Гаяна (Иллюстрации Л. Гольдберга) - Аматуни Петроний Гай - Страница 24

• Предыдущая
• 24/115
• Следующая

— Серафим?! — старуха встала, выпрямилась, глаза ее метнули искры, но секунду спустя она чуть сжалась и заговорила мурлыкающим голосом, ласково и приветливо: — Что это мы, чуть не заспорили? А я-то, старая, и запамятовала… Был сундучок, но не Федора Ивановича, а мой собственный, еще от мамы в приданое достался. Но он было совсем расклеился, и я продала его еще зимой старьевщику. А вещей Федора Ивановича у меня нет никаких, кроме альбома. Могу уступить его вам, Ниночка. Подарила бы, но жизнь такая дорогая…

Большего они не добились. Нина купила у старухи альбом и, кивнув Петушку, первой поднялась.

— До свидания, — сухо сказала она.

— До свидания, моя милая. Прошу бывать у нас… Может, при случае и с Эммочкой вас познакомлю: дочь моя, живет с мужем в Ленинграде, но каждый год навещает меня. А Симочке я сделаю выговор, чтобы не сбивал людей с толку!

Нелегко дался Эвелине Марковне этот неожиданный визит. Проводив гостей, она, держась за стенку погруженного в полумрак коридора, едва доковыляла до двери. Войдя в комнату, грузно опустилась в качалку. Ноги налились тяжестью, усталость разлилась по всему телу, а пальцы безвольно опущенных рук были холодны, как сосульки.

Память вернула ее к событиям уже немалой давности, когда фашистские полчища ворвались на берега Дона. Это было тяжелое для всего советского народа время. Но только не для Эвелины Марковны. Она пустила в ход свои «сбережения», стала ездить по станицам, выменивая вещи на хлеб. Затем хлеб и другие продукты, добытые в станицах, она привозила в Ростов и снова выменивала на вещи, но уже более ценные.

Особенно часто она ездила в станицу Задонскую, где помнили эту дородную женщину по ее мужу — коренному задонцу. В один из приездов ей выпала редкая удача. В ту пору в доме, когда-то принадлежавшем Павлу Александровичу Тверскому, поселился немецкий врач, «герр доктор», как почтительно называли его немецкие солдаты. По рассказам станичников, он усиленно разыскивал родственников Тверского и даже обещал вознаграждение. Поразмыслив, Эвелина Марковна сказала себе; «Трус в карты не играет!» — и вечером, в запретный час, будто позабыв о строгом приказе гитлеровцев, вышла на темную улицу. Когда ее задержал патруль, она объяснила, что ей надо срочно «к господину доктору по важному делу».

— К подполковнику Дорту? — спросил офицер и приказал проводить задержанную.

Дорт говорил по-русски довольно сносно, и они нашли общий язык без переводчика.

— Кто ви есть? — спросил он.

— У Павла Александровича Тверского, — объяснила Эвелина Марковна, — был верный слуга, который с ним путешествовал… Федор Иванович Терехов.

— А ви кто есть? — нетерпеливо повторил Дорт.

— Я — невестка Терехова, жена его сына.

— Если ви есть настоящий невестка Терехова, — сказал Дорт, — то ви можете иметь от меня деньги! О! Зер грос деньги. Ми будем цузамен дружийть…

— Да, да, — послушно кивала Эвелина Марковна, и сердце ее приятно щемило.

— Мне не надо шпион, — с достоинством говорил Дорт. — О нет, я не занимайт этим… Мне надо иметь на память, что можно из вещей и коллекций доктора Тверского и вашего свекра, фрау. Ви понимайт?

— Да-да, я все понимаю, господин подполковник!

— Зер гут. Ви должна собирайт по станица все его бумаг, письмо, рукопись… Ферштейн зи?

— Я, я, — кивала Эвелина Марковна.

— И еще искать его коллекций. Согласны, фрау?

— Согласна, господин подполковник, — торопливо ответила Эвелина Марковна.

— А за каждый бумаг я платить вам деньги! Как это говорят по-русски? По рукам!

— По рукам, господин подполковник!

— Ви получите зер филь денег! Зер филь! — и он принялся подробно объяснять своей неожиданной помощнице, что ему требовалось.

После этого разговора она месяц провела в Задонской безвыездно. Врожденная хитрость крепко выручала ее тогда. Она придумывала различные трогательные рассказы о своей любви к мужу и свекру, о желании сберечь все, что осталось от них, а также от доктора Тверского, которому ее свекор был не столько слугой, сколько верным хранителем и другом, чтобы ничего из этого наследства не попало в руки немцев.

