая