Жанна д'Арк - Твен Марк - Страница 95

• Предыдущая
• 95/131
• Следующая

Все время слышался невнятный говор, шелест мантий и сутан, шарканье ног по полу, сдержанный шум, наполнявший капеллу. Вдруг раздался голос:

— Ввести подсудимую!

Я затаил дыхание. Сердце застучало, как молот. Наступила тишина — полная тишина. Звуки замерли, словно их никогда и не было. Тишина стала удручающей, гнетущей, будто какая-то тяжесть навалилась на всех присутствующих. Все лица повернулись к дверям — другого нельзя было и ожидать, ибо большинство здесь собравшихся, несомненно, почувствовало, что сейчас предстанет перед ними наяву та, которая была для них раньше лишь воплощением чуда, сказкой, мечтой, таинственным именем, прогремевшим на весь мир.

Безмолвие продолжалось. Но вот издалека, по вымощенному плитами коридору, послышались шаги, сопровождаемые лязгом железа: чок-чок-чок. Это шла Жанна д'Арк, — спасительница Франции, — в оковах!

В глазах у меня потемнело, мысли смешались… Я понял: это все!

Даю вам слово, что я не собираюсь искажать или приукрашивать факты, описывая это жалкое судилище. Нет, я изложу их вам добросовестно, со всеми подробностями, точь-в-точь так, как мы с Маншоном день за днем заносили их в официальный протокол суда, и в том виде, как об этом можно прочесть в опубликованных исторических документах. С одной лишь разницей: беседуя с вами откровенно, я буду пользоваться своим правом комментировать ход дела, пояснять некоторые обстоятельства, чтобы вы могли лучше все понять; кроме того, время от времени я буду останавливаться на некоторых частных моментах, представляющих интерес для меня и для вас, но не настолько значительных, чтобы попасть в официальный протокол.[52]

Теперь продолжим… На чем же я остановился?.. Да, мы услышали звон цепей и гулкие шаги по коридору — приближалась Жанна.

И вот она перед нами. По залу пробежал трепет, послышались глубокие вздохи. Два стражника неотступно следовали за ней. Она двигалась медленно, слегка потупив голову; видно было, что она слаба, а ее цепи тяжелы. На ней была мужская одежда, вся черная, из какой-то мягкой шерстяной ткани, совершенно черная, черная, как на покойнике, без единого светлого пятнышка. Широкий складчатый воротник из такой же черной материи облегал ее плечи и грудь; рукава ее камзола, широкие в плечах, от локтей были узки; ноги затянуты в узкое черное трико; на ногах и на руках — оковы.

Направляясь к скамье, она остановилась как раз в том месте, где яркий солнечный луч, пробившись сквозь решетку окна, упал ей на лицо. Жанна медленно подняла голову. И снова весь зал затрепетал, — ее лицо было смертельно бледным, белым как снег. Какой разительный контраст — белоснежное лицо и эта стройная неподвижная фигура в траурных одеждах! Каким девственно чистым и нежным, несказанно прекрасным, бесконечно грустным и милым было это лицо! Но, боже мой, когда пламенный взгляд ее неукротимых глаз устремился на судью и, воспрянув духом, она вся выпрямилась, как гордый воин перед сражением, мое сердце готово было выпрыгнуть от радости! Я сказал себе: все хорошо, все хорошо, ее не сломили, ее не покорили, она по-прежнему остается Жанной д'Арк! Да, теперь я знал: в ней все еще пылает огонь дерзаний, и этот грозный судья не в силах ни запугать, ни устрашить ее.

Она подошла к своему месту, поднялась на помост, села на скамью, собрав на коленях цепи и положив на них свои маленькие белые руки, и стала ждать спокойно и с достоинством; казалось, она была здесь единственным человеком, невозмутимым и безучастным. Какой-то загорелый, бронзоволицый, рослый английский солдат, стоявший в непринужденно воинственной позе в первых рядах городской публики, почтительно поднял руку и галантнейшим образом отдал ей честь; она приветливо улыбнулась и, привстав с места, ответила ему тем же; это маленькое происшествие вызвало у зрителей сочувственные аплодисменты, но судья сурово прервал их.

Начался всем известный суд инквизиции, именуемый в истории Великим процессом. Пятьдесят искусных законоведов против одной неопытной девушки, и никого, чтобы выступить в ее защиту!

Судья вкратце изложил обстоятельства дела, основанные на непроверенных слухах, измышлениях и догадках; затем он потребовал, чтобы Жанна стала на колени и дала клятву, что будет говорить только правду и отвечать на все задаваемые ей вопросы.

Разум Жанны не дремал. Она сообразила, что под этим внешне справедливым и безобидным требованием могла скрываться большая опасность. Она ответила с присущей ей простотой, которая так часто разбивала самые хитроумные планы ее врагов на процессе в Пуатье:

— Нет! — ведь я не знаю, что вы намерены спрашивать; вы можете задать мне такой вопрос, на который я не обязана отвечать.

Это очень не понравилось суду и вызвало взрыв гневных протестов. Жанна не смутилась. Кошон возвысил голос и средь общего шума продолжал свою речь; но епископ был так раздражен, что с трудом выговаривал слова:

— Именем нашего вседержителя, господа бога, мы требуем, чтобы ты исполнила веление суда для твоего же блага и очищения твоей совести. Поклянись, возложив персты на евангелие, что будешь правдиво отвечать на все задаваемые вопросы, — и, сказав это, он ударил своим жирным кулаком по председательскому столу.

Жанна спокойно возразила:

— Если вы пожелаете узнать о моих родителях, моей вере и о делах моих во Франции, я охотно отвечу; что же касается откровений, ниспосланных мне богом, то мои голоса запретили мне разглашать их кому бы то ни было, кроме моего короля…

Последовал новый взрыв негодующих возгласов; священники заерзали в креслах, публика заволновалась; Жанна умолкла, ожидая пока прекратится шум; но вот ее восковое лицо слегка зарумянилось, она чуть-чуть выпрямилась, пристально взглянула на судью и звонким голосом закончила начатую фразу:

— … и я никогда не разглашу этого, хотя бы вы угрожали отрубить мне голову!

Вы, вероятно, знаете, как ведут себя экспансивные французы в собраниях. В одно мгновение председатель и добрая половина членов суда вскочили с мест и, потрясая кулаками, разразились неистовой бранью по адресу подсудимой. Они кричали, ревели и топали ногами так, что нельзя было разобрать не только чужих слов, но даже собственных мыслей. Столпотворение продолжалось несколько минут, и все это время Жанна оставалась равнодушной. Невозмутимость Жанны выводила судей из себя, и они бесновались еще больше. Только один раз она промолвила с проблеском былого озорства в глазах и движениях:

• Предыдущая
• 95/131
• Следующая