Приятно познакомиться - Твердов Антон - Страница 29

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая

Правда, очень скоро в милицейских кругах стала ходить легенда про неуловимого и очень хитрого киллера. Легенда эта, просочившись невесть как в прессу, была раздута вездесущими журналистами, а загадочный киллер получил имя — Киллер с Изюминкой. Анна, всегда следящая за публикациями на подобные темы, долго смеялась и завела себе собаку, которую назвала Изюминкой.

А через год Сергея Геннадьевича все-таки посадили. Столичные фээсбэшники, раскручивая какое-то громкое дело, вышли на регионального крестного отца, а тот не смог отвертеться. Анна, к тому времени состоявшийся и уважаемый профессионал, почуяв опасность, исчезла из поля зрения команды Сергея Геннадьевича и, как следствие, из поля зрения федералов.

В суматохе, поднявшейся после ареста Сергея Геннадьевича, ее не очень-то и искали. А она спокойно вернулась в родной город, потому что, понятно, никого и ничего уже не боялась.

Когда он очнулся в освещенной ослепительным электричеством камере, где одну из стен заменяла фигурная металлическая решетка от пола до потолка, он не сразу вспомнил, кто он такой и как здесь оказался.

Впрочем, и по прошествии некоторого времени, на протяжении которого он молча лежал с открытыми глазами на узких нарах, он так и не восстановил в своей памяти связную картину последних событий. Слова, фразы и образы медленно всплывали на поверхность его сознания, как потревоженные случайным купальщиком обитатели мглистого лесного озера всплывают с глубокого илистого дна.

Он вспомнил имя — Никита — и по непонятным для себя причинам решил, что это его имя, хотя и не был в том окончательно уверен. Немного погодя вспомнил драку, за которую очутился здесь. Вот, находясь в странном сумеречном состоянии, он бредет домой, поднимается на привычный этаж, но почему-то не открывает дверь своей квартиры ключом, а вышибает ее. А почему не ключом? Потерял?

Он садится на нарах и с изумлением ощупывает единственную деталь собственной одежды — грязную женскую ночную рубашку.

Н-да, потерял. И не только ключи.

Потом… Потом какая-то пара — мужик с бабой — кувыркается на его собственной кровати. Он возмущается, мужик лезет драться и сам получает по морде, да еще так крепко, что перелетает через кровать и уже бесчувственным приземляется на пол, как раз между стеной и шкафом. Баба что-то орет и куда-то звонит. Вообще-то понятно куда. А подъехавшие менты по своему обыкновению разбираться не спешат. Бьют резиновой дубинкой, так называемым «демократизатором», по башке и тащат в машину.

Он нащупывает на затылке большую шишку.

Немудрено после такого удара забыть все на свете. Даже собственное имя. Впрочем, имя-то он вспомнил — Никита, хотя и не был до конца уверен, что его на самом деле так зовут. Во всяком случае, это имя ничем не хуже других, а напрягать извилины, вспоминая, сейчас трудно.

И все-таки — что делали совершенно незнакомые мужик с бабой в его собственной квартире? И где это он так надрался, что сменил вполне приличную свою одежду на эту розовую женскую дрянь?

«Ничего не помню, — подумал Никита, поглаживая шишку на затылке, — нет, кое-что все-таки… Выгнали меня с работы. С какой? Хрен его знает. Пошел я выпить. Куда? Не важно. А там… Там, наверное, и нажрался до той запредельной степени, когда смог без всякого стеснения разгуливать по городу в женской ночной рубашке. С кем это я пил? Помню какого-то верзилу… Абрам… и его приятеля… кажется, с колбасного завода. Потом… потом я упал под стол».

Дальше ничего вспомнить не удавалось.

Никита протяжно вздохнул и снова улегся. Но не успел он вытянуться на нарах, как решетчатая дверь загромыхала, открываясь, и на порог камеры ступил милиционер в форме с погонами старшего лейтенанта. Никита снова спустил босые ноги на пол.

«Сейчас поведут куда-нибудь, — почти равнодушно подумал он, — судить меня, наверное, будут за драку и дебош…»

Однако милиционер оказался неплохим парнем, хоть и обладал устрашающе гигантским носом, губищами, похожими на березовый гриб-паразит, и ушами такими мясистыми, что в больной голове Никиты сразу всплыл образ свиного холодца.

— Выметайся отсюда, — сказал милиционер. — Утро уже. Только протокол сначала подпиши.

— А что я сделал-то? — спросил Никита, не совсем уверенный в том, что драка в его собственной квартире не была Результатом его пьяного бреда.

— Вот русский народ! — горько изумился Холодец. — Как пьет! Ты что, ничего не помнишь?

— Нет, — признался Никита.

— А как в чужую квартиру вломился? Как хозяина избил и хозяйку хотел изнасиловать?

— Не помню! — испугался Никита. — То есть точно помню, что насиловать никого не собирался, — зачем-то соврал он.

— Скажи спасибо, что они на тебя заяву не кинули, — проворчал милиционер, вытаскивая из кармана сигареты. — А то подсел бы на пару годков за злостное хулиганство. Пошли за мной.

Никита поднялся на ноги и, обжигаясь босыми ступнями о ледяной пол, вышел из камеры.

«Какой сейчас месяц? — подумал он. — Кажется, сентябрь. Холодно, черт. Как я опять по улице пойду в таком виде?»

Холодец запер дверь камеры и опустился на пустующий стул дежурного. Взял со шкафчика, куда складывались личные вещи задержанных, лапку с формами протокола, достал из кармана голенький синий стержень и посмотрел на Никиту.

— Ну? — сдвинув брови, спросил он.

— Что? — переспросил Никита, не зная, как расценивать это «ну».

— Имя и фамилия.

— Никита, — неуверенно проговорил Никита. — А фамилия.,. Не помню, гражданин начальник.

— Как это не помнишь? — удивился Холодец. — Ну уж не ври. Вот в пьяном виде ты бы не вспомнил точно, это я знаю, а сейчас ты протрезвел, следовательно, должен все помнить хорошо. Фамилия?

Никита поморщился, стараясь вызвать в своей памяти хотя бы какую-нибудь знакомую фамилию, но так ничего и не вспомнил. Зато придумал достойный выход из положения.

— Ты мне мозги не это самое, — угрожающе проговорил милиционер, — не канифоль мне мозги, понял? Вспоминай давай. А то закрою тебя еще на трое суток без пайка, живо все расскажешь.

— Да не помню я! — с отчаянием воскликнул Никита. — не от пьянки у меня, между прочим, в башке помутилось, а оттого, что… вот! — и наклонил коротко остриженную голову, демонстрируя большую шишку на затылке.

Холодец заметно смутился. Он поиграл стержнем, постучал им о лист протокола, потом решительно кашлянул и убрал лист в папку, а стержень в карман.

— Все, — сказал он. — Вопросов больше нет. Вали отсюда и больше не попадайся. Сейчас пять утра, народу на улицах мало. Имеешь шанс более или менее спокойно добраться до дома в своем идиотском прикиде. И смотри у меня, если еще раз ко мне попадешь, вообще без башки останешься. Понял?

— Понял, — ответил Никита, не веря в удачу.

— Пошел вон.

Как ни плохо соображал в те мутные рассветные часы Никита, он прекрасно понимал, что в таком наряде, в каком он сейчас, далеко по городским улицам он не уйдет. Первый же попавшийся патруль привезет его обратно, а снова видеть грозного милиционера ему не хотелось. К тому же ужасно холодно было бродить стылым осенним утром босиком и в одной только женской ночной рубашке. Поэтому недолго Думая он, выйдя из отделения, завернул в первый попавшийся подъезд.

«Батареи отопления в подъезде быть должны, — мрачно подумал Никита. — Отогреюсь, а дальше… Дальше посмотрим».

Подъезд был темным и промозглым, на первом этаже никаких батарей отопления не наблюдалось, поэтому Никита пошел на второй этаж, с ужасом прислушиваясь — не стукнет ли где дверь и не выйдет ли на лестничную клетку какой-нибудь ранний трудяга, который, конечно, не преминет сообщить в милицию о странном полуголом проходимце, благо отделение находится всего в двух шагах.

На втором этаже батарея была, а рядом с ней, на подоконнике, помещался бомжеватого вида седоусый мужик а ватнике. Услышав шаги Никиты, мужик испуганно вздрогнул и вскочил на ноги, стараясь прикрыть своим телом разложенные на подоконнике бутылку водки и два плавленых сырка.

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая