Метро 2033: Подземный доктор - Буторин Андрей Русланович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая

– Я запомню. Но, прости меня, конечно… зачем?

– Вдруг меня не станет. Надо, чтобы хоть кто-то помнил о нем.

– Сань, ты и правда дурочка. Чего вдруг тебя не станет-то?

– А что, если я во время родов умру? Глеб-то вон какой здоровенный…

– Ты только сейчас не роди, – все-таки засмеялся Денисов.

– Сейчас не рожу, – серьезно ответила Сашка. – Срок еще слишком маленький.

– А вот срок нашей встречи с друзьями вот-вот настанет, – завертел головой Пистолетец. – Давай-ка ты вон под ту елку спрячешься – видишь, лапник до самой земли, – а я дальше один пойду.

– Ну вот еще!

– А вот и не «ну», – посуровел Пистолетец. – Ты одета как храмовник, и ты девчонка. Не стоит в открытую лезть на рожон.

– Но они же меня знают!

– Они знают одетого в дурацкий балахон и покрытого коростами мальчишку, а не тебя. Лезь под елку, тебе говорят, а то не успеешь родить своего Славика.

– Только ради него, – направившись к ели, пробурчала Сашка. Затем повернулась: – Ты и сам-то не очень на мутанта похож. И выглядишь совсем не так, как тот Пистолетец.

– А это? – покрутил Денисов ладонями – беспалой и с шестью пальцами. – И потом, я почаналу могу роговить как рашьне.

– Кстати, – нахмурилась девушка, – всё собираюсь тебя спросить… Почему ты родился с шестью пальцами на руках? Ведь ты гораздо старше Катастрофы. Я, может, и дурочка, но не дура, чтобы не знать, что от радиации у тех, кто уже родился, лишние пальцы не вырастают. Кожа и внутренние органы портятся, кровь тоже, всё такое… Отвалиться, наверное, что-то может, но чтобы вырасти…

– А я никогда и не говорил, что у меня из-за этой радиации лишние пальцы… Ну, теперь уже палец.

– А из-за какой же тогда?

– Ты же сама как-то рассказывала, что читала про аварию на Чернобыльской атомной станции.

– И ты там был?!.

– Я родился в декабре восемьдесят шестого, уже здесь, в Устюге. Но родители перебрались сюда из Гомельской области только в октябре. Я уже, как говорится, был «в проекте», когда произошла авария, и мой зародыш больше пяти месяцев развивался в зараженной радиацией зоне.

– Гомельская область – это Украина?

– Белоруссия. Бо?льшее количество радиоактивных осадков выпало именно там.

– Почему же твои родители не уехали сразу?..

– Во-первых, о реальной опасности не сразу и сообщили. Во-вторых, мои папа с мамой люди сельские, не особо образованные… были. Не хотели срываться с родных, насиженных мест в неизвестность. Только уж потом, когда началось массовое выселение, когда силком, можно сказать, заставили…

На Сашкиных глазах заблестели слезы.

– Они… умерли?..

– Давно. Еще в девяностых.

– Прости…

– Да ты-то здесь при чем? Ты прячься давай, а то мы так до ночи лясы точить станем. Сама же говоришь: Глеб…

– Да-да, Глеб, конечно! – спохватилась девушка. – Я пошла. Я тихо буду сидеть, как мышка. И ты иди. И уговори их, пожалуйста, Пистолетичек милый!

– То глаза выцарапаю, то милый, – с улыбкой проворчал Денисов. – Не бойся, всё будет хорошо. Я скоро вернусь за тобой.

Пистолетец и в самом деле вернулся быстро, Сашка даже не успела начать волноваться. Ну – почти не успела, если не принимать во внимание, что волновалась она с самого начала. Правда, в первую очередь не за себя, а за Глеба.

Пришел Денисов не один, с ним были давешние знакомые: Лёха и Борис. Сашка поздоровалась с ними, но мутанты не ответили; подошли ближе и стали пристально разглядывать девушку.

– Эй, – шепнула Сашка Пистолетцу, – ты меня им продать решил, что ли?

– Что за глупости! – буркнул тот. – Откуда такие фантазии?

– А чего они… Будто товар выбирают.

– Мы смотрим, – сказал всё слышавший Борис, – не сбрехнул ли твой друг, што ты – это тот парень с коростами.

– Ну, я, конечно, не парень, – ответила Сашка, – и без корост, как видите, но тот самый, можете не сомневаться. Я даже стихотворение твоей Олюшки помню, – перевела она взгляд на Лёху.

