Синдикат «Громовержец» - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая

– А на ней батарейки не кончатся?

– А если и кончатся, я так заору, что весь город услышит. И близнецы тем более услышат, у них слух хороший.

Несмотря на самоуверенность Пакли, Пельменю было не очень уютно около него находиться. Все-таки Пакля превратился в источник опасности, когда стал врагом Промзавода. И этой опасностью заражалось все, что находилось рядом. А уж Пельмень к подобному был более чем восприимчив.

Оба направлялись за старое кладбище. Там, в некотором отдалении от последних городских рубежей, одиноко высилось трехэтажное бетонное здание, практически пустое. Когда-то давно здесь хотели основать фабрику промышленного текстиля, чтобы зарыбинским сударушкам было где работать. Поставили корпус, подвезли даже кое-какое оборудование. Потом дела не заладились, строительство пришлось остановить.

Чтобы местная шпана не растащила оборудование и сантехнику, внизу установили могучую стальную дверь. Через день-другой эту дверь, конечно, украли. Потом дошла очередь и до остального. Теперь продуваемое ветрами здание стояло никому не нужное и помаленьку рассыпалось.

Пельмень по дороге то и дело начинал беспокойно вертеться и спрашивать, куда они идут, но Пакля лишь хитро скалился.

– Сюда! – объявил он, когда оба оказались перед зданием, замершим в ожидании конца.

– Чего, внутрь?! – Пельмень отшатнулся. – А если рухнет? Раздавит же в лепешку!

– Если раздавит, твою лепешку соберут в комок и опять слепят тебя. Никто разницы и не заметит. Пошли...

В осиротелом строении бродили злые ветры. Пельмень шел на полусогнутых и дрожал при каждом скрипе. Стены здесь были исписаны и разрисованы отборной пошлятиной, и для Пельменя это было все равно, что ритуальная роспись, оставленная кровожадным диким племенем на стене пещеры.

– Сюда, – зловеще прошипел Пакля, подводя его к лестничному блоку. – Сейчас полезем в подвал. Если ты, жировой мешок, будешь ныть и скулить, я тебе уши на затылке завяжу. Всосал?

Было темно, спускаться приходилось на ощупь. Пельмень глухо бормотал слова раскаяния, он не понимал, как позволил себя уговорить ввязаться в эту авантюру.

– Сейчас... Тут где-то дверь.

И действительно, отворилась тяжелая металлическая дверь, за которой простирался гулкий зал бомбоубежища. Тусклый электрический свет лишь немного рассеивал мрак поздемелья.

– О-о-о... – простонал Пельмень, закрывая лицо ладонями. – Ну и тухлятина. Что тут?

– М-да, – согласился Пакля. – Пахнет немножко неприятно. Мне и самому не нравится. Ну ладно, потерпишь. Заползай.

Но Пельмень не двинулся с места. Он вытаращил глаза и прошептал.

– Тише! Там кто-то живой. Гляди, гляди – вон шевелится....

– А-а, заметил, – ухмыльнулся Пакля. – А двуногую корову помнишь? Вот это она и есть. Пошли, пошли... Тут еще и не такое увидишь.

Подземный зал, разделенный простыми перегородками на несколько секций, был полон самого разного хлама. Причем некоторые кучи остались еще со времен строительства, а иные были навалены совсем недавно – они еще не успели слежаться и обрасти пылью.

Ближе всего громоздились обломки каких-то электронных блоков и мотки провода. Чуть дальше тускло поблескивала целая гора битого стекла.

– Пошли, Пельмень, – торопил Пакля. – Сейчас много чего интересного поглядишь. Такого, что позеленеешь.

Уже за стеной первой секции Пельмень приготовился позеленеть. В желтом электрическом свете стояли у стены коровы и свиньи. Они стояли вертикально, на задних ногах, привязанные к ржавым металлическим решеткам, все опутанные какими-то шнурами. Они, кажется, спали. Лишь по отдельным признакам можно было догадаться, что они живые. Одна корова, например, ритмично взмахивала ушами, другая вдруг начинала вся трястись.

Здесь имелась и одна собака – большая и лохматая. Она не шевелилась, хотя глаза ее были открыты и тускло светились в полумраке.

– Подойдем поближе, – Пакля толкнул Пельменя в спину.

– Не-е, – заблеял тот, хватаясь за уши, словно в них заключалось спасение.

