Синдикат «Громовержец» - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 63

• Предыдущая
• 63/78
• Следующая

Пакля вдруг ощутил толчок локтем в бок. Он повернулся – на него смотрел сонный Шуша. Он смотрел как-то странно – словно не видел. Или видел, но не собеседника, а что-то другое.

– Чего? – пробормотал Пакля.

– А прикинь, – тихо сказал Шуша. – Вот стоит чувак. Толстый, килограмм на двести. На дороге стоит. И тачка летит, «Феррари», – под двести километров. И – буц ему в брюхо! И весь его жир – вдребезги по дороге.

– Чей жир? – оторопел Пакля.

– Чувака этого.

– Какого чувака?

– Да просто чувака. Прикинь. Короче, двигать пора.

– А-а... – медленно кивнул Пакля, невольно отодвигаясь.

Поршень и Хамыч с Чингизом начали о чем-то переговариваться. Пакля прислушался, но до него доносились только обрывки фраз:

– ...а чего ты бычки-то? Подумаешь, бычком прижег...

– Бычком и сам себе могу...

– Утюгом надо...

– Старо. Сейчас ребята пальцы в тиски...

– Девку его надо было разложить...

– ... а, маленькая. Пионерка...

– Кадык вскрыть лезвием и ширнуть в вену, будто сам...

– ...ничего, я котенка брал и на их глазах отверткой... Дети, блин, орали, сучата...

Шашлыки были жесткие и пахли керосином. Пакля где-то слышал, что протухшее мясо специально керосином прыскают, чтобы опарыши выползли. Он отложил шампур в сторону и закурил. И вновь Шуша толкнул его в бок.

– Чего? – нахмурился Пакля.

– А прикинь, – сказал Шуша, пристально глядя, как в зубах Пакли горит сигарета. – Прикинь, чувак курит. Вот сигарета до рта догорела – губы тлеть начали, потом вся голова задымилась...

– Ты про какого чувака все мне шепчешь?

– Да так... Просто, прикинь. Я говорю, двигать пора.

Пакле захотелось поскорее избавиться от кошмарных образов, которыми пичкал его сонный Шуша, поэтому он прокашлялся и спросил:

– Ну чего, пацаны, какие у нас планы?

Он стремился сделать голос солидным и одновременно небрежным, чтобы ненавязчиво намекнуть на свой высокий статус в команде. Но никто его стараний не заметил, только Хамыч кивнул, скосив глаза.

– Все нормально... сиди отдыхай.

Где-то на пределе слышимости вдруг послушалось мяуканье. Чингиз тут же вскочил, его глаза сверкнули.

– Кошка, – сказал он. – Тут где-то кошка.

– Откуда здесь? – с недоумением пробормотал Шуша.

– Но я слышал! – Чингиз бегал глазами по кустам и его руки непроизвольно дергались, словно он ловил мух.

– С лесничества могла прибежать, – высказался Поршень. – Рыбки половить.

– А ну, обождите... – бросил Чингиз и молниеносно исчез в прибрежных кустах.

– Двигать пора... – едва слышно пробормотал Шуша.

Через минуту Чингиз вернулся с пятнистой черно-рыжей кошкой в руке. Он очень ловко, со знанием дела держал ее за шкирку. Несчастное животное извивалось и орало, но вырваться не могло. Чингиз выглядел странно возбужденным, словно поймал не драную обитательницу помоек, а по меньшей мере золотую рыбку.

– Тьфу, блин... – с омерзением проговорил Хамыч. – Сейчас опять начнет дурковать.

– Ничего, ничего... – пробормотал Чингиз, поднимая с земли крепкую палку. – Так надо. Поршень, принеси изоленту из машины.

– У тебя изолента сразу прогорит.

– А я ею только прихвачу. А потом проволокой.

Поршень пожал плечами и принес моток изоленты. Чингиз принялся приматывать кошку к палке. Когда она уже не могла двигаться, он достал из кармана клубок стальной проволоки.

– Все нормально, – сказал он.

– Чего это он? – с некоторым испугом спросил Пакля у Поршня.

– А... он кошек жрет. Привычка такая.

– Жрет?! – ужаснулся Пакля. – Зачем?

– Надо двигать, – тихонько пропел ему на ухо Шуша.

Пакля взглянул на Пельменя, который до сих пор не проронил ни слова. Пельмень выглядел так, словно его, а не кошку, сейчас собирались жрать. У него, кажется, даже слезы в глазах блестели. – Дай хоть я ей шею сверну, – с кислой миной изрек Шуша. – А то орет, как свинья собачья.

– Нет! Кошку жарить надо, пока живая. Тогда от нее вся сила ко мне перейдет.

– Много там силы...

Чингиз суетился, нервничал, чуть ли не облизывался. Кошка хрипела на палке, судорожно дергая лапами.

– Колышки надо переставить, – пробормотал Чингиз и начал возиться у костра. И тут случилось невероятное.

Пельмень, на которого не обращали внимания, вдруг схватил палку, отбежал на десяток шагов и быстро-быстро смотал с приговоренного животного изоленту. Кошка, совершив немыслимый кульбит, соскочила на траву, дико вскрикнула и в одно мгновение исчезла в кустах.

Пельмень застыл, вцепившись в палку, с которой свисали обрывки изоленты. Он, не моргая, смотрел на Чингиза. Тот повернулся, непонимающим взглядом пошарил вокруг костра, наконец, увидел Пельменя с палкой.

– Ты что? – оторопел он. – Ты что сделал, уродец? Пакля сжался от нехороших предчувствий. Он думал, что беспощадный Чингиз сейчас разорвет Пельменя пополам. Пельмень не отвечал, только сопел и трясся.

– Да оставь пацана, – лениво проговорил Поршень.

– Ни хрена не оставь, – негромко, но с угрозой проговорил Чингиз. – Он мне теперь должен по жизни.

– Да ладно, осядь... Иди лучше налью.

После этой драматичной сцены Пакля ощутил нестерпимую жажду. Он наплескал себе целый стакан водяры, и через пару минут ему стало легче. Он даже стерпел, когда Шуша в очередной раз толкнул его в бок и начал бормотать:

– Прикинь. Чувак «молнию» на куртке расстегивает, а из-под нее – печень на пол – шлеп!..

Разморенный спиртным Пакля вдруг захотел пообщаться с Пельменем и немного успокоить его непринужденным разговором.

– Пельмень, – позвал он. – Как вообще дела-то?

– Нормально... – рассеянно ответил Пельмень, взявшись за ухо.

– «Селедки» плавают?

– Чего? А-а, да...

– Бабу хочется, – прервал их беседу Хамыч. Он растянулся на траве, заложив руки за голову. – Большую такую, толстую рыжую бабу. Бабищу. Может, прокатимся в город за девчонками?

– Рано еще, – качнул головой Поршень. – Все дома сидят, прыщи запудривают перед танцами.

– А мы домой заявимся. Хрен ли нам?

Поршень кисло усмехнулся и сделал неопределенный жест: нечто среднее между покачиванием головой и пожатием плечами. Пакля при упоминании о девчонках беспокойно заерзал. Заточение в подвале сделало его очень чувствительным к этой теме.

– А правда, – сказал он. – Может, доехать до города, поискать знакомых? Пельмень, у твоей сеструхи ведь есть подруги?

– А что за сеструха? – заинтересовался Хамыч, энергично поднимаясь с травы. – Красивая? Или такая же лысая толстуха?

– Нормальная, – не спеша и со значением проговорил Поршень. – Хорошая баба.

– Слушай, толстяк, познакомь с сеструхой, – насел на Пельменя Хамыч. – Все по-нормальному будет, не бойся. Давай сгоняем на тачке, прямо сюда привезем, шашлычок как раз поджарим.

«Из кошки», – почему-то подумал Пакля.

Пельмень завороженно смотрел, как открывается и закрывается рот Хамыча, усаженный золотыми зубами. Как-то оказалось, что все окружили его, и их взгляды прямо-таки давили. Все разом захотели, чтобы он привез сюда сестру.

– Ну давай, чего ты? – нажимал Хамыч. – Чего ломаешься-то? Не тебя ведь трахать будем.

– Она не поедет, – осмелился возразить Пельмень.

– Так попроси хорошо! Уговори!

– Нет, она не захочет...

– Пусть едет и привозит, – угрюмо оборвал его Чингиз. – Он мне должен, пусть отрабатывает. А чего нам тут делать-то без бабы? В жмурки играть?

– Двигать надо, двигать, – мягко подсказал Шуша.

– Отвали, успеем, – отмахнулся Хамыч. – Поднимайся, толстый. Поршень тебя подкинет на джипе.

Пельмень в замешательстве обернулся на Паклю, словно искал защиты. Но Пакля и не собирался защищать. Ему тоже хотелось разбавить компанию женщиной.

– Да ладно, зови сеструху, – проронил он небрежным тоном. – Не бойся, не обидим. Просто посидим...

Пельмень затравленно озирался, натыкаясь на недобрые настырные взгляды своих случайных собутыльников. Никто его не жалел, даже старый приятель Пакля.

• Предыдущая
• 63/78
• Следующая