Люди русские, чуткие к чужому горю, шли ей навстречу. Да и время было такое, что хотелось верить каждому светлому стремлению и доброму слову.

Лучшей помощницы Дорту и желать было нечего. Правда, вначале «фрау» доставляла с виду ценные вещи, но не то, что требовалось. Однако дважды немец был щедрым, и они расставались довольные друг другом.

Наступление советских войск прервало это выгодное «дело» Эвелины Марковны. Только что она раздобыла старинный матросский сундучок, как Дорт вдруг исчез из станицы, точно сквозь землю провалился. Запасливая Эвелина Марковна на случай прихватила с собой сундучок и вернулась в Ростов. Но Дорта она не дождалась… А сундучок, уже просто благодаря бережливому характеру его новой хозяйки, остался лежать среди домашнего хлама в кладовке. Сундучок был крепкий, окованный тонким железом и, вероятно, служил доктору Тверскому походным сейфом в его путешествиях.

И вдруг сегодня к Пылаевой пришел незнакомый человек и предъявил фотокопии двух расписок, отобранных у нее Дортом еще в 1942 году. Со старухой чуть не сделался удар, но незнакомец быстро успокоил ее и сказал, что от нее требуется немногое — продать (он так и сказал: продать!), если, конечно, у нее есть то, что могло интересовать Дорта. При этом незнакомец, выразительно посмотрев на фотокопии расписок, посоветовал ей держать язык на привязи.

Эвелина Марковна показала ему сундучок. Осмотрев содержимое, незнакомец грубовато похлопал ее по плечу и засмеялся.

— Дорогая старушка, — бесцеремонно сказал он, — вы заработаете на этом ящике столько, сколько вам и не снилось.

Он назвал сумму, но бойкая Эвелина Марковна немедленно утроила ее. Начался торг. Незнакомец нервничал, злился, но ничего не мог поделать с жадной старухой.

— Хорошо, — наконец согласился он, утомленный спором. — Вот вам аванс. Вечером принесу остальное и заберу сундук. О, матка бозка, какой у вас твердый характер.

Все-таки сделка совершилась честь по чести. Но визит Нины и Петушка поверг Пылаеву в необычайное смятение. «Следят!.. Знают!.. — горели огнем в ее голове тревожные мысли. — Но кто? Кто мог сообщить об этом? Неужели соседка? Ведь она была в своей комнате. Или Серафим?.. Нет, он не знал о том, что сундучок уже продан. Соседка тоже ничего не могла подозревать… Но кто? Неужели они, органы?! Почему столько людей охотятся за этим проклятым сундуком?..»

Старуха была разбита и подавлена.

Выйдя из дома Пылаевой, Петушок и Нина направились в Кировский сквер, где их ожидали Андрей и Серафим, На углу удивленная Нина встретила Рязанова. Не успела она рта открыть, как Алексей снял шляпу (он был в штатском) и радостно воскликнул:

— Нина Константиновна! Какая неожиданная встреча!.. Мы так давно не виделись с вами… Простите, молодой человек, — он повернулся к Веневу, — если вы позволите, я всего на несколько минут задержу вашу знакомую…

Петушок недружелюбно посмотрел на Рязанова и прошел вперед. Алексей взял Нину за руку и свернул за угол.

— Тихо и коротко расскажите, что вы делали в этом доме, — попросил он. — Были у старухи?..

— Вы что, волшебник, Алексей Сергеевич?! — воскликнула Нина.

— Тише, прошу вас!

Нина рассказала о том, что она узнала.

— Мы с вами разными путями пришли к этому дому, но я еще не успел побывать в нем. Вы очень помогли мне… И еще сумеете помочь. Что вы думаете делать сейчас? — спросил Рязанов.

— Да, собственно, раз сундука нет, мне здесь делать уже нечего.

— Сундук, по-моему, еще там!

Нина вопросительно посмотрела на него.

— Да-да, там. Во всяком случае, если сундук действительно был, то он еще там.

— ?!

— Не расспрашивайте пока меня ни о чем. Идите к своим друзьям и… — он посмотрел на часы, — через пятнадцать минут я ожидаю вас в машине на углу Энгельса и Журавлева, у аптеки. Там и поговорим. Не опаздывайте, прошу вас. И вот еще что: пригласите с собой бортрадиста, который живет у нее на квартире.

• Предыдущая
• 24/115
• Следующая