– Двигай костями, не бойся, – и Пакля потащил приятеля к животным.

– Эти мои ребята, – пояснил он, – делают какие-то опыты. Это они, между прочим, коров и свиней по фермам воруют. Дутов бы охренел, если б узнал...

Пельмень с неподдельным ужасом рассматривал этот сонный мясной ряд, устроенный непонятно зачем близнецами. Вблизи были видны кое-какие подробности, причем подробности ужасные. Все коровы оказались раскромсаны вдоль и поперек, перетянуты проволочками, пронизаны трубочками.

К истерзанным шкурам крепились наживую проволочными петлями прозрачные пакеты с какой-то мутью, что-то булькало, выпускало газы, воняло... Одна свинья была вся утыкана стальными прутиками вроде электродов. Эти прутики сплетались, образуя подобие каркаса. Из воспаленных ранок что-то сочилось, блестели влажные корочки, свисала лохмотьями омертвевшая ткань.

А у собаки была содрана шкура со спины, багровое загрубевшее мясо прикрывал кусок полиэтилена. Под ним сплетались разноцветные проводки, все в засохшей крови.

– Это что ж за такая живодерня, – выдавил наконец Пельмень. – Зачем они это делают?

– Они знают, зачем, – пожал плечами Пакля. – Мне пока не докладывали. Ты ж видел, они ребята неразговорчивые.

Покинув приют замученных животных, замерших в своем зловещем сне, они отправились дальше. Путь шел мимо кривых самодельных столов, заставленных банками, ванночками, колбами, пакетами с порошками, мимо уродливого нагромождения какой-то немыслимой аппаратуры, сработанной, судя по всему, из подручных средств, мимо импровизированных складов с коробками, бочонками, бутылями. Под ногами хрустели вперемешку радиодетали и использованные шприцы.

– Все ворованное, – сообщил Пакля. – Гастроном тоже они подломили, помнишь? Вон банки с топленым маслом стоят. Было еще вроде вино или коньяк. Я хотел бутылку прибрать, но не успел. Они все слили в котел и смешали с какой-то дрянью.

– Зачем это все? – не уставал изумляться Пельмень. – Чего они придумывают?

– Ну, у них тут вроде базы. Чего-то мастерят такое... Да ладно, пускай ребята развлекаются. Я им не запрещаю. Ты ведь тоже «селедок» разводишь, и никто тебе не мешает...

В одной из секций в шкафу из прозрачных пластиковых листов млела спящая корова. Пельмень даже не сразу понял, что это корова, а не кто-то еще. Животное замучили, похоже, до последнего предела. Тело было все покрыто кроваво-красными буграми, как будто кто-то неумело слепил его из красного пластилина. Из-под ребер торчали изогнутые железки, слегка прихваченные бинтами. И опять – трубочки, мешочки, проводочки...

– Пойдем отсюда, – жалобно попросил Пельмень. – Тут гадостями воняет, у меня желудок шевелится.

– Обожди, обожди... – злорадно захихикал Пакля. – Ты еще не видел, что мои ребята жрут. Тогда твой желудок точно выскочит, заорет и убежит на хрен...

Он открыл крышку морозильника, сбросил кусок фанеры с мятого алюминиевого бака. В ноздри Пельменя шарахнул такой убийственный аромат, что он пошатнулся. В баке была какая-то осклизлая зернистая масса, непонятно на что похожая.

– Они это иногда греют перед обедом, – злорадствовал Пакля. – Представляешь, что начинается?

– Что это за пакость? – безжизненно пробормотал Пельмень, у которого голова шла кругом. – Они это на кладбище откапывают?

– Не знаю. Сами, кажется, делают из фарша, жира и еще чего-то. Это какая-то ихняя пища, в ней все специальные вещества, витамины.

– Замолчи...

– А чего? Они поэтому и здоровые такие, что еда специальная. А ты – как кусок свинины, потому что вкусненькое любишь. Вот когда захочешь тоже амбалом стать, приходи сюда обедать.

– Лучше сдохнуть! – в сердцах выпалил Пельмень. Потом, глянув по сторонам, спросил: – А электричество тут откуда?

– Ворованное, – широко улыбнулся Пакля. – Кинули провод на столб – и все дела. Они у меня на все руки мастера. Будет время, заставлю, чтоб комнатку мне тут устроили. С диванчиком, телевизором...

• Предыдущая
• 27/78
• Следующая