Рассказы каменного века - Уэллс Герберт Джордж - Страница 12

Уже наступили сумерки, а от сборного места племени все еще доносились удары кремней. Это мужчины заостряли свои ясеневые копья для завтрашней охоты. А ночью перед заходом луны, пришел лев и унес дочь Сисса-Следопыта.

На заре следующего утра Сисс-Следопыт и юноша Уау-Хау — теперешний кремнетес, Одноглаз и Бо, Червеед и Кошачья Шкура, Змея и оба Рыжеволоса, — одним словом, все оставшиеся в живых сыны Уйи, вооружившись ясеневыми копьями и метательными камнями, отправились по следам Уг-Ломи, сквозь заросли терновника, а затем далее вверх к буковым лесам.

Бледнолицый месяц уже спускался над землею, а пламя костров все еще горело высоко и горделиво. В эту ночь, когда ушли все мужчины, лев никого не тронул из притаившихся у костров женщин и детей.

На следующий день, еще до заката солнца, охотники вернулись — все, за исключением Одноглаза, который с раздробленным черепом лежал у подножья берегового выступа… Когда Уг-Ломи, после новой погони за лошадьми, вернулся домой в тот вечер, он не нашел Юдену, и только коршуны расклевали тело Одноглаза.

Охотники привели с собой Юдену — раненую, но живую. Таково было странное приказание старухи: ее нужно привести живой. «Она не для нас. Она для Уйи-Льва», — сказала старуха. Руки Юдены были связаны ремнями, как будто она была мужчиной. Она пришла голодная и измученная, облитые кровью волосы падали на ее глаза. Все шли кругом нее, а Червеед, который от нее получил свое прозвище, все время издевался над ней и толкал ее своим ясеневым копьем. После каждого нового удара, он с испугом посматривал назад с видом человека, совершившего необыкновенно храброе дело. Остальные также беспрестанно оглядывались, и все спешили, кроме Юдены. Когда старуха увидела их, она завизжала от радости.

Они не решились развязать Юдене руки, даже когда она переходила реку, хотя течение было быстрое. Когда же она поскользнулась, то старуха закричала, сначала от радости, а потом от страха, как бы она не утонула. Юдену вытащили на берег. Она долго не могла встать на ноги, хотя ее и поднимали с побоями. Она долго сидела на берегу с опущенными в воду ногами, устремив вдаль свои глаза, с застывшим, как бы окаменевшим лицом, не обращая никакого внимания на то, что кругом делали или говорили.

Все племя спустилось с холма, кончая маленькой кудрявой Хаха, которая только еще начинала лепетать. Все, стоя, смотрели на Юдену и на старуху, как мы теперь смотрели бы на какого-нибудь невиданного раненого зверя и на нашедшего его охотника.

Старуха сорвала ожерелье Уйи на шее Юдены и надела его на себя — она была первая, которая его носила. Она вцепилась в волосы Юдены и, выхватив копье у Сисса, нещадно била ее. Когда она излила кипевшую в ней ярость, она нагнулась к самому лицу своей жертвы. Глаза Юдены были закрыты, губы сжаты, и она лежала так неподвижно, что на минуту старуха подумала: не умерла ли она? Но вдруг ноздри Юдены затрепетали. Старуха еще раз ударила ее по лицу и, захохотав, возвратила копье Сиссу. Отойдя немного в сторону, она стала кричать и уже на одних словах издеваться над Юденой.

Запас слов у старухи был больше, чем у других. Страшно было слушать ее гортанные звуки. Это были не то крики, не то бессвязные вопли, и только по временам в них проскальзывали слабые проблески мысли. Несмотря на это, Юдена поняла из ее слов большую часть того, что ожидало ее впереди. Она узнала о льве и о тех пытках, на которые была обречена.

— А Уг-Ломи? Ха-ха! — воскликнула старуха. — Уг-Ломи убит?

— Нет, — медленно произнесла Юдена, как бы с трудом что-то припоминая. — Я не видела, чтобы мой Уг-Ломи был убит. Я не видела, чтобы мой Уг-Ломи был убит.

— Скажите ей! — кричала старуха. — Скажите ей тот, кто убил его! Скажите ей, как вы убили Уг-Ломи!

Она дико смотрела то на одного, то на другого из пришедших, а за нею смотрели все женщины и дети.

Никто не отвечал. Все были смущены.

— Скажите ей самой! — воскликнула она. — Скажите ей, сильные люди! Расскажите, как вы убили Уг-Ломи!

Старуха встала и размахнувшись ударила ее по губам.

— Мы не могли найти Уг-Ломи, — сказал Сисс-Следопыт. — Кто охотится сразу за двумя, не убивает ни одного.

Сердце Юдены прыгнуло от радости, но она ничем не обнаружила этого. Она хорошо сделала, потому что старуха пристально смотрела на нее, и смерть была написана в ее глазах.

Гнев старухи обрушился на охотников за то, что они испугались разыскивать Уг-Ломи. Теперь, когда Уйя был убит, она больше никого не боялась. Она ругала их как мальчишек. Они хмурились и обвиняли один другого. Наконец Сисс-Следопыт потерял терпение и приказал ей замолчать.

На закате солнца сыны Уйи взяли Юдену и с полными страха сердцами пошли с ней по тропинке, проторенной в тростниках старым львом. Все мужчины шли вместе. На полдороге к берлоге льва они привязали Юдену к одному из растущих в этом месте деревьев ольхи, чтобы лев мог ее найти, когда пойдет по тропинке к их стоянке. Покончив с этим, они торопливо бросились бежать до самого холма-ночлега. Первым остановился Сисс. Он посмотрел назад, на ольховые деревья. Даже отсюда можно было разглядеть ее голову — маленькую черную копну волос под веткой самого большого из деревьев. Все было в порядке.

Женщины и дети высыпали смотреть на вершину холма. Старуха встала и звала льва взять поскорее свою добычу. Она выкрикивала ему все те пытки, которым он должен был подвергнуть Юдену.

Юдена чувствовала, что силы покидают ее. Она была ошеломлена побоями, разбита усталостью и горем, и только страх предстоящих мучений не давал угаснуть ее сознанию. Между стволами растущих вдали каштанов заходило огромное кровавое солнце. Весь запад пылал как в огне. Вечерний ветерок затих., сменившись теплым летним покоем. Кругом нее носились рои мошек, недалеко в реке плескались рыбы, и майские жуки то и дело жужжа проносились в воздухе. Юдена могла видеть краем глаза, как маленькие человеческие фигурки, стоя, смотрели в ее сторону. Еле-еле, хотя совершенно отчетливо, она слышала, как на холме высекали огонь. А по другую сторону темная и безмолвная виднелась в тростниковых зарослях берлога льва.

Удары кремня скоро замолкли. Взглянув на небо, она увидела, что солнце уже зашло, и широкий серп луны сиял все ярче и ярче над ее головой. Она посмотрела на заросли берлоги, стараясь что-нибудь разглядеть в тростниках, и вдруг принялась извиваться и рваться, рыдая и призывая Уг-Ломи.

Но Уг-Ломи был далеко. Когда зрители с холма увидели между ветвями отчаянные движения ее головы, они закричали от удовольствия, и она тотчас овладела собой и притихла. Над нею пронеслись летучие мыши, и звездочка, похожая на Уг-Ломи, выползла из своего укромного уголка на восточной части неба. Она стала звать ее на помощь как можно тише, потому что боялась льва. Заросли оставались неподвижными.

На небе ярко заблистала луна, и тени предметов, подымавшиеся по склону холма и исчезавшие вместе с закатом солнца, стали снова вырисовываться короткие и черные. Заросли тростника и деревьев ольхи, где находилась берлога льва, начали принимать смутные, таинственные очертания. Слабый шорох донесся оттуда. Но лев все еще не приходил.

Она взглянула на холм, на пылавшие там красным огнем и сильно дымившие огромные костры и на ходивших между ними женщин и мужчин. Белая полоса тумана поднималась над рекой. Издалека доносился вой гиен и жалобные взвизгивания молодых лисят.

Время шло в мучительном ожидании. Вдруг какое-то животное с плеском кинулось в воду и, казалось, перешло реку ниже берлоги льва, но что это было за животное, она не могла разглядеть. Ночь была так тиха, что даже от дальних водопоев, за много миль вверх по реке, до нее ясно доносился плеск купавшихся слонов.

Вся поверхность земли вокруг нее была как бы соткана из белых полос лунного света и черных непроницаемых теней. Листья и ветви каштановых деревьев темными пятнами ложились на серебре полузакрытой ими луны, над темневшим к востоку холмом загорались новые звезды. Костры на холме горели ярче и краснее, и около них, в ожидании, стояли черные фигуры. Они ждали человеческого крика. Не было сомнения, что он скоро прозвучит!