Жанна д'Арк - Твен Марк - Страница 92

• Предыдущая
• 92/131
• Следующая

Две или три недели спустя после этой беседы до нас дошла ошеломляющая, страшная весть, поразившая нас, как удар грома, — Жанна д'Арк продана англичанам!

Никогда ни на минуту мы не допускали мысли, что подобное случится. Мы были молоды, конечно, и, как я уже говорил, еще не знали, как жесток род человеческий! Мы так гордились своей родиной, так верили в ее благородство, в ее величие, в ее признательность! Мы малого ждали от короля, зато всего ждали от Франции. Каждому было известно, что во многих городах и селениях священники-патриоты устраивали церковные шествия, убеждая народ жертвовать деньги, имущество, все что можно, чтобы выкупить свою спасительницу, посланную небесами. В том, что необходимая сумма выкупа будет собрана, мы нисколько не сомневались.

Но теперь все кончено, все погибло. Настали тяжкие времена. Казалось, само небо покрылось мраком; надежда и радость покинули нас. Неужели этот мой добрый друг, сидящий у моей постели, это когда-то веселое, беззаботное существо, вся жизнь которого была сплошной шуткой, о котором по праву можно было сказать, что он больше смеялся, чем дышал, — неужели этот весельчак был тем Ноэлем Ренгессоном? Нет, нет! Тот прежний Ноэль исчез безвозвратно. Сердце его было разбито. Он как во сне блуждал по комнате, звонкий ручей его смеха иссяк в самом источнике.

Впрочем, может быть, это и лучше. У меня было такое же настроение. Мы были друзьями по несчастью. Он терпеливо ухаживал за мной в течение долгих томительных недель; наконец, в январе я окреп настолько, что мог выходить. Тогда он спросил меня:

— Ну что, пойдем?

— Да.

Объяснений не требовалось. Сердца наши были в Руане, туда мы и направлялись. Все самое дорогое для нас было там, в стенах руанского замка. Мы не могли ей помочь, но все же для нас было некоторым утешением находиться поблизости, дышать одним с нею воздухом и каждый день смотреть на крепостные стены, в которых она была заперта. А что, если нас там схватят? Ну что ж, мы готовы и на это, — пусть решает судьба. Чему быть, того не миновать.

И вот мы отправились. Сперва мы не представляли, какие перемены произошли в стране. Казалось, мы могли свободно выбирать направление и идти куда угодно без всяких препятствий. Пока Жанна д'Арк вела военные действия, повсюду царил панический ужас, но теперь, когда ее не было, страх исчез. Никто на вас не обращал внимания, никто вас не боялся; никто не интересовался ни вами, ни вашим делом; все были равнодушны.

Вскоре мы убедились, что в Руан удобнее добираться по Сене, водным путем, во всяком случае, менее утомительно. Так мы и сделали; примерно на расстоянии одного лье от Руана мы оставили лодку и сошли на берег, но не на холмистой стороне реки, а на левой, противоположной, где берег совершенно пологий. Никому не разрешалось входить в город или выходить из него без надлежащей проверки. Англичане боялись, как бы кто-нибудь не попытался освободить Жанну.

Мы прибыли без особых хлопот и поселились за городом в крестьянской семье среди полей и лугов. За стол и ночлег мы помогали хозяевам в работе и провели вместе с ними целую неделю, стараясь подружиться. Мы приобрели себе такую же одежду, как у них, и когда нам удалось, наконец, побороть их подозрительность и завоевать доверие, оказалось, что в груди у них бьются истинно французские сердца. Тогда мы стали действовать откровенно и рассказали им обо всем; выяснилось, что они готовы сделать все возможное, чтобы помочь нам. План составили быстро, и был он предельно прост. А именно: мы помогаем крестьянам гнать стадо овец на городской рынок.

Однажды рано утром, под моросящим дождем, мы решились рискнуть и без задержки прошли через мрачные городские ворота. У наших друзей были хорошие знакомые в городе, проживавшие над винной лавкой в высоком старинном доме в одном из узких переулков, идущих от собора к реке; у них мы и остановились. На другой день нам тайком принесли нашу настоящую одежду и другие личные вещи. Семья Пьерронов, приютившая нас, сочувствовала французам, и мы не скрывали от них своих намерений.

Мне прежде всего нужно было изыскать средства, чтобы прокормить себя и Ноэля, и когда Пьерроны узнали, что я умею писать, они от моего имени обратились к своему духовнику. Он пристроил меня к одному доброму священнику, по фамилии Маншон, который был назначен главным протоколистом на предстоящем большом судебном процессе над Жанной. Я попал в необычное положение: быть писцом у такого человека очень опасно, если узнают о моих симпатиях и прежних делах. Впрочем, для опасений не было веских причин. Маншон в глубине души сочувствовал Жанне и не выдал бы ни меня, ни моего настоящего имени, так как я выбросил из своей фамилии все дворянские признаки и выдавал себя за человека простого.

Я состоял при Маншоне весь январь и февраль и часто посещал вместе с ним тюремный замок, ту самую крепость, где находилась в заключении Жанна, однако в каземате, где она была заточена, я не был и видеть ее мне не пришлось.

Маншон рассказал мне о всех предыдущих событиях. С того самого дня, когда была продана Жанна, Кошон тщательно подбирал состав присяжных, замышляя физическое уничтожение Орлеанской Девы. Уже много недель он занимался своими гнусными поисками. Парижский университет прислал ему несколько ученых, способных и надежных духовных лиц именно такого образа мыслей, какой ему требовался; со своей стороны, он набрал из разных мест еще многих церковников того же направления и такой же репутации, пока, наконец, не укомплектовал всю коллегию грозного судилища, численностью до полусотни знаменитых мракобесов. Фамилии они носили французские, но их интересы и симпатии были целиком на стороне англичан.

Из Парижа был также прислан видный представитель инквизиции, ибо обвиняемая подлежала следствию и суду по законам инквизиции; но это был смелый и справедливый человек; он заявил напрямик, что данный суд неправомочен разбирать подобное дело, а посему он отказывается принимать в нем участие. Такое же честное заявление было сделано и еще двумя-тремя лицами.

Инквизитор был прав. Процесс, возобновлявшийся здесь против Жанны, проводился некогда в Пуатье, и суд вынес решение в ее пользу. Причем, то был трибунал более компетентный, ибо в нем председательствовал архиепископ Реймский, в подчинении которого был Кошон. Итак, здесь, как видите, суд низшей инстанции без всяких оснований, с вопиющей наглостью готовился пересматривать и вновь решать дело, уже рассмотренное и решенное судом высшей инстанции. Можете вы это себе представить? Нет, нельзя было беспристрастно разбирать это дело еще раз! Кошон не имел права быть председателем этого суда по многим причинам: во-первых, Руан не входил в пределы его епархии, во-вторых, Жанна не была взята под стражу по месту своего постоянного жительства, а таковым является Домреми, и, наконец, этот намеченный главный судья был заклятым врагом обвиняемой, а следовательно, по закону, подлежал исключению из состава суда. Однако всеми этими важными обстоятельствами пренебрегли. Местный капитул Руана в конце концов выдал территориальные полномочия Кошону, хотя и не без борьбы и прямого принуждения. Насилие было применено также и к инквизитору, и тот вынужден был уступить.

• Предыдущая
• 92/131
• Следующая