– Не надо стихотворение, – погрустнел парень. – Я и так вижу, што это ты. Глаза, эвон, те же, да и голос.

– А вот одежда у ёй – храмовницкая! – нахмурился Борис.

– Так я же вам роговил… говорил, в смысле, что она у храмовников и живет! – засуетился Пистолетец. – Я же всё вам выложил, всю правду: Глеб оказался сыном Святой, Санька за него замуж вышла, где им еще жить – под елкой, вон, что ли?

– Храмовники – наши враги, – сухо припечатал Борис.

– Мне они тоже не друзья, – сказал Денисов. – Меня Святая казнить хотела. Хорошо Глеб заступился – только ссылкой отделался. Да и сам Глеб с матерью не особо ладит. Только ведь и он не виноват, что родился у нее, а не у кошки Мурки.

– Мы храмовникам не помогаем, – пуще прежнего насупился Борис.

– А никто вас и не просит помогать храмовникам. Вы ей, вон, помогите, девчонке этой. Вы не на одежду смотрите, а вглубь. Она-то вам точно не враг. А если поможете, вы ей настоящими друзьями станете, так ведь, Сань?

– Самыми-пресамыми большими друзьями! – сложила у груди ладони Сашка. – Помогите, пожалуйста. Спасите моего Глебушку! Он ведь тоже мутант, как и вы. И он добрый. Он всё сделает, чтобы Святая вам не досаждала. И я тоже всё буду делать, я ей расскажу, какие вы хорошие, она ко мне прислушивается.

– Вот и смотрите сами, – сказал Денисов. – Поможете – у вас появятся друзья в стане Святой. И друзья, скажем прямо, значительные.

– А коли не поможем? – шмыгнул носом Лёха. – Врагов наживем?

– Нет! – поспешно выпалила Сашка. – Я не собираюсь никому мстить. Помогать нам или нет – дело ваше. Я ведь помню, что вас, здоровых мужчин, и так в селе мало. А дело опасное. Как я могу обижаться, если вы откажетесь? У вас ведь жены, матери…

– На жалость-то не дави, – буркнул Борис. – И добрее, чем есть, не выказывайся. Всё одно кажный тока то робит, што ему дородно да ба?ско. Тебе – мужа спасти, Толяну – Святую задобрить. А про нас ить вы скоро забудете, хошь поможем мы вам, хошь нет.

– А вот и неправда! – раскраснелась и сердито топнула девушка. – Зачем вы по себе других судите? Да, мне в первую очередь хочется спасти мужа. Но добро я никогда не забываю. И про вас я всё это время помнила. И про Олюшку-Заюшку, про стихи ее, про то, как несправедливо и жестоко с ней обошлись каратели! Даже если вы мне не поможете, я всё равно буду просить Святую, чтобы она вас, «диких» мутантов, за грамотность больше не наказывала. Я этого во что бы то ни стало добьюсь! Ради Олюшки, ради всех остальных, кто не желает в безмозглых зверей превращаться. И сделаю я это совсем не потому, что мне это «дородно да баско», а потому что так, как сейчас, – это неправильно. Потому что нельзя так с вами поступать. Потому что вы – тоже люди. Пусть порой и бессердечные. Вот. Пошли, Пистолетец! – обернулась она к Денисову.

– Куда? – нахмурился тот.

– Глеба спасать. Этим ребятам нам помогать, видишь ли, не баско.

– Попридержи вожжу-то! – сердито бросил Борис. – Ну, девка, ты и тарахтелка! Парнем-то поспокойней была.

– Вот и я о том, – едва слышно сказал Пистолетец, но Сашка услышала и незаметно для других показала ему кулак.

– Значица так, – мотнул головой старший мутант. – Чичас Лёха сбегает к Олькиной матери, возьмет чего из одежи. Ну и на ночлег вас к ей пристроит, коль тетка Клава не взъерепенится…

– Не, она добрая, – растянул улыбку до ушей Лёха, – как и Олюшка моя была… Я ей как скажу, што она… што… как ее?..

– Саша я, – подсказала девушка.

– … што Саша про Олюшку знает и стихи ее помнит, так сразу растает.

– Ну беги тады, чаво стал? – зыркнул на парня Борис.

Лёха умчался, а Сашка пожала плечами:

– Одежду-то мне зачем? Я ведь и так не голая.

– В храмовницкой-то недолго по селу походишь, – хмыкнул мутант. – А так дерюжку накинешь, личико платком замотаешь – скажем, что гостья к тетке Клаве пришла, откель-нибудь издалёка.

– А ночевать обязательно? – спросил Денисов. – Может, наоборот, дождаться темноты – и…

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая