Ученик воина - Ходош Анна - Страница 59

• Предыдущая
• 59/81
• Следующая

Майлз тоже осмотрелся. – Мне это и в голову не приходило, – покорно произнес он. – Я привык считать себя очень аккуратным человеком. Все вещи просто сами оказывались на своих местах – во всяком случае, я так думал. А ты не будешь против?

– Против чего?

– Если я возьму себе нового денщика.

– С чего меня это должно волновать?

Майлз обдумал эту мысль. – Может, Арди? Я должен буду рано или поздно найти ему какое-нибудь занятие, ведь скачковым пилотом он теперь быть больше не может.

– Арди? – переспросила она с сомнением.

– Он совсем не такой неряха, каким был раньше.

– Гм, – она подобрала с пола лежавший экраном вниз ручной считыватель и поискала взглядом место, куда бы его положить. Но во всей каюте была лишь одна ровная поверхность, не покрытая пылью и не заваленная всяким хламом. – Майлз, долго ты собираешься держать здесь этот гроб?

– Он с тем же успехом может храниться здесь, как и в любом другом месте. В морге холодно. А он не любил холода.

– Люди начинают думать, что ты со странностями.

– Пусть думают, что хотят. Однажды я дал ему слово, что отвезу его домой и похороню на Барраяре, если… если с ним здесь что-нибудь случится.

Она гневно повела плечами. – Зачем столько хлопот? Это труп, и он никогда не узнает, сдержал ты свое слово или нет.

– Я-то жив, – тихо произнес Майлз, – и я знаю.

Она заходила по каюте, плотно сжав губы. Напряжено лицо, напряжено все тело. – Уже десять дней я веду занятия по рукопашному бою. А ты не был ни на одном.

Интересно, должен ли он рассказать ей о том, что его рвет кровью? Нет, она его непременно поволочет к медтехнику. Он не хочет встречи с медтехником. При детальном медицинском осмотре слишком многое станет очевидным: и его возраст, и скрываемая им хрупкость костей.

Она продолжила: – Баз работает в две смены, налаживая оборудование. Танг, Торн и Осон с ног сбились, приводя в форму новобранцев, но все это вот-вот развалится. Все проводят время в сплошных спорах друг с другом. Майлз, если ты еще неделю будешь отсиживаться в своей каюте, то дендарийские наемники и выглядеть будут точь-в-точь, как твоя каюта сейчас.

– Я знаю. Я был на совещаниях. То, что я ничего не говорю, не означает, что я не слушаю.

– Тогда послушайся их – им нужно твое лидерство.

– Богом клянусь, Елена: не понимаю, зачем им это надо. – Он запустил руки в волосы, затем вздернул подбородок. – Баз чинит технику, Арди на ней летает; Торн, Танг и Осон и их люди сражаются, ты держишь всех в форме – а я единственный, кто на самом деле ничего не делает. – Он помолчал. – Им нужно? А ты сама что скажешь?

– Какое имеет значение, что я скажу?

– Ты же пришла…

– Они попросили меня прийти. Ты ведь больше никого к себе не пускаешь, или забыл? Они мне этим докучали не один день. Вроде того, как древние христиане просили Деву Марию вступиться за них перед богом.

По его губам скользнул призрак прежней улыбки. – Не богом, а сыном божьим. Бог дома, на Барраяре.

Она прыснула и спрятала лицо в ладонях. – Черт возьми, не смеши меня! – приглушенно пробормотала она, не отводя рук.

Майлз поднялся, взял ее за руку и усадил рядом с собой. – А почему бы тебе не посмеяться? Ты это заслужила, и много другого хорошего – тоже.

Она не ответила, а окинула взглядом комнату – угол, где покоился длинный серебристый ящик; блестящие царапины на дальней стене. – Ты совсем не усомнился в ее обвинениях, – произнесла она наконец. – С самой первой секунды.

– Я провел с ним гораздо больше времени, чем ты. Семнадцать лет он фактически не отходил от меня ни на шаг.

– Да, – она опустила взгляд на свои руки, беспокойно лежащие на коленях. – Думаю, я всегда видела его лишь мельком. Раз в месяц он приходил в деревню в Форкосиган-Сюрло и отдавал мистрис Хиссопи деньги – и почти никогда не задерживался больше часа. В этой вашей коричневой с серебром ливрее он мне казался метров трех ростом. Я так волновалась, что в ночь накануне и после его приезда не могла заснуть. Лето было раем – потому что когда твоя мать приглашала меня с тобой поиграть в вашей летней резиденции возле озера, то я могла видеть его целый день… – Ее голос сорвался, пальцы сжались в кулак. – И все это была ложью. Фальшивое великолепие, под которым все это время таилась… выгребная яма.

Майлз заговорил таким тихим, ласковым голосом, какого он сам от себя не ожидал. – Не думаю, что он лгал, Елена. Скорее он пытался придумать себе новую правду.

Она стиснула зубы и оскалилась. – Правда в том, что я ублюдок, плод сумасшедшего насильника, а моя мать – убийца, которая ненавидит даже мою тень. И я не верю, что унаследовала от них только форму носа и глаз…

Вот он, этот темный, самый потаенный ужас. Наконец-то Майлз ухватил это понимание – и бросился за ним вслед, словно рыцарь, преследующий дракона в его логове. – Нет! Они – это они, а ты – это ты. Ты сама по себе, ты совершенно самостоятельна – на тебе нет вины…

– Когда я слышу такое от тебя, то думаю, что большего лицемерия я в жизни не встречала !

– Что?

– Что ты, как не венец всех поколений твоих предков? Цветок на древе форского рода…

– Что, я? – Он изумленно на нее уставился. – Венец вырождения, это возможно. Чахлый сорняк, – он замолк, потому что на ее лице отразилось такое же изумление. – Да уж, они множатся. Мой дед нес на спине груз девяти поколений, отец – десяти. Я тащу одиннадцать – и клянусь, моя ноша тяжелее всех остальных, вместе взятых. Удивительно, что меня совсем не расплющило. Я себя так чувствую, словно стал сейчас на полметра короче. Скоро от меня совсем ничего не останется.

Он нес чушь без удержу и понимал это. Его словно прорвало, словно плотина рухнула. Он весь отдался во власть этого потока, открыв шлюзы…

– Елена, я люблю тебя, я всегда тебя любил… – Она вскочила, как испуганный олень, но он раскрыл объятия и обхватил ее руками. – Нет, погоди! Я люблю тебя; не знаю, кем был на самом деле сержант, но и его я любил, и все, что в тебе есть от него, я чту всем сердцем… я не знаю, где правда, и мне на все наплевать, мы заведем своего ребенка – как и он завел, у него чертовски отлично получилось… я не могу жить, когда рядом нет кого-то по фамилии Ботари, выходи за меня замуж! – С последними словами он выдохнул остаток воздуха и был вынужден замолчать, чтобы глубоко вдохнуть.

– Я не могу за тебя выйти! Генетический риск…

– Но я же не мутант! Смотри, жабр у меня нет, – он засунул пальцы в уголки рта и растянул его, – и рогов тоже… – тут он с обеих сторон приставил к голове ладони, шевеля растопыренными пальцами.

– Риск не в твоих генах. А в моих. Его. Твой отец должен знать, кем он был, и никогда не согласится…

– Знаешь, тот, кто способен проследить свое кровное родство с императором Юрием Безумным по двум линиям сразу, вряд ли может критиковать чью-то наследственность.

– Твой отец верен своему классу, Майлз, – как и дед, как и леди Форпатрил. И они никогда не примут меня в качестве леди Форкосиган.

– Тогда я предложу им альтернативу. Скажу, что собираюсь жениться на Беле Торне. Они так быстро сменят курс, что завалятся на повороте.

Елена беспомощно осела и зарылась лицом в подушку, плечи ее затряслись. На какую-то секунду Майлз ужаснулся, что довел ее до слез. Не сломать он ее хотел, а укрепить – больше, больше… Но тут она повторила: – Черт возьми, не смеши меня! Черт…

Обнадеженный, он рванулся вперед: – И я не был бы так уж уверен в преданности моего отца своему классу. В конце концов, он женился на иностранке и простолюдинке. – Он сделался серьезным. – А насчет матери можешь не сомневаться. Она всегда мечтала о дочери, – втайне, никогда не выставляя этого напоказ, чтобы не причинить боли отцу… – и она станет тебе настоящей матерью.

– Ох, – проговорила она, словно он нанес ей удар кинжалом.

– Вот увидишь, когда мы вернемся на Барраяр…

– Я молю бога, – страстно перебила она его, – чтобы ноги моей больше не было на Барраяре.

• Предыдущая
• 59/81
• Следующая